Доктор Артем Громов всю жизнь мечтал об этом открытии. Спутниковые снимки показали аномалию в глубине сибирской тайги, в сотнях километров от ближайшего поселка — идеально ровный круг, скрытый под вековыми соснами. Не магнитный, не радиационный. Просто… тихий. Место, где даже птицы, как выяснилось по прибытии, не пели.
Лагерь из трех палаток казался жалким желтым пятнышком в море изумрудного мрака. Команда была небольшой: сам Громов, его аспирант Леня — фанат гаджетов и диванный скептик, и Вера, опытный геолог с глазами, видевшими слишком много одиночества.
Раскопки начались стандартно. Сняли дерн, углубились на метр, потом на два. Земля была странной — слишком мягкой, почти пушистой, и холод исходил от нее не сибирский, колючий, а древний, космический, пронизывающий до костей.
Первым артефактом стал обломок кости. Не животного. Человеческой. Но видоизмененной, неестественно вытянутой, с длинными фалангами пальцев. Леня скептически хмыкнул, снимая все на камеру, но Вера нахмурилась.
«Артем, это не ритуальное захоронение. Кость не спиливали и не ломали. Она такая… выросла».
На третий день лопата Лени со скрежетом ударилась о что-то твердое. Не камень. Что-то гладкое, почти стеклянное. Они расчистили участок. Под пластом черной земли лежала идеально отполированная плоскость черного материала. В него были инкрустированы кости. Десятки скелетов. Они не лежали в анатомическом порядке. Они были вплетены в структуру черного камня, словно корни деревьев, образуя сложный, бредовый узор. Черепа были теми же, что и найденная кость — удлиненные, с неестественно большими глазницами и ртами, застывшими в беззвучном крике.
Воздух стал густым, сладковато-гнилостным. Компасы начинали бешено вращаться, если подносить их к черной плите.Именно тогда Вера сказала, что видит тени. Высокие, долговязые, мелькающие между стволами на периферии зрения. «Медведи», — бурчал Леня, но его голос дрожал. Камеры ночью выключались сами по себе, аккумуляторы садились в ноль за минуты.
На пятый день они нашли центр. Черная плита уходила вглубь, образуя колодец. Спустились на тросе. На глубине десяти метров они оказались в сферической полости. Стены были из того же материала. И в них, словно насекомые в янтаре, были замурованы тела. Не скелеты. Плоть. Высушенная, как пергамент, но целая. Их лица, искаженные внечеловеческим ужасом, были обращены к центру пещеры, где на невысоком пьедестале лежал один-единственный артефакт.Он был похож на шар из того же черного стекла, размером с человеческую голову. И он был теплым.Леня, движимый научным азартом (или тем, что маскировалось под него), первым дотронулся.Тишину взорвал не звук, а его полная противоположность. Глухой, всепоглощающий всхлоп, который выбил воздух из легких и погасил фонари. В абсолютной, давящей темноте что-то щелкнуло. Один раз. Два. Потом еще и еще. Как старые кости, которые долго не разминали.Фонари удалось зажечь через минуту. Леня стоял на том же месте, улыбаясь. «Оно говорит»,— сказал он просто.
В ту ночу Леня не вернулся в палатку. Он сидел у края раскопа, бормоча что-то на языке, который был не просто неизвестен, а физиологически невозможен для человеческих связок. Гортанные, щелкающие звуки.Утром его не нашли. Только его куртку, брошенную у ямы. И ведущие в лес следы. Но не ног. Следы волочения, перемежающиеся глубокими вмятинами, будто кто-то передвигался на четвереньках, но с неестественно длинными конечностями.
Громов и Вера пытались вызвать помощь по спутниковому телефону. В ответ была только тишина, иногда прерываемая далеким, похожим на детский лепет, щебетом.
Тени стали смелее. Теперь их было видно четче. Высокие, тощие фигуры с паучьей грацией, скользившие между деревьями. Их кожа была цвета влажной земли, а движения — резкими, угловатыми, преломляющимися под невероятными углами. Они не нападали. Они просто наблюдали. И ждали.
Вера, сломленная ужасом, на второй день пропала. Громов нашел ее у черного колодца. Она сидела, обхватив колени, и раскачивалась. Она обернулась на его зов. Ее глаза были абсолютно черными, без белка и зрачка. Из ее горла вырвался тот самый щелкающий звук. Она улыбнулась exactly как Леня. «Он зовет.Всех. Он спал так долго», — просипела она ее голосом, но не ее словами.Громов в ужасе отпрянул, споткнулся и побежал. Он бежал сквозь лес, не разбирая дороги, слыша за спиной шелест и мягкие, быстрые шаги по хвое. Он добежал до лагеря, захлопнулся в палатке, прижал к ушам наушники, пытаясь заглушить нарастающий снаружи щелкающий хор.Но звук шел не снаружи. Он возникал прямо у него в голове. Тихий, навязчивый, манящий. Образы: глубокий, темный, теплый покой. Вечный сон в обнимку с чем-то древним. Облегчение. Не нужно больше бежать. Не нужно бояться.
Утром поисковый отряд, наконец-то добравшийся до координат, нашел брошенный лагерь. Погасший костер. Раскоп, заваленный свежесорванными ветками и землей, будто кто-то пытался его закопать.И доктора Громова. Он сидел на краю ямы, спиной к приехавшим. Он был абсолютно неподвижен. «Доктор Громов?»— окликнул его начальник отряда.Громов медленно обернулся. Его лицо было спокойным, умиротворенным. Но глаза… Его глаза были черными, как смоль, как ночное небо над тайгой. Он улыбнулся теплой, гостеприимной улыбкой.
«Вы пришли, — сказал он тихим, ласковым голосом, в котором дребезжал десяток чужих тембров. — Не бойтесь. Он всех ждал. Войдите в Глубину. Обретите покой».
И из леса, из-за каждого дерева, послышался одобрительный, многоголосый щелкающий шепот.