Глава 3. Корова. Уроки смирения и упорства
«Мы в ответе за тех, кого приручили.»
© Антуан де Сент-Экзюпери
Особенно ярко в мою детскую память врезался эпизод с коровой. Мне, тощему ребенку лет одиннадцати, вдруг поручили вывести её на прогулку. Для неё — прогулка. Для меня — квест "Выжить против танка". Она была размером с небольшого слона, а её рога мне казались изогнутыми клинками судьбы, нацеленными прямо в моё неокрепшее эго. Бабушка, выдавая мне эту миссию, смотрела на меня с тем же выражением, с каким провожают солдат на фронт — гордость, смешанная с готовностью в любой момент начать оплакивать.
Наше "совместное" времяпрепровождение началось с того, что она просто проигнорировала мои робкие потягивания за верёвку. Я был для неё тем же, чем муравей для слона — досадной помехой, не заслуживающей даже внимания. Она шла туда, где была трава позеленей, а я нервно семенил рядом, стараясь сохранять достойную дистанцию и в то же время демонстрировать, кто тут главный. Периодически я пытался проявить авторитет, тыкая в её непробиваемый бок хворостиной. Она останавливалась, медленно поворачивала ко мне свою огромную, флегматичную голову и смотрела. Молча. В её огромных, влажных глазах читалась вся многовековая мудрость коров: "Малыш, я тут бурёнка со стажем, а ты — случайная ошибка природы. Не нарывайся". В её взгляде не было злобы — лишь снисходительное презрение существа, которое весит полтонны, к тому, кто с трудом дотягивает до тридцати пяти килограммов.
Кульминацией этого унижения стала попытка вернуть её в сарай. Она, словно почуяв мою неуверенность, решила провести собственный эксперимент по изучению поведения человека в условиях стресса. Вместо того чтобы послушно направиться к воротам, она вдруг ринулась в сторону огорода, туда, где бабушка только что высадила рассаду капусты. Мой внутренний диалог в тот момент достиг космических скоростей: "Останови её! Нет, она же тебя затопчет! Кричи! А что кричать? 'Караул'? Бабушка убьёт, если она потопчет капусту!". Я метался вокруг неё, как малоэффективный лай собаки против стада слонов, пытаясь то ли остановить, то ли перенаправить эту массу мышц и упрямства. Благодаря моему, какому-то совсем уж фантастическому упрямству, корова, несмотря на все ее сопротивление не убежала топтать капусту, а, пусть и хаотично с постоянной попыткой раздавить меня своим тяжелым взглядом и запугать рогами, двигалась шаг за шагом к сараю. Хорошо, что мы были уже совсем недалеко и на финишной прямой моя бабушка все-таки пришла на помощь погибающему мне и загнала корову без особых хлопот в сарай. В тот день я понял фундаментальную вещь: моё призвание — что угодно, только не животноводство.
Больше наши пути не пересекались. Думаю, она была тоже не в восторге от такого неумелого пастуха. Эта «прогулка» стала для меня тем самым испытанием, которое очень серьезно повлияло на характер. Когда ты стоишь перед полутонной живой плоти, понимая, что ни уговорить, ни заставить её у тебя не выйдет, включается какое-то особое, дремлющее в каждом человеке упрямство. Не сила, нет — её у меня не было и быть не могло, а именно упрямство. Та самая способность, которая заставляет продолжать давить на не сдвигаемую глыбу, зная, что сдвинуть её невозможно, но и отступить — значит признать поражение.
Тот день научил меня главному: невозможное — это всего лишь слово. Корову я, конечно, так и не победил. Но я нашёл способ сосуществовать с этой непоколебимой силой. Я научился предугадывать её желания, обходить её упрямство и в итоге — ненамного, на сантиметр, но — сдвигать её в нужном мне направлении. Не лобовой атакой, которой я был не способен дать, а тихим, настойчивым, почти незаметным давлением.
Теперь, уже во взрослой жизни, сталкиваясь с неподъемным проектом или непробиваемой бюрократической системой, где-то в глубине души просыпается тот самый одиннадцатилетний мальчишка, который знает простую истину: не бывает непреодолимых препятствий. Бывает недостаточно настойчивости. Все эти сложности и трудности — всего лишь жалкое подобие той настоящей, живой, мычащей силы, которая когда-то преподала мне самый наглядный и запоминающийся урок упорства. Да, я до сих пор с уважением обхожу стороной поля с коровами. Но уже не из страха, а из признания — именно они сделали из меня того, кто не сдаётся.
Глава 4. Жизнь злорадствует
«Жизнь — это то, что происходит с нами,
пока мы строим планы.»
© Джон Леннон
Я чуть не заплакал от счастья, когда при дележе бабушкиного наследства моего отца "кинули" на дом с участком. Пока взрослые с серьезными лицами решали судьбу недвижимости, я, пятнадцатилетний стратег, уже строил планы на будущее свободное от сельскохозяйственных работ. Да, я сочувствовал папе, преданному родной сестрой. Но внутри ликовал: огорода не будет! Никаких грядок, никакой картошки, никаких ведер с сорняками! Ура! Казалось, сама судьба протягивает мне руку помощи, выводя с тропы добровольного мученичества.
Жизнь, эта старая насмешница с изощренным чувством юмора, тут же подкинула первую шутку: моей первой женой стала девушка из деревни. С частным домом! Мои друзья качали головами: "Ну всё, Женя, попался. Теперь тебе и огород, и куры, и свиньи". Но — о, счастье! — дома был лишь крошечный палисадник с ромашками, а из живности — только коты и собаки. Её родители, современные сельские жители, давно поняли простую истину: проще купить еды в магазине, чем горбатиться на земле.
Правда, был небольшой огород у её дедушки с бабушкой — несколько аккуратных грядок с зеленью, парничок с огурцами и пара яблонь. Туда меня изредка привлекали на "легкие работы" — пополоть морковку, собрать ягоды смородины. Но это было совсем не то, что мое детское заточение. Здесь не было гигантских плантаций картошки, не нужно было таскать ведра с водой и проводить дни напролет в борьбе с сорняками. Работа была дозированной и главное — добровольной. Я даже начал понимать некоторую прелесть в том, чтобы сорвать с грядки еще теплый от солнца помидор или выкопать молодую картошечку для супа.
Казалось, пронесло. Я нашел идеальный компромисс — немного сельской романтики без каторжного труда. Но наша совместная жизнь дала трещину и мы разошлись.
Выводы были сделаны и второй раз я женился уже на стопроцентной горожанке. Моя новая жена, при всей своей городской утонченности, оказалась не белоручкой, а трудоголиком с почти фанатичной одержимостью. Только её стихией был не чернозем, а офисные джунгли. Она могла до полуночи шлифовать презентацию или коммерческое предложение с таким же упорством, с каким моя бабушка полола грядки. Её девизом было "Сделано идеально или не сделано вообще", и это касалось абсолютно всего. Я выдохнул. Но Вселенная, похоже, только того и ждала. Она смеялась уже в полный голос, готовя свой главный козырь. Оказалось, у жены есть дача. Не просто дача, а настоящий привет из моего детства: шесть соток, яблони, смородина и — о ужас — три аккуратные грядки и два парника. "Но это же совсем немного!" — говорила она, не понимая моего бледного вида. — "Только для зелени к шашлыкам!"
Сначала это действительно было мило: приезжаешь на выходные, жаришь мясо, немного щиплешь травку на грядках — почти медитативное занятие. Я начал смотреть на это как на терапию: мол, вот оно, единение с природой без фанатизма. Я наивно полагал, что смогу контролировать этот процесс, дозировать его, как лекарство. Как же я ошибался.
Ковид. Мы, как и многие горожане, рванули на дачу. Я работал из "дома", а домом теперь был дачный домик с шатким интернетом. Жена, отрезанная от привычной городской жизни — кафе, фитнеса, прогулок по магазинам — внезапно открыла в себе нового человека. Великого Агронома.
Её охватил религиозный экстаз. Земля звала её, манила, требовала жертв. Она изучала лунные календари, закупала семена редких сортов, спорила на форумах. Из трех грядок огород постепенно разрастался, стараясь занять как можно больше свободного пространства. Она пахала с утра до ночи, с присущим ей упорством. Я уговаривал: "Да остановись ты! Отдохни! Посмотри сериал!". В ответ слышал: "Не могу! Земля зовёт! Тут же столько всего нужно сделать!". Её глаза горели фанатичным блеском сектанта, нашедшего своего бога в лице помидорной рассады. Я с ужасом наблюдал, как моя городская жена превращается в великого Агронома. Мои детские кошмары о сельском хозяйстве становились явью. Меня все чаще стали привлекать к работам на огороде во вторую смену, я как болид формулы один мчался в свой персональный дачный ад.
Спасение пришло неожиданно и в довольно жестокой форме. Она сломала ногу. Мы поставили её на костыль, знаете, такой под коленку, и она стала напоминать пирата, не хватало только треуголки, повязки на глаз и попугая, орущего про пиастры (знаю, знаю, атрибутов, которые были в наличии было существенно меньше, чем отсутствующих, но этого хватило, что бы в нее вселился дух свободолюбивого Пирата). Началось сражение Пирата с Агрономом за ум и тело жены: первый хотел свободно бороздить моря городских улиц, а второй звал копать, вырывать, поливать и собирать. Битва была долгой, я скрестил пальцы, и, очень рад, что дух одноногого Пирата одержал окончательную и безоговорочную победу над духом Агронома. Казалось, все война выиграна и огород будет придан анафеме. Наивный. Я снова недооценил коварство судьбы.
Не забудьте подписаться на канал. Подписчики и лайки - лучший мотиватор продолжать творить!
Начало рассказа тут: