— Собирайся, — бросил он, не оборачиваясь. — Или сам сложу твои вещи.
Символично, подумала я. Как и всё остальное в нашей жизни.
Звук заедающей молнии чемодана резанул по нервам. Двадцать лет этот замок не работал, а Андрей так и не починил.
Я сидела на кровати с остывшей кружкой кофе в руках. В спальне пахло утренней свежестью и чем-то ещё — горечью недосказанности, которая копилась годами.
А потом увидела на дне чемодана то, чего там быть не могло.
— Помнишь, как мы его покупали? — спросила я. — В том магазине на Арбате. Я хотела красный, ты настаивал на чёрном.
— Практичнее, — буркнул он. — Хватит ностальгии.
— На всю жизнь берём, — напомнила я его же слова. — Помнишь?
Андрей дёрнул плечом — тот жест, который появлялся, когда нужно принимать решения. За нас обоих, мысленно добавила я.
— Тогда мы планировали путешествовать каждое лето, — продолжила я. — Париж, Венеция, Прага... Я даже маршруты расписывала.
— Планы не сбылись, — голос стал жёстче. — Дочь, работа, ипотека... Я же не виноват в том, что жизнь пошла по-другому.
"Я не виноват" — его любимая мантра. На все случаи жизни.
Я встала и подошла к чемодану. Андрей отступил, скрестив руки — защитная поза, которую я знала наизусть.
— Без драм, пожалуйста, — сказал он. — Нам обоим будет легче.
— Легче кому именно? — Я провела пальцами по потёртой ручке.
— Тебе точно. Не нужно больше терпеть мою "неадекватность".
— Не передёргивай. Я терпел твою постоянную неудовлетворённость жизнью.
Неудовлетворённость. Как ловко он превращал мои мечты в психическое расстройство.
Молния поддалась только с четвёртого раза. Внутри пахло нафталином и забытым временем — запах вещей, которые ждут своего часа десятилетиями.
Рука наткнулась на что-то твёрдое в боковом кармане.
Блокнот в тёмно-синей обложке. Потрёпанные уголки выдавали частое использование в прошлой жизни.
Внутри лежало письмо. Моё письмо самой себе.
— Вот это да, — выдохнула я. — Думала, потерялся навсегда.
— Что там? — Андрей напрягся, словно я достала гранату.
Открыла наугад. Мой почерк двадцатипятилетней давности смотрел на меня, как послание из параллельной реальности:
*"Старушка у метро кормит голубей. Каждая крошка — чья-то отпущенная мечта? Обязательно напишу об этом..."*
Горло сжало. Писать. Совсем забыла, что когда-то хотела писать книги.
— Покажи, — Андрей протянул руку.
— Личные записи.
— Какие секреты после двадцати трёх лет брака?
За 23 года я написала 347 снов в этом блокноте. И забыла о каждом.
Перелистывала страницы, и каждая строчка била наотмашь:
*"Андрей подарил цветы просто так. 'Увидел и подумал о тебе', — сказал. Неужели такие мужчины ещё существуют? Выхожу за правильного человека..."*
— Лена, — в голосе появились новые нотки. — Дай взглянуть.
Подняла глаза. В его взгляде мелькнуло что-то незнакомое — растерянность? тревога?
*"Главное — не превратиться в женщину, живущую только семьёй. Помнить, кто я и что хочу дать этому миру..."*
— Эту запись помню отчётливо, — сказала тихо. — Писала после визита к Серёге с женой.
Она весь вечер молчала — только кивала и подавала салаты. Я тогда поклялась никогда не стать такой.
Но стала.
Андрей опустился на кровать. Лицо приняло то серьёзное выражение, которое бывало только в критические моменты.
— Ты же не такая, — неуверенно возразил он. — У тебя работа, увлечения...
— Какие увлечения? — захлопнула блокнот.
— Работу выбрал ты — удобный график для семьи. Хобби одобрил ты — чтобы не мешали твоему покою.
— Я никогда не запрещал...
— Не запрещал, но и не поддерживал. Курсы фотографии — что сказал?
Потёр лицо ладонями. Знакомый жест капитуляции.
— Дорого и бесперспективно, — произнес после паузы.
— Поездка в Италию?
— Кредит не позволял...
— Собственная студия?
— Слишком рискованно... — Голос становился тише. — Но я думал о благе семьи! Хотел всем обеспечить стабильность!
— Всем, кроме меня.
Слова вырвались сами — жёсткие, правдивые, бьющие в цель.
— Я стала удобной, Андрей. Предсказуемой. Функциональной.
Перестала быть собой. А ты даже не заметил момента, когда это случилось.
Он поднял глаза — впервые за годы по-настоящему растерянный.
— Мы же были счастливы... разве нет?
— Ты был счастлив. А я играла роль довольной жены.
За окном заморосил дождь. Капли стекали по стеклу, размывая привычные контуры двора.
Как легко размываются контуры жизни, думала я, когда перестаёшь за них держаться.
— Знаешь, что самое ужасное? — не отрывая взгляда от окна. — Не то, что потеряла себя. А то, что ты не заметил, когда это произошло.
— Лена...
— Здесь есть запись: *"Самое страшное — не ошибиться в выборе. Самое страшное — прожить не свою жизнь из-за боязни выбирать"*.
В двадцать пять я была мудрее, чем сейчас.
Он встал, подошёл к окну. Молчал, глядя на дождь.
— Что дальше? — спросил, не оборачиваясь. — Чего ты хочешь на самом деле?
— Вспомнить, кто я такая. И больше никого не спрашивать разрешения жить.
— Для этого обязательно уходить?
Посмотрела на блокнот. На чемодан с вечно заедающим замком. На фотографию Ани — нашу дочь, которая в Питере училась быть собой и не боялась мечтать.
— Не знаю, — честно ответила. — Знаю точно — не буду больше притворяться, что мне всё равно.
— А если я... — повернулся ко мне. — Если попробую услышать? По-настоящему?
— После двадцати трёх лет молчания?
— После двадцати трёх лет ошибок, — тихо сказал.
Встала, подошла к чемодану. Аккуратно уложила блокнот в боковой карман. Погладила шёлковую подкладку — терпеливо ждавшую своего часа.
— Странно, — призналась. — Хотела уезжать, а теперь думаю остаться. Но совершенно по-другому.
— Как?
— Честно. Без удобных компромиссов.
Буду говорить, чего хочу. И делать то, что считаю правильным.
Андрей медленно кивнул — как человек, который ещё не до конца понимает масштаб перемен.
— Попробуем? — спросил.
Закрыла чемодан. Молния защёлкнулась с тихим щелчком — впервые за двадцать лет. Как и мы.
— Попробуем, — согласилась. — Но блокнот оставлю на столе. Для памяти о том, кем я была. И кем могу быть снова.
А вы находили когда-нибудь в старых вещах напоминания о себе настоящей?
Подписывайтесь — здесь истории о том, как в 50+ мы наконец-то учимся быть собой.