– Леночка, у меня для тебя новость! – голос заведующей, Татьяны Петровны, прозвучал в телефонной трубке так бодро, что Елена невольно улыбнулась. – Приказ подписали. Тебе тринадцатую премию выписали, полную! За проект «Читающий Челябинск». Поздравляю, заслужила!
Елена замерла посреди кухни, прижимая телефон плечом к уху. В одной руке у нее была тряпка, в другой – крышка от кастрюли. За окном серый ноябрьский вечер опускался на суровые индустриальные пейзажи Челябинска. Запах готовящегося борща смешивался с вечным, едва уловимым привкусом заводского дыма, который, казалось, въелся в сами стены их старой «панельки».
– Полную? – переспросила она, не веря. – Татьяна Петровна, да я… я и не думала…
– А ты думай, Лена, думай! Ты полгода на этом проекте горбатилась, все вечера в библиотеке сидела, каталоги перелопачивала, с детскими центрами договаривалась. Кто, если не ты? В общем, жди на карту через пару дней. Радуйся, дорогая!
Она положила трубку, и на мгновение мир вокруг замер. Премия. Полная. Это почти две ее зарплаты. Господи, целое состояние! В голове тут же закружился вихрь планов, один приятнее другого. Первым делом – духовка! Ее старая, еще советская «Мечта» уже не пекла, а коптила, превращая ее кулинарные шедевры в угольки с одной стороны и оставляя сырыми с другой. А она так любила печь. Особенно сейчас, осенью. Яблочный штрудель с корицей, пышные пироги с капустой, творожные ватрушки… Это было ее маленькое, тайное счастье, ее отдушина. Она уже представила, как выбирает в магазине новенькую, блестящую, с конвекцией и таймером. А на оставшиеся деньги… можно купить новое пальто. Ее старое уже совсем потеряло вид. И сапоги. И, может быть, даже записаться на курсы по кондитерскому искусству, о которых она мечтала уже лет пять.
Ее щеки зарделись от волнения. Она потерла озябшие руки и с новыми силами принялась за ужин. В душе пело и ликовало. Это были ее деньги. Заработанные ее трудом, ее бессонными ночами, ее любовью к книгам и людям.
Хлопнула входная дверь. В коридоре тяжело затопали, сбрасывая ботинки. Вернулся Сергей, ее муж.
– Ужин готов? – раздался его обычный вопрос с порога, не предполагающий ответа «нет».
– Готов, Сережа, сейчас накрою, – откликнулась Елена, поспешно расставляя тарелки.
Сергей прошел на кухню, неся с собой холод улицы и запах металла с завода, где он работал начальником смены. Крупный, уже обрюзгший, с тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей, он опустился на свой любимый стул у окна и потянулся за пультом. Телевизор на кронштейне ожил, заполнив кухню ревом хоккейных комментаторов. Это был их обычный вечерний ритуал. Он смотрел телевизор, она бесшумно хлопотала у плиты. Разговаривали они мало. За тридцать лет брака все слова, казалось, были сказаны.
– У меня новость хорошая, – решилась она, ставя перед ним тарелку с дымящимся борщом. – Мне премию дали. Годовую.
Сергей даже не повернул головы от экрана.
– Угу. Сколько? – буркнул он, отправляя в рот ложку сметаны.
– Почти семьдесят тысяч, – с замиранием сердца произнесла она.
На этот раз он оторвал взгляд от матча. Его глаза, обычно сонные, блеснули интересом.
– Семьдесят? Это хорошо. Это вовремя.
– Да, я вот думаю, духовку новую куплю…
– Какую еще духовку? – он поморщился, словно она сказала какую-то глупость. – Обойдется твоя духовка. Дело есть.
Елена замерла. Сердце, только что порхавшее бабочкой, тяжело ухнуло вниз.
– Какое дело, Сереж?
Он отодвинул тарелку, словно борщ внезапно потерял для него всякий вкус.
– Митьке помочь надо. Опять влип.
Митька, его младший брат, был их вечной головной болью. Обаятельный, легкий на подъем, он с такой же легкостью менял работы, женщин и влезал в долги. Сейчас ему было под сорок, но он все еще был «Митькой», которому «надо помочь».
– А что случилось? – устало спросила Елена. Она знала этот сценарий наизусть.
– Да что… С работы его турнули, за прогулы. А у него кредит на машину не погашен. Банк уже названивает. Говорит, если до конца недели не внесет платеж, машину заберут. А ему без машины никак, он же таксовать хотел начать.
Елена молчала, глядя на свои руки. На эти руки, которые перебирали тысячи библиотечных карточек, которые гладили корешки старых книг, которые месили тесто для пирогов, которые теперь, оказывается, должны были спасать безответственного Митьку.
– Так вот, – продолжил Сергей, уже приняв решение за них обоих. – Ты завтра как деньги получишь, сразу ему переведешь. Всю сумму. Как раз ему хватит и кредит закрыть, и на первое время чтобы было.
Он сказал это так просто, так обыденно, будто речь шла о том, чтобы передать соль за столом. Не «давай обсудим», не «как ты думаешь», а «ты переведешь».
– Постой, Сережа, – тихо проговорила она, сама удивляясь своей смелости. – Но это же… это моя премия. Я ее заработала. Я хотела…
– Что ты хотела? – он снова нахмурился, и его лицо приняло привычное недовольное выражение. – Пальтишко себе новое? Лен, ну не будь эгоисткой. Тут семья, брат родной в беде, а ты про шмотки. Несолидно как-то. Мужику надо помочь встать на ноги. А пальто… пальто и старое поносишь, не развалишься. Все, тема закрыта.
Он снова повернулся к телевизору, где хоккеисты с азартом мутузили друг друга. А Елена осталась стоять посреди кухни, посреди своей жизни, и чувствовать, как ее маленькое, только что обретенное счастье, ее мечта о новой духовке и теплом пальто, разбивается вдребезги о глухую стену его равнодушия. Он даже не спросил. Он просто взял и распорядился. Как будто это были не ее деньги. Как будто ее самой, с ее желаниями и мечтами, просто не существовало.
***
На следующий день Елена шла на работу, не замечая ни мокрого снега, летевшего в лицо, ни хмурых лиц прохожих. Всю ночь она почти не спала. Лежала рядом с мирно похрапывающим Сергеем и думала. Думала о том, когда это началось. Когда ее мнение перестало иметь хоть какой-то вес в их семье? Кажется, это происходило постепенно, незаметно. Сначала он решал, куда они поедут в отпуск. Потом – какую мебель купить в гостиную. Потом он «по-дружески» посоветовал ей не идти на повышение в областную библиотеку, потому что «далеко ездить, да и зачем тебе эта ответственность, дома дел хватает». Она соглашалась. Для мира в семье, для спокойствия. Она, тихая, неконфликтная Лена, привыкла уступать. Ей казалось, это и есть мудрость. А может, просто слабость?
Тридцать лет они были вместе. Она помнила его другим – молодым, азартным, с горящими глазами. Он красиво ухаживал, дарил ей полевые ромашки, читал стихи. Куда все это делось? Растворилось в быте, в усталости, в лязге заводских станков и его вечном недовольстве. Он все чаще говорил о ней в третьем лице, даже когда она была рядом: «А моя-то опять пирогов напекла, делать ей нечего». Ее работа в библиотеке казалась ему чем-то несерьезным, почти хобби. «Пыль книжную глотаешь за копейки», – бросал он иногда. Он не понимал, что эта «пыль» была для нее воздухом. Что каждая книга, которую она рекомендовала читателю, каждый благодарный взгляд ребенка, выбравшего свою первую сказку, были для нее дороже любых денег.
А теперь он хотел забрать у нее эту премию. Не просто деньги. Он хотел забрать у нее подтверждение того, что ее труд чего-то стоит. Что она, Елена, не просто приложение к мужу и кухонной плите, а специалист, профессионал, которого ценят.
В библиотеке ее встретила Татьяна Петровна. Она смерила Елену пронзительным взглядом своих умных, чуть прищуренных глаз.
– Ты чего как в воду опущенная? Премии не рада?
Они прошли в ее маленький кабинет, заставленный стеллажами и пахнущий крепким чаем и старой бумагой. Татьяна Петровна, вдова уже лет десять, была женщиной прямой и резкой, но справедливой. Ее в отделе побаивались и уважали.
– Да рада, конечно, – вздохнула Елена, опускаясь на стул для посетителей.
– По лицу не скажешь. Муж небось уже планы на твои кровные построил? – без обиняков спросила она.
Елена вздрогнула и подняла на нее удивленные глаза.
– А вы… откуда знаете?
Татьяна Петровна хмыкнула и налила в две чашки дымящийся чай.
– Деточка, я жизнь прожила. Все мужики одинаковые, когда дело до денег доходит. Особенно до чужих. Что, брату своему на очередное «гениальное» предприятие решил отдать? Или машину новую присмотрел?
– Брату, – тихо подтвердила Елена. – У него кредит.
– А, ну это святое. «Мы же семья». Знакомая песня. А тебя он спросил? Тебя, которая эту премию заработала?
Елена покачала головой.
– Он сказал… что я должна помочь.
– Должна? – брови Татьяны Петровны поползли вверх. – Интересное кино. Это почему еще? Ты у него занимала? Или ты ему чем-то обязана? Лена, это твои деньги. Тво-и. Ты можешь их сжечь, если захочешь. Можешь на них в Сочи улететь на неделю. Можешь купить себе сто пятьдесят духовок. И никто, слышишь, никто не имеет права тебе указывать.
Она отхлебнула чай и посмотрела на Елену в упор.
– Послушай меня, старую каргу. Я со своим покойничком тоже поначалу цацкалась. Он у меня был хороший, не спорю. Но любил на мои сбережения «в дело вложиться». А дело потом прогорало. А я опять копила. А потом один раз сказала «нет». Просто «нет». Скандал был – до потолка. Обиделся, неделю не разговаривал. А потом ничего, привык. И даже уважать больше стал. Потому что понял, что я – не его кошелек, а отдельный человек. А ты? Тебе что нужно, Лена? Или ты в этой семье не в счет?
Слова Татьяны Петровны, резкие и прямые, как удар хлыста, заставили Елену съежиться. «Ты не в счет». Эта фраза гулким эхом отозвалась в ее душе. Именно так она себя и чувствовала. Невидимой. Несуществующей. Функцией по обеспечению уюта и борща.
В обеденный перерыв ей на мобильный пришло уведомление: «Зачисление заработной платы». И сумма – 68 900 рублей. Елена смотрела на эти цифры, и ее сердце колотилось. Вот они. Ее деньги. Ее свобода. Ее выбор.
Вечером дома ее ждал сюрприз. В гостиной, кроме Сергея, сидел и сам виновник переполоха – Митя. Он выглядел как побитая собака: осунувшийся, с красными от недосыпа глазами, но все равно пытался изображать на лице обаятельную улыбку.
– Леночка, привет! А мы тебя ждем! – засуетился он, вскакивая ей навстречу. – Серега сказал, ты… это… выручишь. Спасительница ты моя! Век не забуду!
Сергей сидел на диване с видом полководца, выигравшего сражение.
– Ну что, пришли деньги? – спросил он тоном, не терпящим возражений. – Давай, переводи Митьке, не тяни. Номер карты он тебе сейчас продиктует.
Они смотрели на нее вдвоем. Один – с мольбой и заискивающей улыбкой, другой – с требовательным, тяжелым ожиданием. Она почувствовала себя дичью, загнанной в угол двумя охотниками. В горле пересохло.
– Я… я устала, – пролепетала она, ища спасения. – Давайте завтра.
– Что значит «завтра»? – нахмурился Сергей. – Там две минуты делов, в телефоне кнопки нажать. Митьке срочно надо.
– Сереж, я правда очень устала. Голова болит. Я могу ошибиться, не ту цифру нажать, – она сама удивилась, как легко нашлась эта отговорка. – Давайте утром, на свежую голову.
Митя разочарованно вздохнул. Сергей смерил ее подозрительным взглядом, но, видимо, решил не давить при брате.
– Ладно. Утром. Но чтобы в девять утра деньги у него были, поняла?
– Поняла, – тихо ответила она и ушла на кухню, чувствуя на спине их взгляды.
Она выиграла время. Одну ночь. Но что делать дальше? Отдать? Смириться, как она делала это сотни раз до этого? Снова стать «не в счет»? Она достала из холодильника тесто, муку, яблоки. И принялась за работу. Механические, привычные движения успокаивали. Раскатать тесто. Нарезать яблоки. Посыпать сахаром и корицей. Запах выпечки, ее личный запах дома и уюта, медленно заполнял кухню, вытесняя тревогу. А что, если нет? Что, если последовать совету Татьяны Петровны? Что тогда будет? Скандал? Конечно. Обида? Несомненно. Но может быть… может быть, после этого что-то изменится?
Она поставила штрудель в свою старую, капризную духовку, приоткрыв дверцу, чтобы не подгорел, и села за стол. Взяла телефон. Открыла банковское приложение. Вот он, счет. Вот она, сумма. И вот она, Елена, пятидесятичетырехлетняя женщина, которая всю жизнь плыла по течению, а теперь вдруг оказалась перед порогом, за которым – неизвестность.
***
Утро не принесло облегчения. Сергей проснулся хмурым и с порога спальни бросил:
– Ну что? Ты перевела?
– Еще нет, я только встала, – ответила Елена, стараясь, чтобы голос не дрожал. Она наливала себе кофе, и руки ее слегка тряслись.
– Кофе она пьет, – проворчал он, проходя в ванную. – Митька с шести утра на телефоне висит, ждет. Давай быстрее.
Елена села за кухонный стол. На тарелке лежал вчерашний штрудель, ароматный, с хрустящей корочкой. Она всегда оставляла Сергею кусок к завтраку. Но сегодня он даже не взглянул в его сторону. Его волновали только деньги. Ее деньги.
Она снова открыла приложение. Палец завис над кнопкой «Перевод». Вся ее прошлая жизнь, ее привычка быть удобной, покладистой, хорошей женой, кричала ей: «Нажми! Переведи и забудь! Будет мир, будет спокойствие!» Но что-то новое, проклюнувшееся вчера, упрямо шептало: «Не смей. Это предательство. Предательство самой себя».
Сергей вышел из ванной, уже одетый для работы.
– Я ухожу. Через час позвоню Митьке, надеюсь, он меня обрадует. Не подводи, Лена.
Дверь за ним захлопнулась.
Елена осталась одна в оглушительной тишине. Тишине, которую нарушало только тиканье старых часов на стене. Она смотрела на эти часы, на их неумолимый бег, и вдруг поняла, что они отсчитывают не просто минуты. Они отсчитывают ее жизнь. Годы, которые она потратила на то, чтобы угождать, приспосабливаться, быть на вторых ролях. А чего хотела она сама? Когда она в последний раз спрашивала себя об этом?
Она вспомнила, как в молодости мечтала стать искусствоведом. Как с упоением читала книги о живописи, ходила в музеи. А потом появился Сергей, и он сказал: «Искусствовед? Это не профессия. Денег не заработаешь. Иди в библиотечный, там хоть стабильно». И она пошла. Она не жалела, она любила свою работу. Но сейчас, оглядываясь назад, она поняла, что это был первый раз, когда она отказалась от своей мечты ради его «прагматичного» взгляда на жизнь. И сколько таких отказов было потом?
Телефон завибрировал. Сообщение от Сергея: «???»
Он уже терял терпение.
И в этот момент в ней что-то щелкнуло. Гнев. Холодный, спокойный, ясный гнев, какого она не испытывала никогда в жизни. Гнев не на него, не на Митьку. Гнев на себя. За свою многолетнюю трусость. За то, что позволила превратить себя в тень.
Она снова открыла приложение. Ее пальцы больше не дрожали. Они уверенно забегали по экрану.
Получатель: Дмитрий Евгеньевич К.
Сумма.
Она на мгновение задумалась. Вся сумма? Нет. Ноль? Слишком просто. Нужно что-то другое. Что-то, что станет точкой. Не многоточием, а именно точкой.
Она стерла предложенную сумму и ввела: «100». А потом добавила: «.00». Сто рублей ноль ноль копеек.
А в графе «Сообщение получателю» она написала всего два слова: «На удачу».
И нажала «Перевести».
Через секунду пришло уведомление об успешной операции. На ее счету осталось 68 800 рублей. Она посмотрела на эту цифру и впервые за много лет почувствовала не тревогу, а огромное, всепоглощающее облегчение. Словно с плеч свалился тяжеленный груз.
Она спокойно допила свой кофе, съела кусочек штруделя. Он получился отменным, даже в старой духовке.
Телефон взорвался звонком примерно через десять минут. Это был Митя.
– Лена, ты… ты что, издеваешься?! – кричал он в трубку. – Какие сто рублей?! Ты там нолики забыла дописать? Или это шутка такая?!
– Нет, Митя, не шутка, – спокойно ответила она. – Это ровно та сумма, которой я могу тебе безвозмездно помочь. На удачу.
– Да какая удача?! Мне сорок тысяч надо! Серега сказал…
– Что сказал Сергей – это его дело, – перебила она, сама удивляясь своему стальному тону. – Деньги мои. Я ими распорядилась. Всего доброго.
Она отключилась и заблокировала его номер.
Не прошло и минуты, как позвонил Сергей. Она даже не смотрела на экран, она знала, кто это. Она нажала кнопку отбоя. Он позвонил снова. Она снова сбросила. И снова. И снова. Телефон надрывался, вибрировал на столе, как пойманная в банку оса. А потом посыпались сообщения. Сначала вопросительные, потом гневные, потом – полные оскорблений. «Ты в своем уме?», «Что ты наделала, дура?!», «Ах ты тварь неблагодарная!», «Я с тобой разведусь!», «Ты сгниешь одна в своей библиотеке!».
Она читала эти сообщения с отстраненным любопытством, словно они были адресованы не ей. Слова, которые раньше вогнали бы ее в слезы и панику, теперь не трогали ее совсем. Он показал свое истинное лицо. Или, точнее, она наконец-то нашла в себе силы его разглядеть.
Она встала, вымыла чашку. Надела свое старое, но чистое пальто. Взяла сумку. И, прежде чем выйти из квартиры, в которой прожила тридцать лет, она в последний раз оглядела кухню. Ее взгляд упал на старую духовку «Мечта». И она улыбнулась.
Вечером того же дня она сняла маленькую однокомнатную квартиру на окраине города. Хозяйка, пожилая женщина, отдала ее недорого. Квартирка была скромной, с минимумом мебели, но светлой и чистой. И тихой.
Первое, что она сделала, войдя в свой новый дом, – достала телефон и заказала в интернет-магазине духовку. Самую лучшую, какую только смогла найти. С конвекцией, грилем и десятью режимами выпечки. А потом – теплое кашемировое пальто вишневого цвета. И сапоги на удобном каблуке.
Через неделю ей на работу пришла повестка в суд. Сергей подал на развод и раздел имущества. Он требовал половину их общей квартиры. Татьяна Петровна, увидев бумагу, только хмыкнула: «Предсказуемо. Жлобство – оно такое».
– Ну и пусть, – сказала Елена, и в ее голосе не было ни капли сожаления. – За свободу надо платить.
В субботу в ее новой квартире пахло ванилью и яблоками. На кухонном столе, в центре, стояла новенькая, сияющая хромом и стеклом духовка. Из ее недр Елена только что извлекла идеальный, румяный, источающий божественный аромат штрудель. Она отрезала себе большой кусок, налила чаю в новую, купленную вчера чашку с васильками, и села у окна.
За окном падал первый настоящий снег, укрывая серый Челябинск белым пушистым одеялом. Впереди была неизвестность, развод, финансовые трудности. Но впервые за долгие годы Елена чувствовала себя не функцией, не приложением, не «не в счет». Она чувствовала себя хозяйкой. Хозяйкой своей маленькой кухни, своей новой духовки и, самое главное, своей собственной, заново обретенной жизни. И этот вкус – вкус свободы, смешанный с ароматом корицы, – был слаще любого пирога.