Оперативно-технические мероприятия занимали важное место в нашей негласной деятельности. Применение ОТМ означало и зрелость оперработника и важность полученной информации. Для того, чтобы получить разрешение на проведение ОТМ необходимо было писать заключение. Оно подписывалось начальником отдела и отправлялось на утверждение к начальнику Особого отдела округа-флота. Первое время ОТМ проводили только специалисты территориальных органов. Затем в конце 70 функции ОТМ передали и в особые отделы объединений. К ним и относился особый отдел флота.
ОТМ готовили с особой тщательностью. При их подготовке решался комплекс мероприятий. Так, для негласного проникновения в квартиру проверяемого необходимо было собрать информацию о его образе жизни, привычках, связях, не говоря уже о составе семьи. Для проведения мероприятия С , то есть слухового контроля обычно из соседнего помещения или сверху сверлились технологические отверстия. Уровень мастерства сотрудника ОТМ был достаточно высок. Отверстие доходило до прослушиваемого помещения, не нарушая тонкого слоя штукатурки. В это отверстие вставлялось гусиное перо с усилителем сигнала. Слышимость была потрясающей. Вся квартира давала звуки. Разговор проверяемого объекта касался в основном бытовых проблем. Никто не рассказывал о своей возможной вербовке иностранцами. По пятой линии шло обычное в то время восхваление западного образа жизни, обсуждение политики государства Израиль. Словом, слуховой канал был недостаточно эффективен.
Более высоко ценился негласный обыск. Это мероприятие было одним из самых ответственных и результативных. Для проникновения в квартиру снимались отпечатки ключей. Делалось это различными путями. Чаше всего, через медицинский кабинет. Проверяемый раздевался и шел на осмотр врача. А наш агент вытаскивал из кармана спецпасту, замаскированную под спичечный коробок и снимал отпечаток ключа. С помощью пасты можно было сделать слепок и в замочной скважине. Но все-таки с помощью спичечного коробка надежнее. Изготавливался ключ. Поверялся на открытие, подгонялся. Замок смазывался, чтобы не скрипел и не заедал. Необходимо было обеспечить отсутствие хозяев на все время операции. Это делалось путем их направления в командировку, специально организованного собрания, медосмотра, наконец, задержания милицейским патрулем. Соседей также надо было вывести. Но как это сделать, если соседка семидесятилетняя бабушка , дежурящая у замочной скважины Находились и на нее приемы.
Казалось, все учтено. Выведены хозяева и соседи. Подготовлен ключ. У подъезда организовано дежурство на случай, если кто-нибудь появится неожиданно. Бригада входит в квартиру. И тут голос из кухни, как выстрел. Кто там! Сердце бешено стучит. Неужели провал?. Снова- кто там! Крадемся на кухню. Говорящий попугай в клетке застыл от ужаса. Накрываем его темной попонкой и делаем свое дело. Обычно знаем, где искать. Помогает тот же слуховой контроль или доверенная агентура. Тщательно изучаем материал, перефотографируем, возвращаем на место. Надо еще благополучно выйти. Но и это позади. Но вместе с нами на двор выскакивает кот, прятавшийся под кроватью. Хозяин вечером видит своего кота во дворе. Никто не мог его выпустить. Весь вечер обсуждение происшествия с домашними. Чаще всего подозревали соседку. Иногда любовника жены. И разумеется, ни слова о возможных проделках КГБ. Такого представить себе не мог ни один здравомыслящий человек.
Однажды проводили мероприятие “В”. Эти контроль с помощью прибора наблюдения. Обычно сверху. Виртуозно просверлено отверстие, Вставлен визир. Проверили из квартиры разрабатываемого. Все нормально. Но тонкий слой штукатурки висит на ниточке и выдает нас. Опер недолго думая сбивает этот слой шапкой. А она мокрая, след расползается по потолку
Вечером хозяин возмущается соседями. Опять затопили. Утром пятно высыхает. Операция прошла успешно. Объект под визуальным контролем.
А вот один наш сослуживец Володя Б. провалил операцию. Целая бригада оперов сидела в мурманской гостинице “Арктика” и наблюдала за английским разведчиком. Ждали, что он будет обрабатывать закладку, взятую им из тайника. Сидеть скучно. Тянет в сон. Ходить нельзя, может привлечь внимание иностранца. Умники сбегали за бутылкой . Володя Б. размяк и задремал. Опираясь на аппарат, пронизавший потолок нижнего номера. Аппарат провалился. Иностранца в номере не было. Это спасло всю разработку. Иностранца срочно отселили в связи с аварией водоснабжения. Придя в гостиницу вечером он получил ключ от нового номера. Володю Б. ничего уже не спасло. Он был уволен.
После спецмероприятия обычно организовывался банкет. Опера, подвыпив, рассказывали тысячи баек от своей работе. Чаще всего говорили о различных животных, убегавших их дома, о злобных собаках, бросавшихся на вошедших в квартиру. О вызовах милиции бдительными соседями. О неожиданных появлениях родственников.
Как анекдот, всегда рассказывали байку о говорящем попугае. Мероприятие проводили по серьезной разработке. Было учтено все . Вывели хозяев, и осуществляли за ними плотный контроль. Вывели соседей, обеспечив два часа их отсутствия дома. Установили наружное наблюдение у подъезда на случай неожиданного появления родственников. Подготовили и проверили ключи от дверей. Все нормально. Оперработники открывают дверь и входят в квартиру. Из кухни голос. Кто там!
Пожилой сотрудник ОТО “падает в обморок”. Снова голос. Кто там! Вам телеграмма, а дверь открыта, говорим дежурную фразу. Телеграмма и в самом деле подготовлена. А голос без изменений. Кто там! Идем на кухню, думая, что в доме неходячий больной. Попугай в клетке в панике. Он начинает дико кричать. Накрываем клетку кухонным полотенцем и делаем свое дело.
Есть что вспомнить после ОТМ!
***
Я, к сожалению, не учился в обычном военном училище. На примере моего сына, я знаю, как из нормальных парней выбивают там малейшее самомнение, как учат внимать только приказам и предписаниям, не дают простора инициативе. Из училища выходит простой исполнитель, малоспособный к самостоятельному мышлению. Только те, кто сохранил способность анализировать факты и события и строить свою версию, только те должны служить в контрразведке. Военная контрразведка, это выходцы из офицерской среды. И не всегда лучшие. Позднее я неоднократно убеждался в низком качестве подбора кандидатов. Если сам оперработник имеет средний уровень развития, то он никогда не возьмет к себе в помощники человека интеллектуальнее или развитее его. Он и будущему работнику привьет тот начальный кругозор. И если у того нет стремления к росту уровня знаний , а только голый карьеризм, он будет идти по трупам своих товарищей. Умный кадровик К., беседовавший со мной перед приемом, сказал, что возможно именно такие, как я, и должны служить в органах. Вот только К. не подсказал, что не служить надо, а грызть соседей, чтобы те подвинулись, уступили свое место. Не стал я руководителем, но ничуть не жалею об этом. Уже позже, на пенсии, я встречал моих бывших сослуживцев, ставших начальниками отделов.
Наш брат по оружию, выходец с Украины Виктор Веригор, . хорошо знал, с кем проводит служебное время его жена, ныне покойная И. Но что он мог сказать своему руководителю. На дуэль, что ли вызывать. Терпимость В. не осталась без ответа. Он получил назначение на должность капитана 1 ранга. Много позднее, при праздновании своего 60 летнего юбилея, он просто уснул за рулем и разнес вдребезги чужую и свою автомашины. Был задержан милицией. Ночевал в вытрезвителе. Защищая его в суде в качестве адвоката, я прочитал подготовленные им в суд документы. Вот как он описывает происшествие. Сел за руль. Тронулся. Послышался удар. Вытащили из машины. Избили. Прошу суд меня простить.
И такой человек визировал рапорта на вербовку офицеров подводников, учил своих подчиненных. Неграмотность, кстати, не помешала ему выбить надбавку к пенсии за репрессированного в годы советской власти деда, бывшего кулаком в Сибири. Этот же В. во время одной из бесед вспомнил случай в Лиепае, куда он приехал начальником после моего перевода. Он рассказал, как с одним из офицеров на рыбалке стало плохо. Они доехали с ним до гаража и оставили его в машине. Утром офицера нашли мертвым. Отсутствие сострадания, карьеризм в те годы разрушали наши ряды. Тогда я винил себя, в том, что не смог противостоять их организованной, агрессивно непорядочной группе, выслуживающейся, а не служащей. Только сейчас я понял, что ничем иным, как политикой партии такое положение объяснить было нельзя. Выходцы с Украины занимали ключевые должности в Российской контрразведке. Они внедряли политику кумовста и подхалимажа. Нами легко было управлять, сталкивая нас , русских друг с другом. В то время не было такой национальности. Можно было говорить, что ты латыш, литовец, скромнее стоило упоминать, что он еврей. А вот то, что ты русский, говорить было опасно. Сразу же могли обвинить в шовинизме.
Опасные искривления такой политики встречались мне в крайне неприглядном виде. В одном из отделов со мной служил выходец с Украины Дондинюк. Как- то он откровенно рассказал, что его деда ни за что посадили после войны. Ну, думаю, за деда можно и простить. Потом оказалось, что сидел не дед, а отец Д. и сидел за пособничество немцам в гор. Коростень Житомирской области. Каково же было мое удивление, когда приняв объект от Л., я обнаружил в наблюдательном деле еще трех выходцев с гор. Коростень Житомирской области, служащих на должностях, связанных с секретами. Эти выходцы имели родителей, также отсидевших за пособничество немцам. Д. собрал этих людей на одном объекте. Для чего, что они планировали. Это стало ясно, как только Украина заявила о своем суверенитете. В отделе сразу же послышалась украинская речь, которая была забыта ими на время службы в Российской армии.. Все украинцы благополучно перевелись на вышестояшие должности в братскую контрразведку.
Тихая, скрытая ненависть ко всему русскому, россиянам долгие годы тлела под слоем пепла. “Пепел Клаасса стучит в моем сердце”. Только у нас, русских ничего не стучит. Мы всепрощающие. Иваны, не помнящие родства. Как хорошо сказал В.В. Жириновский: Иван, запахни душу. Засилье украинцев в особых отдела, как и в целом, в военной контрразведке тяжело сказалось на наших исторических началах. Какие там дворяне на флоте. Какая интеллигенция. Какая офицерская этика. Воинствующее невежество салоедов и гречкосеев. Умение объединяться в стаи. Навыки скрывать безделье за ширмой активности, которая, при ближайшем рассмотрении, оказывалась прямым стяжательством. Генофонд флота был раздавлен, сначала еврейскими комиссарами, а потом и украинским кумовством. Лев Толстой говорил, что хороших людей гораздо больше, но плохие умеют объединяться. Сейчас бы я сказал о самоорганизующемся невежестве, или активном ничтожестве.
***
А заниматься было чем.
Помню, меня вызвал на связь взволнованный агент и сообщил, что на лесных дачах в районе завода Тосмаре он видел человека, работавшего на рации. Сигнал оформили, с помощью милиции составили словесный портрет. Установили хозяина дачи. Не похож. Рядовой латыш. Два года пытались построить вокруг него оперативную работу. Никого не подпускает. После работы идет домой. Дома ни с кем не общается. На работе замкнут. По различным каналам проверили, не проводили ли в это время каких-либо тренировок военные разведчики, даже наши нелегалы. Нет, ничего не было.
Сигнал заморозили, латыша поставили на учет. А через несколько месяцев наши друзья из Штази (контрразведка ГДР) арестовали двух военных разведчиков, офицеров БНД Таппервина и Боха. Эти люди неоднократно осуществляли разведывательную операцию, высаживаясь на берег в районе Таллина, пешком шли вдоль побережья Балтийского моря, в том числе через Лиепаю, в район Куршской косы в Калининградской области. Затем эвакуировались на сверхмалой подводной лодке. Разведчиков передали в распоряжение ОО БФ. Меня, с Борей Тимохиным, как наиболее физически подготовленных, полковник выделил для сопровождения разведчиков. Из района Палдиски в Эстонии я прошел с ними до Лиепаи. Переход занял неделю. Мы были вымотаны до предела. По пути разведчики показывали объекты их наблюдений, места ночевок. В районе Лиепаи Таппервин показал одинокую мызу, где они с Бохом останавливались на ночь, назвав пароль. Хозяин, по их словам, не говоря ни слова, обеспечивал их отдыхом и питанием. Латыша взяли в проверку территориалы и снова никаких результатов. Мертвой агентурой были нашпигованы хутора, на длительное оседание оставались немецкие резидентуры. Иначе и быть не могло. Оккупация, погранзона, слишком велики интересы противника. Но снова никаких результатов. А ведь это последствие политики выдвиженцев, таких как Невельский. Добравшись живыми до Лиепаи (счастье, что пограничники нас дублировали) мы сдали немецких разведчиков на гауптвахту. Естественно, что на следующее утро, они замерзшие и невыспавшиеся, пожаловались на условия проживания на гауптвахте. “Сердобольный “ полковник Невельский распорядился поселить их в лучшей гостинице города и охранять снова поставил меня с Борей Т. Шпионы наверняка владели приемами японской борьбы, а мы и пистолет- то не смогли бы выхватить своевременно. Ведь не август 44. Мы простые оперативники, работавшие за столом. Однако Таппервин и Бох вели себя корректно, спрашивали разрешения сходить в туалет. Им доставили ужин из ресторана, а на следующий день куда- то отвезли. Очередной пример недальновидности руководителя, если не назвать вещь своими именами. Не исключено, что полковник хотел, чтобы о нем знали там, на западе, после короткой отсидки разведчиков в тюрьме ГДР. Ведь и ГДР оставалось существовать очень недолго.
В то время думать об этом не приходилось. Все мы были оболванены псевдопартийными лозунгами, партийными собраниями, трескучими бумагами о необходимости усиления контрразведывательной работы на объектах. Но руководители не умели наладить такую работу. А теперь ясно, не хотели. Для поиска агента- нелегала необходима система мер в масштабе региона. Необходима согласованная работа всех чекистов. Нужна концентрация усилий на наиболее опасном участке. Необходимо знать разведустремления противника. Тщательно исследовать его вербовочную базу. Знать современные методы их работы. Знать способы и технику связи. Это невозможно сделать в рамках одного отдела. Тем более, одному оперработнику. А в делах у каждого из нас разрабатывалась система мер по контрразведывательному обеспечению объекта. Каждый планировал выявить агента на своем участке, не подозревая, что жить шпион может в другом гарнизоне, а разведывательные контакты устанавливать в период пребывания на курорте, куда наши экипажи уезжали в отпуск после боевой службы. Экипажи то уезжали, а оперработники нет. Ведь у них был не один корабль. И вместо отдыха он уходил на новую боевую службу. На одном из последних партийных собраний в особом отделе авиации СФ я поднял вопрос о создании единой системы контрразведывательных мер, хотя бы в рамках одного отдела. Такая система предполагала активную работу, а не отбывание номера. Ко меня не поддержала. Начальник, старенький полковник Новов тоже. Зачем. Надо дожить до пенсии. Эту тему можно бы продолжить, но слишком специфических вопросов она касается. Отсутствие такой системы сказалось сейчас, в проблемах терроризма. На объектах террористов нет. Нечего там искать. А вот террор есть. Потому что нет общей системы мер.
* * *
Изрядно побороздив океанские просторы, я был повышен. Как тогда говорили, переведен на участок с большим объемом работы. Меня назначили на оперативное обслуживание ВС и АСС. Вспомогательные суда и аварийно-спасательная служба. В 1973 году я принял объект от Жени Ракетникова, того самого, кто подобрал меня для службы. . Работа на нем была запущена до края. Объект состоял из бригады аварийно-спасательных судов, и отряда вспомогательных судов. Самыми большими из них было СС “Трефолев”, CC-30 –это суда для оказания помощи терпящим бедствие подводным лодкам. Команды на них были чисто военные. Тут же были морские буксиры, суда размагничивания, водолазные боты, самоходные баржи. Здесь я чувствовал себя как рыба в воде. Под мой контроль попала и СРМ –12, судоремонтная мастерская, которой руководил Миша Капитульский и с которым у меня были старые счеты. Ведь именно на его объект я приехал в Лиепаю в 1968 году будучи представителем штаба тыла Балтфлота по ремонту кораблей и судов. В моей сохранившейся трудовой книжке осталась благодарность за инициативу в ремонте СС-30. А сейчас я заходил на корабль как хозяин. Аварийно-спасательные суда в Атлантику не выходили и в первое время я скучал по океану. Но уж по Балтике я находился вдоволь. Другую часть ВС и АСС составляли вспомогательные суда. Тогда их было несметное количество. В моем контрразведывательном обслуживании было 64 вымпела. Я имел свою собственную каюту на самом красивом судне Килектор-16. Килектор-это судно для подъема грузов со дна моря. Командование часто гоняло его по своим делам по другим базам Балтики. Клайпеду, Таллинн, Ломоносов я знал как родные. Выходить с ними в море мне нравилось, так как рядом с гражданским командованием я чувствовал себя начальником, с которым необходимо считаться.
Однажды утром меня вызвал к себе полковник Невельский и приказал немедленно вылететь в Таллинн. Дело в том, что килектор получал на артиллерийском складе гранаты и после их ухода одного ящика не досчитались. Мне надо было перехватить килектор в Минной гавани Таллинна и найти украденные гранаты. Я успел на самолет и у причала Минной гавани в Таллинне встретил килектор. Беспредел был полный. Сначала мы с капитаном Коссовским запретили сход с судна на берег, затем произвели тщательный обыск . Он ничего не дал. Затем вахта проверяла сумки у сходивших на берег матросов. То же бесполезно. Оставалось надеяться на негласный аппарат, который был задействован на полную катушку. Вечером позвонил Невельский и приказал возвращаться. При повторной ревизии склада гранаты нашлись. Но пока я не нагулялся по Таллинну, который, кстати, раньше назывался Таллин, без второго Н в конце, и не напробовался знаменитого ликера Вана Таллин и аперитивов Томас и Агнесс, корабль в море не вышел. Придя на свой корабль к вечеру, я милостливо разрешил выходить в родную базу. Кстати, хочу сказать, что видеть город изнутри, это еще полдела. Надо смотреть на него с моря. Поразительная архитектура, прекрасный вид. Жаль, что сейчас им любуются моряки НАТО.
* * *
А жизнь преподносила свои уроки. Ограниченность, заземленность оперативного мышления руководителей периодически проявлялась в громких провалах. Так, командиром вспомогательного судна, предназначенного вывозить и топить в море отработанную регенерацию ( регенерация, вещество, используемое для очистки воздуха на подводных лодках) , был назначен молодой офицер, старательный лейтенант Плешкис. Наверное, он был единственным литовцем на флоте. Именно его надо было назначать на судно, почти бесконтрольно ходившее по Балтике! Особый отдел не разглядел за его исполнительностью и хорошей выправкой дальние прицелы. Бывая в Вильнюсе на концертах своей сестры, оперной певицы Плешките, скорей всего он был завербован для совершения акции идеологической диверсии. Эмиссары НТС толпами кружили в Прибалтике, почти открыто распространяя журналы Посев и Грани. Сам Плешкис был родом из небольшого литовского городка Тельшяй. Затерянный среди литовских холмов, он хранил тайны немецкой оккупации. Я был там по делу Плешкиса. Атмосфера недоговоренности, изоляции от внешнего мира, патриархальной жизни окружала меня и поездка не дала ничего нового, что мы не знали бы о Плешкисе. Да она и не могла ничего дать. Материал о Плешкисе я пытался получить от сотрудников литовского КГБ, которым, конечно, ничего не хотелось рассказывать о своих земляках.
В 1966 году командование заметило старания Плешкиса и назначило его командиром судна с экипажем 9 человек из числа матросов срочной службы. Несколько выходов в море усыпили так и непроснувшуюся бдительность контрразведчиков. Литовцы считались хорошими штурманами. А отклонение из-за курса объяснили туманом. Да и рация на судне барахлила, да и что случится на переходе 20 миль до района свалки химических отходов. В этот район нормальные корабли не заходят, а рыбаки не ловят отравленную рыбу. А на пустяковый сигнал о любви Плешкиса к уединению, приобретение им лоцманских карт шведского берега, которые он получил в секретной части бригады, никто не обратил внимание. Что, изучает шведский. Да попробуй отличи его от литовского. Что, комплектует корабль земляками. Да это правильно, лучше будет дисциплина.
Словом, очередной выход в море оказался последним. По какой-то причине старший помощник Плешкиса, мичман не вышел в море. Оперативный дежурный дал добро на выход. Уже через два часа, якобы блуждая в тумане, корабль под руководством Плешкиса подошел к шведскому берегу и он объявил матросам, что они заблудились из-за тумана. Необходимо спустить шлюпку и сойти на берег для регонсцировки. Так и сделали.
На берегу Плешкис объявил, что они в Швеции и желающие могут остаться. Ни один, заметьте, ни один матрос не последовал за предателем. Они вернулись на корабль, сделав одну лишь ошибку. Они не скрутили Плешкиса и не закрыли его в каюте потому, что не было среди них негласных помощников, проинструктированных на такие действия. Мне кажется, Плешкис сам был агентом КГБ и сам получал задания на выявление изменнических намерений. Кто дал санкцию на его вербовку. Только начальник, поставивший галочку об успешной вербовке лица литовской национальности. Операботник был снят, начальник отстранен и отправлен вскоре на пенсию. А Плешкис в короткое время попал на учебу в Кембридж и по нашим данным посещал Прибалтику уже в чине полковника ЦРУ. Ну, разве не поучительная история.
Теперь, с учетом происшедших в стране событий, которые привели к развалу СССР и крушению научного коммунизма, самым правильным было бы сделать вывод, что измена Плешкиса, это глубоко продуманная акция американской разведки. В последующее десятилетие последовал ряд попыток угонов кораблей и самолетов. Сценарии их были одинаковы. Угонщики использовали уязвимые места в системе контрразведывательного обеспечения объектов. А именно, те места, в которых система мер не могла сработать по причине неуязвимости изменников. Капитан 3 ранга Саблин – заместитель командира корабля по политчасти, угнавший БПК-большой противолодочный корабль.. Старший лейтенант Юрченко, угнавший новейший самолет в Японию- заместитель командира летного звена по политической части. И заметьте объективно, все они выходцы с Украины.
Длительное время по указанию полковника, я организовывал работу по изучению оставшихся в Лиепае связей Плешкиса. Его сожительница работала секретарем мера. Не она ли принимала участие в последующих событиях? Не по ее ли наводке приобреталась агентура влияния в Латвии и на довольно высоком уровне.
Мой человек неоднократно бывал у нее дома, но выйти на тему возможного приезда Плешкиса в Лиепаю он так и не смог, не имея от меня нужного разрешения. А мне его не давал полковник . Работа вяло топталась на одном месте. Не было активных мероприятий по перехвату каналов связи Плешкиса с Латвией и его родной Литвой. Не изучались его родственники, родная сестра знаменитая артистка Вильнюсской филармонии Плешките, его родители, проживавшие в дивном местечке в центре Литвы. Не изыскивались возможные подходы к Плешкису путем маршрутирования агентов на запад. Складывалось странное впечатление того, что простые моряки с судов загранплаванья могут выходить в иностранных портах и творить там невесть что, а вот агентов, которые работали бы на военную контрразведку среди них не было. Нам не давали их приобретать. А связь Плешкиса с Латвией была. Чекистами было перехвачено письмо из Клайпеды в адрес его бывшей сожительницы, в котором Плекшкис, а кто же еще, грустно сообщал, что он был совсем рядом, но не смог приехать, потому что еще рано. Он- то дождался своего часа. Как, впрочем, дождался своего часа и полковник .
Недавно в интернете набрал фамилию Плешкис в одном из поисковых сайтов. Изменников то оказывается, прославляют! Когда-нибудь наберу и Невельского.
* * *
Кстати, жизнь как бы вела меня по следам изменников. Попав уже в пенсионном возрасте на Украину, в город Н, я узнал, что небеизвестный предатель и перебежчик Суворов, выходец из этих мест. Дом, в котором до 1996 года жил его отец, стоит на перекрестке улиц Энгельса и Советская. Не правда ли, символическое место. Будучи старшим лейтенантом, разведчиком с незначительным опытом, Резун, а именно такой была фамилия предателя, бежал, находясь в зарубежной командировке. Прорезался талант писателя. Книги Резуна настоящая чушь. Если верить ему, а вернее ЦРУ, руками которого была написана вся суворовская болтовня, то получается, что России надо было рухнуть еще до начала войны. А она, вопреки здравому смыслу , выстояла. Да еще на полвека оккупировала Европу.
В 1996 году отец Резуна умер. Сын на похороны не приехал, хотя в Украине ему ничего не грозило. Видимо, стыдно было за свою предательскую жизнь.
А вот дом Резуна стоит. В годы перестройки какие-то демократы раскрасили его угол, нарисовав нос ледокола, рассекающего холодные волны. И никто, даже местное начальство, сейчас уже не помнит смысл рисунка. Хотя и не смывает. «Ледокол» называлась первая книга предателя.
Книги Суворова продаются на каждом углу, и ими уже никто не интересуется. Книги здесь вообще редко покупают. Не сбылось предсказание Некрасова.
Маршрут моего троллейбуса проходит мимо дома Резуна. И, наверное, один только я, в его переполненном нутре, знаю, почему только нос ледокола рассекает нарисованные волны...
Сам “Ледокол” давно пропал без вести.
----------
Мое противостояние с полковником Невельским продолжалось. В 1976 году он вызвал меня из отпуска телеграммой и предложил выехать в командировку. Оказалось, что в виде наказания мне было предложено осуществлять оперативный контроль за ОВМГ (Оперативной Военно-морской Группой ) на уборке урожая. Будучи в возрасте, Невельский видимо считал, что командировка на полгода в районы Кубани, Казахстана а затем Украины будет для меня непосильным трудом.
В действительности, за весь период моей службы не было долее удачной поездки. Я самостоятельно распоряжался своим временем, я располагал своим бюджетом, жил в комфортабельных условиях с офицерами ОВМГ в областных городах, имел в распоряжении автомобили, я пользовался льготами участников битвы за урожай.
Но в начале мне предстояло вылететь из Лиепаи в Краснодар, а там в Ейске найти штаб ОВМГ. На командировку мне выдавались первоначальные деньги, остальное я должен был получить в штабе ОВМГ.
Самолет Рига –Краснодар доставил меня в жаркий юг. Хлеба на Кубани начинают убирать в июле. Местным поездом я добрался до Ейска и началась сказка. Город в это время кишел курортниками. Меня поселили в комфортабельной гостинице Ейск, в номере еще с одним оперработником из Особого отдела СФ по фамилии Седенко. Он плохо переносил жару и большую часть времени проводил около моря. Я добросовестно отрабатывал поставленную задачу по выявлению враждебно настроенных лиц среди призванных из запаса военнослужащих. В нашу задачу входила перевозка зерна из под комбайнов на элеваторы. Хлеба было много и местное население не справлялось с уборкой. По полям ходили разжиревшие гуси вперемешку с воронами. Первые уже разучились летать, а вторые настолько разжирели, что не отходили в сторону при приближении.
Наша братва ворон не ела, а вот гусями баловалась. Придумали хитроумный способ их ловли. Раскладывали большой брезент, которым укрывали кузова машин. К углам привязывали кирпичи. Делали дорожку из зерна к середине брезента, где насыпали кучку зерна. Ждали, когда гуси приблизятся к середине, а затем выскакивали из укрытия, и, не давая гусям сбежать, закидывали кирпичи в середину брезента. Один- два обязательно попадался. Его яростно придушивали , а потом в укромном месте общипывали и варили.
Однажды к замполиту группы пришла бабушка и пожаловалась на пропажу гусей. Замполит пытался уточнить причиненный солдатами ущерб и спросил, а сколько же гусей украли, а когда она не смогла пояснить, предложил сказать, а сколько из поначалу было. Потом, естественно , надо было пересчитать оставшихся и узнать разницу. Но бабушка считать больше ста не умела и пояснила, что гусей было много , но осталось меньше. Стаи насчитывали сотни голов. О птичьем гриппе тогда никто не слышал.
Уже будучи искушенным чекистом, я сразу наладил контакты с нужными людьми. Они по моему замыслу обладали оперативной информацией. Думаю, что вы догадались. Первым был зам. начальника тыла по продовольственному снабжению. Второй, конечно доктор. Почему? А где же было брать спирт.
С обоими я впоследствии встречался в разных гарнизонах. Было что вспомнить.
Не думайте, что оперработник занимался только отдыхом. Я брал на себя работу всерьез. В полевых условиях было трудно наладить работу с агентурой. Но я умудрялся встречаться с ними и даже отбирал письменные сообщения, которые через местные УКГБ отправлял в свой отдел.
С одним из агентов, работавших по сигналу о наличии у одного из переподготовщиков взрывчатых веществ, я договорился о встрече в кукурузном поле. Мы уже устроились и начали беседу, как вдруг на нас налетела стая божьих коровок. Мы просто отмахивались от них, не подозревая, что это хищники. А они, раздражаясь от маханья наших рук, вдруг начали кусаться, да так, что я понял, еще немного, и с поля мы уже не уйдем. Побежали в воду. Соленый лиман, на берегах которого засохла соль, был мелкий пришлось сесть на дно и пережидать, когда божьи создания успокоятся и улетят восвояси.
Взрывчатку я все-таки изъял через командование. Отбирали и незаконно привезенное оружие, которое переподготовщики использовали для стрельбы по ланям и кабанам, во множестве обитающих в камышах.
Особенно запомнилось Азовское море. Ейский лиман прогревался до 40 градусов. Рыба кишела прямо у берега в мутной морской воде. Мы выгребали бычков, которых тут же вялили на солнце. Пиво на Кубани никогда не было в дефиците. А председатели колхозов, которым мы помогали убирать урожай, наперебой старались угостить кубанскими коньяками. Словом, время чудесное.
После Кубани путь наших четырех батальонов, входивших в ОВМГ лежал в Казахстан. Штаб ОВМГ располагался в гостинице Ишим гор. Петропавловска Северо-Казахстанской области. Снова возили зерно. Суровый климат Казазстана в октябе уже походил на предзимье. Работы было немного, и наше основное время препровождение приходилось на ресторан Ишим. Там была своя особая водка и истекающий жиром балык. Еще Казахстан запомнился мне кумысом, который попробовав один раз в жизни, я уже больше в жизни не пил. Не выдержал мой европейский желудок. Кумыс вызревал в вывернутых мехом вовнутрь овечьих шкурах-бурдюках. Мне потом казалось, что спирт, содержащийся в кумысе, был продуктом жизнедеятельности миллионов микробов, шевелящихся в огромных вонючих мешках.
Выпал снег и нас снова перебросили, сейчас на Украину. Надо было возить буряк. Я тогда ошибочно называл его свеклой. Мне объяснили, что свекла, это то, что ест скот. А мы возим буряк, из которого делают сахар.
Штаб ОВМГ разделился. Часть группы осталась с Чернигове. Часть располагалась в Житомире. А еще один батальон поехал в Николаев. Предстояла большая и объемная работа. В Чернигове нас поселили в гостиницу Колос. После первоклассных отелей Кубани и Казахстана нам с Седенко этот номер не понравился. Мы пошли к начальнику местного УКГБ и он скомандовал выделить нам двухместный люкс в гостинице Чернигов. В шикарных условиях мы прожили две недели. Я познакомился с городами Нежин, Пирятин, Прилуки, Малая девица, Гребенка. Как потом оказалось, всего 60 км. не доехал до Черкасс, города, с которым меня на долгое время связала судьба.
Чернигов в то время был захолустным городом, его старинные достопримечательности почему то мало запомнились. Предстояло переехать в Житомир. Путь лежал через Киев, где как вы понимаете, я не мог не задержаться. Особенно запомнился ресторан Киев около музея Арсенал. Понравился холодный борщ, который я ел впервые. Потом Киев я навещал неоднократно.
В Житомире в числе воспоминанй и до сих пор остается наше с со Седенко проживание в гостинице Житомир, а также посещение ресторана на первом этаже. В то время, как и сейчас, славилась в Житомире водка на березовых почках. На бруньках, как говорят украинцы. Водка была зеленой и полезной . От нее светлел ум и не болела голова. В то время я посетил город Бердичев и, конечно, храм, где венчался Оноре Де Бальзак. Ничего особенно в плане оперативной работы выявить не удалось. Запомнился старый город, музе Королева, да еще, пожалуй, красота местных девчат.
Один из моих батальонов дислоцировался в Николаевской области. С удовольствием слетал в Николаев, посмотрел на панораму судостроительного завода. Посетил ресторан Советский на центральной пешеходной улице.
Мне сейчас кажется, что нам платили очень много денег. Сейчас бы одно посещение ресторана причинило бы огромную брешь в моем бюджете. Тогда это было нормой. И не потому, что мы искали развлечений, а потому, что надо было где- то поужинать, выпить 150 грамм. А больше я тогда и не пил. Себя обманывали тем, что надо было наблюдать за офицерами опергруппы в нерабочее время. Сами понимаете, офицеры опергруппы проявляли в командировке как не самые лучшие, но по - видимому обычные свои качества.
Полгода целины заканчивались. Уезжал с самыми благоприятными впечатлениями. Получил грамоты обкома Северо-Казахстанской области, Черниговского обкома КПСС. Был представлен к медали за боевые заслуги. Но медаль задробил полковник. А грамоты надо было показывать на парткомиссии. Не догадался, и еще год ходил со строгим выговором Сейчас думаю, что Ко воспользовались бы этим на полную катушку. В итоге от целины у меня остались воспоминания и костюм, сшитый из подаренного командиром ОВМГ капитаном 1 ранга Рубалевским прекрасного отреза английского сукна.
* * *
При возвращении в Лиепаю мой отчет никто не заслушивал. Полковник Невельский объявил о моем переводе в Быхов Могилевской области. В особый отдел КГБ СССР по 57 дивизии авиации Северного флота. Меня отлучили от моря. С полковником не прощался. Думал, что о нем уже не услышу. Пришлось!
Продолжение:
Предыдущая часть: