Светлана ключом отперла дверь родительской квартиры и сразу почувствовала запах валерьянки.
— Мам, это я! — крикнула она в прихожую, ставя сумку с подарками. Керамические тарелки звякнули друг о друга.
— Входи уж, коль пришла, — донеслось из кухни.
Вот оно. Начинается.
Светлана прошла по коридору, где висели фотографии — она в белом платье на выпускном, Наташа с младенцем на руках, семейные снимки. Все как было. Только мать за столом сидела какая-то сжатая, губы поджаты.
— Привет, мам! — Света попыталась обнять её, но та отстранилась. — Тебе подарки привезла.
— По курортам ездите, а сестра без квартиры! — выпалила мать, даже не взглянув на турецкие сувениры.
Светлана замерла. Вот так вот. Без «как отдохнула», без «загорела хорошо». Сразу в лоб.
— Мам, что такое?
— А то! Наташа вчера была. Плачет! Живёт в одной комнате с ребёнком у чужих людей. А у тебя квартир — аж две штуки! И всё тебе мало!
Светлана медленно опустилась на стул. В животе что-то сжалось. Неужели опять? Неужели снова это начинается?
— Мам, при чём тут мои квартиры? Я их заработала сама.
— Сама! — мать фыркнула. — Все мы сами! А семья что такое? Наташе помочь не можешь?
— Каким образом помочь? — Светлана почувствовала, как голос становится тише. Всегда так было — мать повышает тон, она понижает. Как будто извиняется за то, что существует.
— Да отдай ей квартиру! Ту, что сдаёшь! Она ж пустует, деньги только капают. А человек мучается!
— Мам, это же, это же моя квартира. Я на неё кредит брала, десять лет выплачивала.
— И что? Тебе жить негде? У тебя своя есть! — Мать встала, начала нервно протирать уже чистый стол. — Думала, дочку вырастила человечную. А ты... эгоистка!
Слово ударило как пощёчина. Эгоистка. Сколько раз она это слышала? В детстве — когда не хотела делиться игрушками с Наташкой. В юности — когда поступала не туда, куда хотела мать. Во взрослой жизни — когда отказывалась давать деньги в долг.
— Мам, но ведь я всю жизнь сама поднималась. Ты же помнишь — после института снимала углы, ела макароны с кетчупом.
— Помню! И что? Поднялась — теперь других топи?
Светлана открыла было рот, но тут дверь хлопнула. В квартиру вошла Наташа. Глаза красные, волосы растрёпаны, вид измученный.
— Света? — она остановилась на пороге кухни. — А, привет.
— Наташ, привет, — Светлана встала. — Как дела?
— Да как, — сестра махнула рукой, села за стол. — Живём потихоньку. Димка простыл опять. А в той комнате сквозняк.
Мать тут же засуетилась:
— Вот видишь? Ребёнок болеет! А некоторым всё нипочём.
Повисла тишина. Светлана смотрела на сестру — худенькую, уставшую. На мать — с её обвиняющим взглядом. И чувствовала, как внутри всё сжимается в тугой ком.
— Света, — тихо сказала Наташа, — я не прошу, но если ты могла бы хоть что-то недорогое нам купить, я бы отдавала понемногу.
Вот оно. Началось.
Светлана шла домой и чувствовала себя даже не сломленной, хуже — предательницей.
Дома сын Артём готовился к экзаменам. Четырнадцать лет, долговязый, с наушниками в ушах. Обычно он встречал её весёлой болтовнёй о школьных делах, но сегодня лишь кивнул.
— Мам, ты какая-то странная. Всё нормально?
— Да всё хорошо, сынок.
Но ничего не было хорошо. Светлана механически разогрела ужин, сидела напротив Артёма и думала одно: «А может, правда отдать? Наташка же не виновата, что муж её бросил.»
— Мам, ты вообще меня слышишь? — Артём помахал рукой перед её лицом.
— Что? Прости, задумалась.
— Я говорю — купи мне новые кроссовки. Эти развалились.
Светлана посмотрела на него. Обычно она сразу соглашалась. Но сейчас в голове пронеслось: «А если мне придётся кредит брать для Наташи? На что жить будем?»
— Посмотрим, — сказала она. Артём удивлённо поднял брови.
Ночью Светлана не спала. Ворочалась, считала деньги в уме. Квартира, которую сдавала, приносила тридцать тысяч в месяц. Неплохая прибавка к зарплате. Отдать её Наташе, это же почти половину дохода потерять!
«Но мать права, — думала она. — Я же эгоистка. Живу хорошо, а сестра мучается. Димка болеет».
Утром позвонила мама:
— Света, ты подумала?
— О чём подумала?
— Как ты можешь быть такой бессердечной? Наташа вчера всю ночь плакала! Ребёнок кашляет, а она денег на нормального врача нет!
— Мам, при чём тут я?
— Ты могла бы хотя бы помочь с врачом. Или квартиру какую-нибудь недорогую подыскать.
Светлана чувствовала, как в груди нарастает паника. Началось. Опять началось это давление, эти упрёки. Как в детстве, как всегда.
— Хорошо, я подумаю.
В офисе Светлана работала механически. Коллеги что-то говорили, смеялись, а она всё думала: «Может, правда купить Наташе что-то недорогое? Однушку какую-нибудь? Кредит на десять лет, можно же потянуть».
Вечером — снова звонок.
— Светочка, дочка, я не хочу вас ссорить, — голос матери был слёзливым. — Но подумай сама — Наташе же некуда деваться. А у тебя столько всего.
— Мам, я всё заработала сама!
— И что? Гордиться собой будешь, когда сестра на улице окажется?
Светлана положила трубку и заплакала. Впервые за много лет — заплакала от беспомощности.
Артём подошел, неловко обнял:
— Мам, что случилось?
— Ничего, сынок. Просто трудности.
— С деньгами?
— Не с деньгами. С людьми.
— А конкретно?
Светлана посмотрела на сына. Он уже не ребёнок. Может понять.
— Бабушка хочет, чтобы я купила тёте Наташе квартиру. Говорит, я эгоистка, если откажусь.
Артём нахмурился:
— Мам, а ты хочешь покупать?
— Не хочу. Мы сами еще не рассчитались полностью за наше жильё.
— Тогда не покупай. Ты же никому ничего не должна.
«Никому ничего не должна», — Светлана повторила про себя эти слова. Как просто он сказал. А ей казалось это невозможным.
На следующий день приехала Наташа. Без звонка, без предупреждения. Села на кухне, заплакала:
— Света, помоги.
— Наташ, я не знаю, как помочь.
— Да хоть что-то! Мы с Димкой скоро на улицу попадём! Подруга говорит, что больше не может нас терпеть. А идти некуда.
— А работа? Ты же работать можешь?
— Да кому я нужна в тридцать пять лет? Опыта никакого, образования толком нет.
Наташа плакала, и Светлане становилось всё хуже. Может, действительно помочь? Хоть немного?
— Слушай, может быть, я возьму кредит. Небольшой. На первый взнос для ипотеки.
— Правда?! — Наташины глаза засияли.
— Только это будет кредит на мое имя. И платить я буду сама. А ты потихоньку будешь отдавать.
— Конечно! Я найду работу, всё отдам!
Светлана пошла в банк. Сидела перед менеджером, рассматривала документы для кредита. Пятьсот тысяч рублей под пятнадцать процентов годовых. Ежемесячный платёж — тридцать семь тысяч.
— Подписываете? — спросил менеджер.
Светлана взяла ручку. Рука дрожала. Она представила: семь лет выплат. Семь лет экономии на всём. Семь лет, когда Артёму нельзя будет сказать «да» на его просьбы.
— Извините, — сказала она. — Мне нужно ещё подумать.
Дома её ждал взбешённый звонок от матери:
— Наташа сказала, что ты передумала! Как ты можешь быть такой жестокой?
— Мам, это же огромные деньги.
— А что для тебя важнее — деньги или семья?
— А почему именно я должна всё решать?
— Потому что у тебя есть возможности! А у неё — нет!
Светлана положила трубку и выключила телефон. Первый раз в жизни — просто выключила и не отвечала на звонки.
Три дня мама не звонила. Три дня Светлана чувствовала себя виноватой и одновременно свободной. Странное чувство.
А потом пришла эсэмэска от Наташи: «Спасибо, сестрёнка. Теперь я знаю, что на тебя рассчитывать нельзя. Мама тебя правильно воспитала — думать только о себе».
Светлана прочитала и засмеялась. Нервно, горько, но засмеялась.
— Мам, что с тобой? — испугался Артём.
— Ничего, сынок. Просто поняла кое-что важное.
— Что именно?
— Что некоторые люди никогда не научатся решать свои проблемы сами. И требуют, чтобы за них это делали другие.
— И что ты теперь будешь делать?
— Жить своей жизнью. Наконец-то.
Но было ли это правильно? Светлана не знала. Знала только одно — впервые за много лет чувствовала, что может дышать свободно.
Через три недели после того послания от Наташи Светлана снова поехала к матери. Но теперь — не с подарками и извинениями. Теперь — с решением.
Мать встретила её на пороге со знакомым выражением лица. Губы поджаты, глаза колючие.
— А, объявилась! — бросила она, даже не здороваясь. — Наташа в больнице лежит! Нервы! От переживаний! А ты...
— Мам, нам нужно поговорить, — перебила Светлана. Голос был спокойным, но твёрдым. — Серьёзно поговорить.
— О чём тут говорить? Сестра без крыши над головой, а ты…
— Сядь, мама.
Что-то в тоне дочери заставило мать замолчать. Она медленно опустилась на стул.
Светлана села напротив. Посмотрела в глаза. Долго, внимательно.
— Мам, сколько раз за всю жизнь ты просила меня о помощи для меня самой?
— Что? — мать растерянно моргнула.
— Сколько раз ты звонила и говорила: «Светочка, как дела? Может, тебе что-то нужно? Может, я могу тебе помочь?»
— Ты же сама справляешься.
— А сколько раз ты звонила и просила помочь Наташе?
Мать молчала.
— Когда Наташа в техникуме училась — я ей деньги на общежитие отдавала. Из своей стипендии. Помнишь? А ты говорила: «Светочка, ты же старшая, ты должна помогать сестре».
— Ну, ты же действительно старшая.
— Когда Наташа замуж выходила — я платье ей покупала. И банкет наполовину оплачивала. Помнишь? А ты говорила: «Светочка, у тебя же работа хорошая, помоги сестрёнке».
— Света, к чему ты это всё?
— Когда Наташе муж изменил и она развелась — кто её три месяца на съёмной квартире содержал? Я. Кто Димке одежду покупал, игрушки, лекарства? Я. А ты говорила: «Светочка, ты же можешь себе это позволить».
Мать начала что-то бормотать, но Светлана подняла руку.
— Я не закончила. Всю жизнь. Всю свою сознательную жизнь я была спасательным кругом для этой семьи. И знаешь что самое интересное? Никто никогда не сказал мне спасибо.
— Как это не сказал? Мы же благодарили.
— Нет, мам. Вы принимали как должное. Как будто я вам всем что-то должна просто по факту рождения.
Светлана встала, прошлась по комнате.
— А самое обидное - когда у меня самой проблемы были — куда все девались?
— Какие проблемы? У тебя же всё хорошо.
— Когда я разводилась с первым мужем — кто мне помогал? Никто. Ты сказала: «Сама выбирала, сама и расхлёбывай». Когда я в больнице лежала с воспалением лёгких — кто ко мне приехал? Никто. «У Наташи ребёнок маленький, ей некогда». Когда у меня депрессия была после выкидыша — кто поддержал? Никто. Зато все дружно осуждали: «Светочка слишком много работает, не думает о семье».
Мать побледнела.
— Света, я не помню.
— Конечно, не помнишь. Потому что тебе было не до меня. У тебя была Наташа — вечно несчастная, вечно нуждающаяся в спасении.
Светлана резко повернулась к матери:
— А теперь слушай внимательно. Я больше не спасатель. Я никому ничего не должна. Моя жизнь — это моя жизнь.
— Но Наташа!
— Наташе тридцать пять лет! Она взрослый человек! У неё две руки, две ноги, голова на плечах! Пусть работает, пусть зарабатывает, пусть решает свои проблемы сама!
— Как ты можешь такое говорить о родной сестре?!
— А как ты можешь всю жизнь перекладывать ответственность за одну дочь на другую?
Тишина. Мать смотрела на Светлану как на чужую.
— Если тебе так хочется помочь Наташе, — продолжила Светлана ровным голосом, — продай свою квартиру и поделись с ней. Или возьми её к себе жить. Или найди ей работу через свои связи. У тебя столько вариантов! Но почему-то ты выбираешь самый простой — переложить всё на меня.
— Это же, это же неправильно! Я твоя мать!
— Именно. Ты моя мать. А не Наташин личный менеджер по поиску спонсоров.
Светлана взяла сумку.
— И последнее. Если ты ещё раз позвонишь мне с просьбами помочь Наташе, обвинениями в эгоизме или упрёками в чёрствости — я вообще перестану с вами общаться. Окончательно.
— Светочка, ну ты что.
— Я всё сказала.
Светлана шла к выходу, а мать плакала за её спиной:
— Светочка, неужели деньги тебе важнее семьи?
Светлана остановилась у двери. Обернулась:
— Знаешь что, мам? А почему Наташе семья не важнее денег? Почему она не может найти работу, чтобы не быть обузой для семьи? Почему я должна отрывать от своего ребёнка, чтобы содержать её ребёнка?
— Но ведь у тебя есть возможность.
— Есть! — крикнула Светлана. Впервые в жизни крикнула на мать. — Есть, потому что я её заработала! Потому что вставала в шесть утра! Потому что пахала как проклятая! Потому что экономила на себе! А теперь вы хотите, чтобы я всё это отдала человеку, который даже не пытается ничего менять в своей жизни!
Мать всхлипывала.
— Прощай, мам. Когда поймёшь, что у тебя две дочери, а не одна дойная корова и одна принцесса — позвони.
Светлана вышла. Закрыла за собой дверь.
И впервые за много лет почувствовала свободу.
Мать ещё долго плакала в пустой квартире. А потом взяла телефон и набрала номер младшей дочери:
— Наташенька, дочка, что же нам теперь делать?
И только тогда поняла — впервые за тридцать пять лет у неё не было готового ответа на этот вопрос.
Прошло четыре месяца.
Наташа нашла работу в частном детском саду. Директор, пожилая женщина с добрыми глазами, взяла её на должность помощника воспитателя — без опыта, но с пониманием, что человеку нужен шанс.
— Димочка может ходить сюда бесплатно, — сказала она. — Это одна из льгот для сотрудников.
Место в общежитии при садике было маленьким — всего одна комната с общей кухней. Но это были их метры. Заработанные.
Света узнала об этом случайно — встретила Наташу у магазина. Сестра выглядела усталой, но какой-то собранной что ли.
— Наташ! — окликнула её Светлана. — Как дела?
— Нормально, — ответила та сухо. — Работаю.
— А Димка?
— В садике. У нас теперь всё по расписанию — подъём в семь, садик до шести.
Они помолчали.
— Слушай, — начала Света.
— Нет, — перебила Наташа. — Не надо. Я поняла. Ты была права. Нельзя всю жизнь ждать, что кто-то решит твои проблемы.
Светлана не знала, что сказать.
— Может, зайдёшь к нам как-нибудь? — предложила она. — Посмотришь, как мы живём.
— Зайду. Когда будет время.
А ещё через месяц позвонила мама. Первый раз за все эти месяцы.
— Света? Это мама.
— Да, мам. Слушаю.
— Я хотела пригласить тебя на обед. И Артёма. В воскресенье.
— А Наташа будет?
— Да. И Димка. Мы все будем.
— Хорошо. Приедем.
Воскресенье выдалось солнечным. Светлана шла к родительскому подъезду, держа за руку Артёма и пакет с тортом. Нервничала.
Дверь открыла мама. Постаревшая, с новыми морщинками вокруг глаз.
— Проходите, — сказала она. — Наташа уже здесь.
На кухне пахло пирогами. Наташа резала салат, Димка играл на полу с машинкой.
— Привет, — сказала Света.
— Привет, — ответила сестра, не поднимая глаз.
Обедали молча. Артём рассказывал что-то смешное из школы, Димка смеялся. Взрослые жевали и избегали смотреть друг другу в глаза.
После обеда мать позвала Светлану на балкон.
— Дочка, я хотела попросить у тебя прощения.
Светлана посмотрела на неё.
— Я всю жизнь думала, что делаю правильно, — продолжала мать. — Что так и должно быть — старшие помогают младшим. А получается я вас рассорила.
— Мам, мы не рассорились. Мы просто выросли.
— Может быть. — Мать вздохнула. — Наташа теперь очень изменилась. Стала самостоятельной. А ты стала спокойнее.
Они постояли, глядя на двор.
— Знаешь, что Наташа мне вчера сказала? — неожиданно улыбнулась мать. — «Мам, я теперь понимаю, почему Света меня не спасала. Не потому, что жадная. А потому что нельзя спасать того, кто не хочет учиться плавать».
Светлана удивлённо посмотрела на мать.
— Она это сказала?
— Точно так.
Когда они вернулись в комнату, Наташа уже собирала Димку.
— Нам пора, — сказала она. — Завтра рано вставать.
Они обнялись. Неловко, осторожно. Как взрослые люди, которые только-только учатся быть родственниками без условий.
Друзья, не забудьте подписаться, чтобы не пропустить новые публикации!
Рекомендую почитать: