Стук в дверь отзывался в голове болью. Петрович открыл глаза. Подлый солнечный луч, словно только этого и ждал — резанул так, что пришлось уткнуться носом в подушку.
— Папа! Да открывай же ты! — потребовали за дверью.
«Леха, будь он неладен, — понял Петрович. — Спасать приехал!»
Вставать не хотелось. Ничего не хотелось. Почему они все не оставят Ивана Петровича в покое? Чего им всем от него надо? Помочь? Так не выйдет у них ни черта! Из мертвых они воскрешать не умеют. А другая помощь ему не требуется!
В дверь снова затарабанили. Петрович в сердцах отшвырнул подушку и поднялся. Комната пошатнулась, но устояла. И он, шаркая ногами, как древний старик, поплелся к дверям.
***
Леха, к счастью, приехал один. Хоть на это ума хватило. Не потащил с собой все свое семейство. Петрович, конечно, любил внука, да и с невесткой дружил, но сегодня был не готов изображать радушие.
— Папа, ты бы хоть предупреждал! — набросился Леха с порога, едва Петрович отодвинул щеколду. — Дома тебя нет, на звонки ты не отвечаешь. Я уже черт знает что подумал!
— А ты не думай, — просипел Петрович. — Здоровее будешь.
Во рту раскинулась пустыня, язык царапал рашпилем. Хотелось пить и таблетку аспирина. Вроде Маша когда-то собирала на даче аптечку. Надо бы пойти поискать.
— Да как же не думать-то? — возмутился Леха, принюхался, поморщился. — Ну нельзя же так, папа! В твоем-то возрасте!
— А чего в моем возрасте, только лечь и помереть? Так я и не против! — разозлился Иван Петрович и побрел на кухню.
Леха следом. Молча. И на том спасибо. Отчитывать продолжит, конечно, но позже. Даст отцу в себя прийти. Перебрал Петрович вчера.
Раньше так не напивался, разве что по молодости. А теперь вот, пожалуйста. Ну он же не виноват, что иначе боль не уходит. Терзает, мучает, с ума сводит. Даже заснуть, поганка, не дает. Устал он проводить ночи, глядя в потолок. И без Маши быть устал.
Лехе этого не понять. Молодой еще. Ему только предстоит узнать, что друзья с возрастом исчезают. Не физически, нет. Просто истончаются какие-то ниточки, притягивающие людей друг к другу. И очень повезет, если рядом с тобой окажется одна-единственная, которой доверяешь все. С которой даже молчать уютно.
Вот у Ивана Петровича была такая единственная. Маша, Машенька, Мария, жена, мама Лехина.
Была. И ушла полгода назад. Инфаркт.
Петрович сперва даже поверить не мог. Не должно быть никаких инфарктов у женщины, которой еще и шестидесяти нет. Она же молодая. Моложе его на целых семь лет.
Они ведь на дачу планировали весной. Маша каких-то семян накупила. Все хвасталась цветными бумажными пакетиками. Рассказывала, что и где посадит. Мечтала, как будет красиво.
Петрович тогда рассеянно кивал. В цветах он разбирался как бегемот в балетных фуэте. Но Маше это было и не нужно. Она просто делилась радостью с мужем.
А теперь ее нет. И красиво уже не будет. Хотя Петрович, собираясь на дачу два дня назад, положил эти самые цветные пакетики в карман. Зачем? Он не знал. Просто так было правильно.
Вот и раскинулись они веером на кухонном столе, за которым сидит сын Леха и осуждающе смотрит.
Иван Петрович заглотил таблетку аспирина, запил водой прямо из чайника, пригладил ладонью волосы.
— Ну давай, воспитывай отца. Ты же ради этого на дачу примчался, — сказал он с вызовом.
Хотя Леха-то ни в чем не виноват. У него тоже горе. Мать потерял. Петровичу стало на секунду стыдно.
— Да не буду я тебя воспитывать, — Леха вызов не принял. — Просто страшно мне за тебя, папа. Я понимаю, что ты маму любил.
— Люблю, — поправил Петрович.
— Любишь... А я тебя люблю, пап. И хочу, чтобы ты жил. Не травил себя выпивкой, не терзал мыслями. Просто жил. Не знаю, как помочь. И предложения мои тебе, наверное, дурацкими кажутся. Но ты займись чем-нибудь. Ну сделай что-то такое, что бы маме понравилось. Домик этот покрась, сад в порядок приведи. А то зачахнет он без нее.
Иван Петрович сидел за столом напротив сына, перебирал пакетики с семенами, словно карты тасовал. Задумчиво, автоматически, не замечая, что творят пальцы. Смотрел безучастно в окно.
Леха сдался.
— Ладно, папа, оставлю я тебя в покое. Не хочешь ты моей компании — не надо. Обещай не пить больше. Ты же на пенсию вышел, поздновато в таком возрасте в алкоголики записываться.
— Не боись, Леха. Все со мной в порядке будет. Ну перебрал один раз, ничего страшного, — Иван Петрович вяло улыбнулся. — Иди, у тебя своих дел навалом.
— Папа, мы в отпуск через неделю уезжаем, с нами не хочешь?
— Сдался я вам. Иди давай!
И Леха ушел.
***
«Слава богу, — вздохнул Петрович. — Чего всполошился — непонятно. В выходной свой сорвался. Сидел бы с семьей, пока время есть. У Петровича вот оно кончилось. Оборвалось. Чикнула судьба ножницами, и остался Петрович один».
Он задумчиво посмотрел на бумажные веселенькие пакетики с семенами. «А ведь Леха хорошую идею в этот раз подкинул, — подумалось ему. — Не чета прошлым: общайся, разговаривай, в люди выходи. На кой мне эти люди, если они все не Маша? А вот сад ради нее — это дело!»
Знаний катастрофически не хватало, и Петрович полез в интернет.
***
Оказалось, что с посадкой большей части Машиных семян он безнадежно опоздал. За окном цвела вторая половина мая. Но кое-что сажать еще было можно.
Вроде все просто. Инструкции, как говорится, прилагаются. Да и сам Петрович не безрукий — справится.
Вот только один пакет вызывал у него сомнения. Не было на нем никаких вразумительных надписей. Разве что с одной стороны красовались блеклые буквы: «цветок счастья». И все.
А кроме того, Петровичу казалось, что не видел он раньше этого пакета среди других. Или просто не заметил?
Как это чудо природы выращивать, было совершенно неясно. И что проклюнется из семечка, упакованного в пластиковую миниатюрную колбочку, тоже неизвестно. Фотографии «цветка счастья» не прилагалось.
Самое интересное, что даже всемогущий интернет о нем ничего не знал!
«Ладно, — решил Петрович. — Посадим, а там посмотрим».
***
Для загадочного растения Петрович выбрал самое распрекрасное, по его мнению, место в саду. Самое солнечное, видное, аккурат посередине участка. Выкопал ямку, воткнул туда семечко, огородил зелененькой пластиковой оградкой, полил и... забыл.
В саду и без «цветка счастья» было чем заняться. Полоть, удобрять, обрезать, вредителей уничтожать. Интернет сыпал советами. И Петрович не переставал удивляться, как это его Маша так лихо и с удовольствием управлялась со всей кучей садовых дел.
Потихоньку он втянулся. Да так втянулся, что даже не заметил, как из-за забора за ним втихаря наблюдает соседка Марина. С Машей они вроде приятельствовали. Но когда она попыталась посочувствовать Петровичу после похорон жены, тот ее отшил.
— Очень жаль Машеньку. Может, вам помощь какая требуется? — предложила тогда Марина.
— Спасибо, — буркнул в ответ Петрович. — Ничего не надо. Единственное, что мне требуется, так это чтобы меня никто не дергал!
Марина послушалась. Тоскует мужик, не хочет разговаривать. Ну так что же — это его право.
Но когда сосед вроде ожил и начал неумело копошиться в саду, Марину прямо распирало от желания поправить, пособить, научить. Но она держалась: пошлет ведь.
Пока однажды июльским утром Иван Петрович сам не окликнул ее:
— Марина... Не знаю вашего отчества. Вы ко мне не зайдете на минуточку? У меня тут такое выросло!
***
Она поспешила на соседский участок. Открыла калитку и ахнула: Петрович стоял перед исполинским ярко-малиновым цветком, похожим на сердце. Толстенный стебель возвышался на добрых три метра. Пластиковая зеленая оградка обнимала его шершавое основание.
— Вот, — сказал Петрович. — Вчера еще ничего здесь не было. А сегодня утром вымахал! Что это такое, не знаете?
Марина завороженно покачала головой, потрогала ворсистый, как у подсолнуха, стебель и спросила:
— А откуда он взялся?
— Из семечка вырос. У жены... У Маши семена нашел, решил посадить. Этот вот в белом пакете был. «Цветок счастья» назывался. А больше никакой информации.
— Ну ничего себе. Я и не слышала о таком. Интересно, где Маша это чудо купила?
Петрович пожал плечами.
— Бог его знает. Вы понимаете, Марина, мне кажется, она его не покупала. Он как-то сам появился.
— Не поняла.
— Ну вот, когда я первый раз копался в Машиных семенах, готов поклясться, его там не было. Потом сын пришел. Мы с ним поговорили. Он мне посоветовал маминым садом заняться. А когда он ушел, я вот этот «цветок счастья» и обнаружил.
— Интересное кино. А вдруг он ядовитый? Уж больно красив, — Марина подняла голову, принюхалась.
Цветок качнулся ей навстречу, словно только этого и ждал, обдал ароматом...
***
И Марина вдруг оказалась в детстве! Она стояла во дворе своего дома, держа за руль новенький «Салют», под ногами собирался в стайки тополиный пух.
— Маришка, давай домой. Обед готов! — раздалось из окна третьего этажа.
Мама! В цветастом летнем халате и в любимом клетчатом фартуке.
— Ну ма! Еще немножко! — привычная детская фраза вырвалась сама собой.
— Иди живо! А то больше не выпущу! — пригрозила мама и скрылась за занавеской.
***
— Марина, вам плохо? — Родной двор растаял, исчез велосипед, тополиный пух и дом вместе с мамой.
Иван Петрович обеспокоенно тряс Марину за плечо, заглядывал в глаза.
— Мне хорошо. Я маму видела. Ее уже давным-давно нет, — прошептала она. — Вы сами понюхайте, попробуйте.
Петрович опасливо посмотрел на цветок, потом втянул носом воздух...
***
— Как сына назовем? — Маша улыбалась, сидя на лавочке.
Молодая, родная, любимая. Он узнал место — двор женской консультации. Они тогда вместе ходили. Машка была уверена, что у них будет сын.
— Виктор! — Иван Петрович хотел назвать ребенка в честь любимого дяди. — А если девчонка родится, то будет Виктория.
— Не будет девчонки. А сына назовем Алексей. — Маше очень нравилось это имя.
Иван Петрович помнил, что он быстро сдался. В конце концов, Алексеем звали его дедушку.
Сердце зашлось от боли и нежности. В глазах защипало. Наверное, тополиная пушинка попала в глаз. Вон сколько пуха вокруг, словно снег кружит...
***
Он очнулся. Марина понимающе смотрела на него, молчала. И на том спасибо. Умная женщина.
— Странный цветок, — пробормотал Петрович.
— Волшебный. Можно я к вам в сад как-нибудь Ольгу Максимовну приглашу? Вы понимаете, у нее дочка погибла три года назад. Ольга Максимовна так мучилась. Постарела прямо на глазах, — Марина смотрела умоляюще. — Пусть цветок ей поможет. Вернет хоть на минуточку счастье.
Иван Петрович хотел было отказать, и не смог. «Кто я такой, чтобы распоряжаться чудом? Пусть приходит. Может, ей легче станет», — подумал он.
***
Цветок счастья цвел целый месяц. Многие соседи успели наведаться к Петровичу за это время.
Как выяснилось, не один он со своим горем. Почти каждый человек кого-то терял. Болел душой, мучился, падал в пучину. Но потом выкарабкивался и жил дальше. Кто как умел.
«А я-то себя чуть ли не единственным мучеником в этом мире возомнил, — размышлял Иван Петрович. — Оказывается, все люди страдают. Только каждый по-своему с этим справляется.
Прав был Алешка, когда говорил, что нужно общаться. Ох как прав. Вместе и горе легче пережить. Вот поделишься с кем-то, и на душе светлее делается».
— Интересно, можно будет с этого цветка счастья семена собрать? — однажды задумалась Марина.
— Вряд ли, — вздохнул Петрович. — Нам и так подарок сделали. Правда, не знаю кто. Может, судьба, может, жизнь, может, какие-то высшие силы.
***
И он оказался прав. Цветок исчез точно так же, как и появился. Вечером был, а на следующее утро осталась одна зеленая оградка, окружившая пустой клочок земли.
Зато чудо в жизни Петровича осталось. Дышать стало свободнее. Светлая бабочка грусти на сердце — это тебе не гранитная плита тоски и безысходности.
Да и людей вокруг разглядеть получилось: живые они, хорошие. Выслушают, груз с души снимут, одиночество прочь прогонят.
«Скоро Леха из отпуска приедет, надо будет с ним поговорить по-человечески», — решил Иван Петрович.
***
В дверь колотили. Петрович открыл глаза, потянулся. «Леха, кому еще быть-то? Только он так в дверь тарабанит!»
Ноги в тапочки и открывать, пока дверь с петель не рухнула:
— Иду я, иду.
— Папа, ты как? — голос-то какой, прямо Мать Тереза.
— Нормально, сын. Ты лучше скажи, как в отпуск съездили? Чего один-то опять? Я внука в этой жизни увижу вообще?
— Обязательно. Чаем угостишь? А то я с утра пораньше к тебе рванул. Даже не позавтракал.
— Проходи, паникер. Все у меня в порядке. Мы же по телефону разговаривали. Связи не доверяешь?
— Не очень, лично хотел убедиться.
Они пили чай на кухне, ветерок теребил занавески, солнце рисовало золотые полоски на скатерти. Иван Петрович слушал сына и улыбался. Впервые за долгое время. Не один он на этом свете. Без Маши, но не один.
А с ней он еще обязательно встретится. Потому что есть чудеса в этом мире. Одно такое он сам вырастил.
Автор: Алена Слюсаренко