Нина стояла, прижав к груди сумку с продуктами. Пальцы побелели от напряжения. Женщина считала до десяти про себя, как делала всегда, когда Людмила Аркадьевна появлялась на пороге без предупреждения.
— Живете как в хлеву, самих-то устраивает? — спросила свекровь недовольно, оглядывая прихожую квартиры.
— Мама, мы не ждали тебя сегодня, — сказал Сергей, выходя из ванной и вытирая руки полотенцем. Его голос звучал ровно, но Нина видела, как дернулся уголок его рта.
Людмила Аркадьевна шагнула вперед, не разуваясь. Ее каблуки отчетливо цокали по паркету, оставляя влажные следы — на улице моросил дождь.
— Конечно, не ждали. Если бы ждали, небось прибрались бы. Что это за газеты разбросаны? А эти коробки в углу неделю стоят, не меньше.
Нина молчала. Коробки были с новыми книжными полками, которые они купили на прошлой неделе. Не успели собрать — Сергей задерживался на работе, а она сама возилась с отчетами. Не то чтобы свекровь нуждалась в объяснениях.
— Чай будете, Людмила Аркадьевна? — спросила Нина, проходя на кухню и ставя сумку на стол.
— Буду, — отрезала свекровь, следуя за ней. — Только сначала объясни мне, почему мой сын живет в таком бардаке? У вас что, времени нет элементарный порядок навести? Или навыков?
Сергей встал в дверном проеме, скрестив руки на груди.
— Мам, мы оба работаем. Не всегда получается...
— У всех работа! — перебила его Людмила Аркадьевна. — Я тоже работала. И дом был как картинка. Твой отец никогда не видел ни пылинки. А эта твоя... — она кивнула в сторону Нины, — явно не хозяйка.
Нина достала чайник, с силой поставила его на плиту. Ей хотелось хлопнуть дверцей шкафа, но она сдержалась. Шесть лет брака, и каждый визит свекрови превращался в такой спектакль.
— Я принесла вам тушенку. Настоящую, деревенскую, — продолжала Людмила Аркадьевна, доставая из своей объемной сумки банку. — А то, что вы едите в этих своих кафе, разве это еда? Один фастфуд.
— Спасибо, — выдавила Нина. — Но мы не ходим в фастфуд, вы же знаете.
— Все вы так говорите. А я вижу, как ты похудел, Сережа. Кожа да кости! Она тебя не кормит совсем?
Сергей вздохнул.
— Мам, давай без этого. Я в прекрасной форме.
Людмила Аркадьевна поджала губы и села за стол, расправив складки на своем строгом темно-синем платье. Безупречная укладка, маникюр, нитка жемчуга на шее — в свои шестьдесят два она выглядела как директор престижной гимназии, которой и являлась до выхода на пенсию.
— Как Игорек поживает? — спросила она, меняя тему.
— Нормально, — ответил Сергей. — Передавал привет.
— Давно его не видела. Все обещает заехать, но вечно занят. Вот это — настоящая работа! Не то что твоя возня с компьютерами.
Нина поставила чашки на стол. Чайные ложки звякнули громче, чем следовало.
— Сережина "возня с компьютерами" оплачивает эту квартиру, — заметила она, не удержавшись.
Людмила Аркадьевна смерила ее взглядом.
— Не дерзи, милая. Лучше бы научилась готовить нормально. И убираться. А то смотри, упустишь мужика-то.
Сергей потер переносицу.
— Мам, ну зачем ты начинаешь?
— А что я такого сказала? Правду говорю. Какой мужчине понравится в грязи жить? Вон, у Ларисы Петровны сын развелся. Жена неряха была. Теперь локти кусает.
— Мне нравится наша квартира, — твердо сказал Сергей. — И Нина — отличная хозяйка.
Людмила Аркадьевна фыркнула.
— Ты просто не видел настоящего порядка. Привык уже к этому... — она обвела рукой кухню.
— К чему "этому"? — спросила Нина, чувствуя, как закипает внутри.
— К бардаку. Мойка грязная, плита в пятнах. А ведь я тебя учила, показывала...
— Вы показывали мне один раз, как правильно гладить рубашки. Шесть лет назад, — сказала Нина. — И потом отчитали за то, что я неправильно держу утюг.
Сергей кашлянул.
— Может, не будем сейчас...
— А как ты хочешь детей растить в таких условиях? — продолжала Людмила Аркадьевна, игнорируя и сына, и замечание Нины. — Ребенку нужна чистота, порядок, режим. А у вас что? Вечный хаос.
Нина почувствовала, как щеки заливает краска. Тема детей была болезненной. Три года они пытались, но безуспешно. Врачи говорили — стресс. А главным источником стресса была как раз женщина, сидящая сейчас за их столом.
— Мама, — голос Сергея стал жестче. — Мы обсуждали это. Не надо.
Людмила Аркадьевна всплеснула руками.
— Что "не надо"? Я о вашем будущем беспокоюсь! О внуках мечтаю! Мне что, нельзя даже спросить?
— Можно, — тихо сказала Нина. — Но не в форме обвинения.
— Ой, какие мы нежные стали! Слова не скажи! — Людмила Аркадьевна отпила чай и поморщилась. — Опять заварка дешевая? Я же привозила вам нормальный чай.
— Закончился, — соврала Нина. Тот чай стоял нетронутый в дальнем углу шкафа — горький, терпкий, как сама свекровь.
Людмила Аркадьевна покачала головой.
— Всё у вас заканчивается. Хозяйственность заканчивается. Терпение мое заканчивается.
Сергей сел за стол, положил руку на плечо жены.
— Мам, мы рады тебя видеть, но давай без претензий. У нас всё хорошо. Просто свой ритм жизни.
— Ритм! — передразнила Людмила Аркадьевна. — Какой ритм? Безалаберность одна. Вот твой отец...
— Папы нет уже десять лет, — резко сказал Сергей. — И я не он.
В кухне повисла тяжелая тишина. Людмила Аркадьевна смотрела на сына широко раскрытыми глазами. Нина знала, что сейчас произойдет — видела это десятки раз.
— Конечно, ты не он, — тихо сказала свекровь, и её голос задрожал. — Он был настоящим мужчиной. Заботился о семье. А ты... ты позволяешь ей вить из тебя верёвки.
Сергей резко встал.
— Всё, хватит. Мы не будем это слушать.
— Правда глаза колет? — Людмила Аркадьевна тоже поднялась. — Я говорю это, потому что люблю тебя. Потому что хочу, чтобы у тебя была нормальная семья. А не это... — она снова обвела рукой кухню, словно именно в этих стенах заключалось всё их семейное несчастье.
— У меня есть нормальная семья, — сказал Сергей. — Нина — моя семья.
Нина почувствовала, как к горлу подкатывает ком. Редко, очень редко Сергей вот так прямо противостоял матери.
Людмила Аркадьевна поджала губы, отвернулась к окну. Плечи её поникли, и на мгновение Нина увидела в ней не грозную свекровь, а просто пожилую женщину, одинокую, потерявшую мужа, цепляющуюся за единственного сына как за последнюю соломинку.
— Я завтра приеду, — сказала Людмила Аркадьевна после паузы. — И помогу вам навести порядок. Явно вы сами не справляетесь.
Нина и Сергей переглянулись. Нина медленно покачала головой.
— Мама, — осторожно начал Сергей. — Нам не нужна помощь. У нас всё в порядке.
— В порядке? — Людмила Аркадьевна повернулась, и в её глазах снова вспыхнул огонь. — Да у вас... у вас... — она запнулась, подыскивая слова, — у вас даже занавески кривые висят!
Нина не выдержала и рассмеялась. Это была последняя капля — нелепость претензии, напряжение момента, всё слилось в этом смехе.
Людмила Аркадьевна смотрела на неё с изумлением, которое быстро сменилось яростью.
— Смеешься? Над родной матерью мужа смеешься? Вот она, современная молодежь! Никакого уважения к старшим!
— Я не над вами смеюсь, — Нина пыталась успокоиться. — Просто... занавески. Серьезно?
— А что не так? — вклинился Сергей, пытаясь разрядить обстановку. — Нормальные занавески.
— Они несимметрично висят! — воскликнула Людмила Аркадьевна. — На два сантиметра перекос! Как можно так жить?
Нина снова прыснула. Сергей тоже не удержался от улыбки.
— Всё вам смешно, — процедила свекровь. — Над матерью издеваетесь. Над той, что ночей не спала, вырастила, выучила...
— Мам, никто не издевается, — сказал Сергей, уже серьезно. — Но ты же сама понимаешь, что придираешься по мелочам.
— Мелочам? — Людмила Аркадьевна повысила голос. — Мелочам? Да из таких мелочей вся жизнь состоит! Неряшливость в одном — неряшливость во всём! Вот ты работу так же делаешь? Тоже спустя рукава?
Сергей вздохнул.
— Я руководитель отдела в IT-компании. У меня в подчинении пятнадцать человек. Думаю, если бы я работал спустя рукава, меня бы не повысили в прошлом месяце.
— Так тебя повысили? — Людмила Аркадьевна моментально сменила тон. — Почему не сказал? Это же надо отметить! Я пирог испеку, придете в воскресенье.
— Мама, мы не можем в воскресенье, — мягко сказал Сергей. — У нас билеты в театр.
— В театр? — переспросила Людмила Аркадьевна. — Какой еще театр? Что за блажь?
— "Современник", — ответила Нина. — "Вишневый сад". Мы месяц назад билеты купили.
— А, ну да, — Людмила Аркадьевна поджала губы. — Конечно, театр важнее матери. Что уж там.
Сергей провел рукой по волосам — жест, который Нина хорошо знала. Признак крайнего раздражения.
— Мам, давай в другой день соберемся. В субботу, например.
— В субботу я на даче. Надо грядки готовить, крыжовник обрезать.
— Тогда на следующей неделе, — предложила Нина.
Людмила Аркадьевна поставила чашку на стол с таким стуком, что чай выплеснулся на скатерть.
— Ясно всё с вами. Для матери времени нет. Для родной крови места нет. А для всяких... театров — пожалуйста! — она поднялась из-за стола. — Не буду вам мешать. Живите как знаете. Только потом не жалуйтесь, что я не предупреждала.
Она направилась в прихожую. Сергей пошел за ней.
— Мам, ну не обижайся. Мы правда не можем отменить...
— Молчи уж, — отрезала Людмила Аркадьевна, надевая пальто. — Я всё поняла. Мать — обуза. Мешаю вашей... культурной жизни.
Нина осталась на кухне, глядя на расплывающееся на скатерти чайное пятно. Она слышала, как Людмила Аркадьевна продолжает что-то выговаривать Сергею в прихожей, как хлопает входная дверь, как муж тяжело вздыхает.
Когда он вернулся на кухню, лицо его было бледным.
— Прости, — сказал он, садясь рядом с Ниной. — Она просто...
— Я знаю, — Нина взяла его за руку. — Не извиняйся за неё.
— Знаешь, что она сказала на прощание? — Сергей невесело усмехнулся. — "Не пройдет и года, как она тебя бросит. Помяни мое слово".
Нина покачала головой.
— Шесть лет предсказывает одно и то же. Упорства не занимать.
— Она не всегда была такой, — тихо сказал Сергей. — После смерти отца что-то в ней сломалось. Она вцепилась в свои принципы, в свой порядок... Как будто это единственное, что у неё осталось.
Нина промолчала. Она много раз слышала эти оправдания. Возможно, в них была доля правды. Но это не давало Людмиле Аркадьевне права превращать их жизнь в ад каждый раз, когда она переступала порог их квартиры.
— Знаешь, — сказала Нина после паузы, — я тут подумала... Может, нам действительно стоит съездить к ней в следующем месяце? На день рождения. Ей ведь будет шестьдесят три.
Сергей посмотрел на неё с удивлением.
— Ты хочешь поехать к маме? После всего, что она сегодня наговорила?
Нина пожала плечами.
— Не то чтобы хочу. Но, может, это правильно. Она же твоя мать. И она действительно одинока.
Сергей покачал головой.
— Мы не обязаны терпеть её оскорбления только потому, что она моя мать и она одинока.
— Я знаю, — Нина сжала его руку. — Но если не мы, то кто?
Сергей долго смотрел в окно, за которым серое октябрьское небо постепенно темнело.
— Я устал от этого, — наконец сказал он. — От её вечных претензий, от того, как она говорит с тобой, от необходимости постоянно быть буфером между вами. Я чувствую себя предателем по отношению к тебе каждый раз, когда не осаживаю её достаточно резко. И предателем по отношению к ней, когда всё-таки делаю это.
Нина положила голову ему на плечо.
— Я понимаю.
— Нет, не понимаешь, — Сергей осторожно отстранился, посмотрел ей в глаза. — Я принял решение.
— Какое? — Нина напряглась.
— Мы переезжаем.
— Куда?
— В другой город.
Нина моргнула.
— Ты шутишь?
— Нет, — Сергей выглядел абсолютно серьезным. — Мне предлагали перевод в питерский офис еще месяц назад. С повышением. Я отказался тогда. Но теперь думаю, что это именно то, что нам нужно.
— Но... твоя работа здесь, твоя команда...
— Я могу собрать новую команду. Или взять с собой ключевых людей — нескольким из них тоже предлагали переезд.
— А как же...
— Мама? — Сергей горько усмехнулся. — Четыре часа на "Сапсане". Будем приезжать раз в месяц. Этого достаточно.
Нина смотрела на мужа, не веря своим ушам. За шесть лет брака она ни разу не видела его таким решительным.
— Ты серьезно?
— Абсолютно, — кивнул Сергей. — Я люблю маму. Но я не позволю ей разрушить нашу семью. А она разрушает — медленно, но верно. Каждым своим визитом, каждым словом, каждым взглядом. Я вижу, как ты вздрагиваешь, когда звонит телефон и высвечивается её имя. Я вижу, как ты напрягаешься, когда она входит в дом. Это ненормально, Нина. Так не должно быть.
Нина почувствовала, как к глазам подступают слезы.
— А если она не поймет? Если воспримет это как предательство?
— Значит, не поймет, — твердо сказал Сергей. — Это её выбор. Я предлагал ей терапию — она отказалась. Я пытался говорить с ней о её поведении — она не слышит. Я больше не знаю, что делать, кроме как создать дистанцию.
Он помолчал, затем добавил тише:
— И, может быть, когда мы будем видеться реже, эти встречи станут... ценнее. Для всех нас.
Нина обняла мужа. Она не знала, что сказать. Часть её была в шоке от такого решения, часть — испытывала облегчение.
— Когда? — спросила она наконец.
— Я позвоню завтра в офис. Скажу, что принимаю предложение. Думаю, через месяц-полтора сможем переехать.
— Так быстро?
— А зачем тянуть? — Сергей пожал плечами. — Квартиру сдадим. Или продадим, если захочешь. Купим что-нибудь в Питере.
— А твои друзья? Игорь?
— Игорь часто бывает в командировках в Питере. Будем видеться там. Остальные... — он задумался. — Настоящие друзья останутся друзьями независимо от расстояния.
Нина кивнула. В его словах была логика. И всё же...
— А работа? Я только устроилась в эту компанию полгода назад.
— В Питере много IT-компаний. С твоим опытом ты быстро найдешь что-то подходящее. Или, — он слегка улыбнулся, — можешь взять паузу. Заняться тем, о чем давно мечтала.
— Переводами? — Нина удивленно приподняла брови.
— Почему бы и нет? Мы можем себе это позволить. Особенно с моим повышением.
Нина покачала головой.
— Это всё так... внезапно.
— Я думал об этом давно, — признался Сергей. — Просто сегодня что-то щелкнуло. Когда она в очередной раз заявила, что ты меня бросишь... — он стиснул зубы. — Понимаешь, она не просто обижает тебя. Она не верит в нас. В наш брак. В нашу любовь. И никогда не верила.
Нина вздохнула.
— Она боится потерять тебя. И в каком-то смысле она уже потеряла.
— Нет, — Сергей покачал головой. — Она потеряла не меня. Она потеряла власть надо мной. И не может с этим смириться.
Они сидели молча, глядя в окно на сгущающиеся сумерки. Мысли Нины путались. Переезд в другой город... Новая работа... Жизнь вдали от свекрови... Это пугало и одновременно манило.
— Питер, — прошептала она. — Я всегда любила этот город.
— Я знаю, — Сергей улыбнулся. — Поэтому и подумал о переводе туда, а не, скажем, в Новосибирск, куда меня тоже звали.
Нина рассмеялась.
— Спасибо за это.
Сергей взял её за руку.
— Так что, ты согласна? Пакуем чемоданы?
Нина помедлила секунду, затем решительно кивнула.
— Согласна. Давай начнем новую главу.
Сергей притянул её к себе и крепко обнял.
— Я люблю тебя, — прошептал он ей в волосы. — И никому не позволю встать между нами. Даже собственной матери.
Нина закрыла глаза. Впервые за долгое время она чувствовала покой. Как будто тяжелый груз, который она несла все эти годы, вдруг упал с плеч.
Где-то вдалеке прогремел гром — приближалась гроза. Но внутри их маленькой кухни было тепло и тихо. И, несмотря на пятно от чая на скатерти и якобы кривые занавески, Нина чувствовала, что их дом — это место, где они оба могут быть собой. Без осуждения. Без претензий. Без необходимости соответствовать чужим стандартам.
А что касается Людмилы Аркадьевны... что ж, ей придется привыкнуть к новой реальности. Или не привыкнуть — это уже будет её выбор.
Две недели спустя Нина собирала книги в коробки, когда раздался звонок в дверь. На пороге стояла Людмила Аркадьевна, как всегда безупречно одетая и причесанная.
— Здравствуй, — сказала она сухо. — Сергей дома?
— Нет, — ответила Нина, пропуская свекровь в квартиру. — Он на работе. Должен вернуться через час.
Людмила Аркадьевна остановилась, увидев коробки в коридоре.
— Что это? — спросила она, и в её голосе прозвучала тревога. — Вы... съезжаете?
Нина кивнула.
— Да. Сергей разве не сказал вам?
Людмила Аркадьевна побледнела.
— Нет. Не сказал.
Нина нахмурилась. Сергей обещал поговорить с матерью на прошлой неделе. Видимо, не решился.
— Присядьте, — Нина указала на кухню. — Я сделаю чай, и мы поговорим.
К её удивлению, свекровь послушно последовала за ней и села за стол. Она казалась растерянной, даже испуганной.
— Куда вы переезжаете? — спросила она, когда Нина поставила перед ней чашку чая.
— В Санкт-Петербург, — ответила Нина. — Сергею предложили перевод с повышением.
— В Питер? — Людмила Аркадьевна побледнела еще сильнее. — Но это же... это же так далеко.
— Четыре часа на "Сапсане", — сказала Нина, повторяя слова мужа. — Мы будем приезжать.
Людмила Аркадьевна смотрела в чашку, не притрагиваясь к чаю.
— Это из-за меня, да? — спросила она тихо. — Из-за того, что я сказала в прошлый раз?
Нина помедлила, подбирая слова.
— Не совсем. Сергей давно думал о переводе. Это хорошая возможность для его карьеры.
— Не лги мне, — Людмила Аркадьевна подняла взгляд, и Нина увидела в её глазах слезы. — Я же вижу. Вы бежите от меня.
Нина вздохнула.
— Людмила Аркадьевна, мы не бежим. Мы принимаем решение, которое считаем правильным для нашей семьи.
— Семьи? — свекровь горько усмехнулась. — А как же я? Я разве не семья?
— Вы — мать Сергея, — мягко сказала Нина. — И всегда ею останетесь. Но мы с Сергеем — это другая семья. Со своими правилами, со своим укладом.
Людмила Аркадьевна стукнула ладонью по столу.
— Это ты его настроила против меня! Все эти годы настраивала!
— Нет, — Нина покачала головой. — Сергей принял решение сам. И, если честно, я удивилась его решительности.
— Не верю, — отрезала свекровь. — Мой сын никогда бы...
— Мама? — раздался голос из прихожей.
Нина и Людмила Аркадьевна одновременно повернулись. В дверях кухни стоял Сергей, всё ещё в пальто, с портфелем в руке. Он пришёл раньше.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он, глядя на мать.
— Приехала узнать, правда ли, что мой единственный сын бросает меня и уезжает за тридевять земель, — в голосе Людмилы Аркадьевны звенели слёзы. — И, как оказалось, правда.
Сергей поставил портфель на пол, снял пальто.
— Я собирался сказать тебе. Просто искал подходящий момент.
— Подходящий момент? — переспросила Людмила Аркадьевна. — Для чего? Чтобы сообщить матери, что ты предпочёл её обществу другой город?
Сергей вздохнул и сел за стол.
— Мама, это не о тебе. Это о нас. О нашей с Ниной жизни.
— Так я вам мешаю? — Людмила Аркадьевна перевела взгляд с сына на невестку и обратно. — Я, значит, помеха?
— Мама...
— Нет, ты ответь! — повысила голос свекровь. — Я мешаю вашему счастью? Своими визитами, своей заботой?
Сергей сжал кулаки на столе, и Нина увидела, как побелели костяшки его пальцев.
— Да, — сказал он тихо, но твёрдо. — Мешаешь.
Людмила Аркадьевна отшатнулась, словно от удара.
— Что?
— Ты мешаешь, — повторил Сергей. — Своими постоянными придирками, своими обвинениями, своим неуважением к Нине, к нашему образу жизни, к нашим решениям. Ты не приходишь в гости — ты приходишь с инспекцией. Не звонишь узнать, как дела — звонишь отчитать за что-то. И это... это изматывает, мама. Я устал быть вечно виноватым в твоих глазах.
Людмила Аркадьевна смотрела на сына широко раскрытыми глазами. Её губы дрожали.
— Я всю жизнь тебе посвятила, — прошептала она. — Всю себя отдала. А ты...
— Я благодарен тебе за всё, что ты для меня сделала, — сказал Сергей. — Но это не значит, что я должен вечно жить по твоим правилам. Я взрослый человек. У меня своя жизнь. Своя жена. Свои решения.
— А как же я? — голос Людмилы Аркадьевны дрогнул. — Что мне делать? Я же совсем одна останусь!
— У тебя есть подруги, — сказал Сергей. — Соседки. Ты участвуешь в хоре ветеранов педагогического труда. Ходишь в театральный кружок при доме культуры. Ты не одна, мама.
— Это не то! — воскликнула Людмила Аркадьевна. — Ты — моя кровь, моё родное!
— И я останусь твоим сыном, — сказал Сергей. — Но на расстоянии. Так будет лучше для всех нас. Может быть, когда мы будем видеться реже, эти встречи станут... приятнее.
Людмила Аркадьевна вдруг выпрямилась, утёрла слёзы.
— Понятно, — сказала она холодно. — Всё понятно. Ты выбрал её, — она кивнула в сторону Нины. — Что ж, твоё право. Только не приходи потом ко мне, когда она тебя бросит.
Сергей устало покачал головой.
— Мама, Нина не собирается меня бросать. Мы любим друг друга. И, может быть, если бы ты попыталась увидеть в ней не соперницу, а человека, который делает твоего сына счастливым...
— Я вижу то, что вижу, — отрезала Людмила Аркадьевна. — И я знаю людей. Эта, — она бросила презрительный взгляд на Нину, — не пара тебе. Никогда не была. Слишком много о себе мнит. Думает, что выше меня, умнее.
— Людмила Аркадьевна, — начала Нина, но свекровь её перебила.
— Молчи! Я с тобой вообще не разговариваю! Ты украла моего сына! Настроила его против матери!
— Мама! — повысил голос Сергей. — Прекрати! Нина ничего не делала. Это моё решение. Только моё.
— Значит, и ответственность на тебе, — Людмила Аркадьевна поднялась из-за стола. — Ты выбрал. Ты и живи с этим выбором. А я... я тебе больше не мать.
Она направилась к выходу из кухни.
— Мама, подожди, — Сергей пошёл за ней. — Давай поговорим спокойно.
— Не о чем говорить, — отрезала Людмила Аркадьевна, надевая пальто. — Всё сказано. Ты бросаешь мать ради женщины, которая через год-два тебя бросит. Запомни мои слова.
Она распахнула дверь и вышла, не оглядываясь. Сергей не стал её останавливать. Он закрыл дверь и вернулся на кухню, где Нина сидела, обхватив себя руками.
— Ты как? — спросил он тихо.
— Нормально, — Нина подняла на него глаза. — А ты?
Сергей опустился на стул напротив.
— Не знаю, — признался он. — Мне и тяжело, и... странно легко одновременно. Как будто я наконец скинул груз, который тащил всю жизнь.
Нина молча взяла его за руку.
— Она не вернётся, — сказал Сергей после паузы. — По крайней мере, не скоро. Она очень гордая.
— Я знаю, — кивнула Нина.
— И она не позвонит, не напишет...
— Знаю.
— И мы уедем, не попрощавшись.
Нина сжала его руку.
— Ты можешь поехать к ней перед отъездом. Я пойму.
Сергей покачал головой.
— Нет. Она не впустит меня. Или впустит, но это будет... тяжёлый разговор. С обвинениями, упрёками, манипуляциями. Я устал от этого. Пусть будет так.
Он помолчал, затем добавил:
— Знаешь, я всю жизнь пытался заслужить её одобрение. Быть таким, каким она хотела меня видеть. Хорошим сыном. Но... что бы я ни делал, этого всегда было недостаточно. И я понял, что никогда не буду достаточно хорош для неё. Никогда не буду таким, как отец, — он горько усмехнулся. — Даже лучше него я не имею права быть. Только точной копией. А я не копия. Я — это я.
Нина поднялась и обняла мужа за плечи.
— И я люблю тебя именно таким, какой ты есть.
Сергей прижался щекой к её руке.
— Я знаю. И... спасибо, что не заставляла меня выбирать все эти годы. Что терпела маму, её придирки, её постоянное недовольство.
— Я делала это для тебя, — тихо сказала Нина. — Потому что знала, как важна она для тебя.
— Она важна, — кивнул Сергей. — Но ты важнее. Наша семья важнее. Наше будущее.
Он встал и обнял жену.
— Мы справимся, — сказал он. — В Питере начнём с чистого листа. Без этого груза, без этого напряжения.
— А если она всё-таки захочет помириться? — спросила Нина. — Через месяц, через год?
Сергей задумался.
— Я не откажусь от общения с ней, — сказал он наконец. — Но на моих условиях. С уважением к тебе, к нашей семье, к нашим решениям. Без контроля, без придирок, без манипуляций. Если она сможет принять это — хорошо. Если нет... что ж, это её выбор.
В его голосе звучала решимость, которой Нина раньше не слышала. И она поняла, что её муж наконец сделал шаг, который должен был сделать давно — не для неё, не для матери, а для самого себя. Шаг к свободе от чужих ожиданий, к праву быть собой, жить своей жизнью.
За окном шёл дождь, барабаня по карнизу. На столе остывала нетронутая чашка чая Людмилы Аркадьевны. В углу комнаты стояли коробки с книгами, готовые к переезду. Всё вокруг говорило о переменах — неизбежных, необходимых, болезненных. Но в этой боли было и облегчение. Как после удаления больного зуба — сначала больно, потом долгожданное избавление от постоянной ноющей боли.
Завтра они продолжат сборы. Послезавтра Сергей поедет в питерский офис решать вопросы с новой должностью и жильём. Через две недели они сядут в поезд и навсегда оставят позади этот город, эту квартиру и женщину, которая так и не смогла отпустить сына во взрослую жизнь.
Возможно, когда-нибудь Людмила Аркадьевна поймёт, что потеряла сына не из-за Нины, а из-за собственной неспособности видеть в нём самостоятельного человека. Возможно, найдёт в себе силы изменить своё отношение. А возможно, и нет. В любом случае, это больше не их проблема. У них своя дорога, своя жизнь. И они пойдут по ней вместе, поддерживая друг друга, создавая семью, в которой будет место принятию, уважению и любви. Без условий. Без претензий. Без необходимости быть кем-то, кроме самих себя.