Часть вторая:
Конфискация внешнего мира
В первые же минуты у меня забрали телефон. Не спросили, не объяснили — просто протянули руку, и я понял: здесь ты никто.
Твои контакты, фотографии, сообщения — все осталось по ту сторону стен. Теперь у тебя есть только ты сам, и, честно говоря, этого было катастрофически мало.
Едва я успел осмотреться в этом театре человеческих развалин, как началась "терапия". Четыре часа бессмысленных слов замаскированного под лечение. Мы писали без остановки — правила наркоманов, мысли консультанта, какую-то белиберду про выздоровление. Моя рука превратилась в автомат по производству букв, а в голове лишь два вопроса : "Как я докатился до такого? Как я оказался тут?"
Театр абсурда
Вечером нас ждал "анализ чувств" — вечерний ритуал наркоманов и алкоголиков в таких местах. Каждый должен был поделиться своими переживаниями, мыслями и что он полезного сделал за день, а остальные — хлопать. Что бы ты ни сказал. Даже если это был полный бред.
А бреда было много. Люди мычали, заикались, путались в словах. Это были живые обломки когда-то нормальных людей( как и я собственно) пытающиеся вспомнить, как говорить о чувствах живого человека.
Мой звездный час.
Новичков спрашивают первыми — святая традиция, смешно от слова святая.
Я встал, окинул взглядом эту галерею потерянных душ и недолго думая — относился ко всему происходящему как к какой-то космической ошибке — выдал цитату из сериала:
«Ну раз уж вы спросили, я чувствую себя так, будто сам господь поднял меня голыми руками, потом положил меня на полотно ржавых гвоздей, задрал мне ноги за голову, связал меня и всунул. Без вазелина, без смазки, без ничего даже не послюнявил. Потом этот ублюдок взял шлем Дарта Вейдера, надел этот шлем себе на конец и засадил мне по самые гланды, и этим он уничтожил мою красивую девственную попку, мой сладкий коричневый бутончик, а затем вынул, кончил мне на сиськи, вытер свой хер об занавески и оставил меня подыхать».
Тишина была оглушительной. Потом все повернулись ко мне с глазами, будто только что приняли дозу — остекленевшими, пустыми, но почему-то заинтересованными. И начали медленно хлопать, будто что-то живое к ним вернулось - скорее всего испанский стыд.
Консультант тоже похлопал, но пообещал местный "карцер" за следующий такой перформанс. Мне было настолько все равно, что я просто кивнул. В голове крутилась одна мысль: "Как я здесь оказался?"
Ночная исповедь.
Анализ чувств закончился, а значит была пора идти в комнату, но я не захотел идти туда, где смерть и отчаяние пропитали даже воздух. Попросил разрешения посидеть в учебном классе и консультант, видимо, пожалел меня.
Выключил свет, сел у окна: январская ночь, луна, звездное небо, белые улицы — вся эта красота казалась издевательством над моим состоянием. Просидел так часа четыре, пока не наступила такая тишина, что стали слышны только крики с цокольного этажа.
Именно в эти моменты — между абсурдом дневной "терапии" и ночными воплями безумцев — до меня начало доходить, где я нахожусь на самом деле.
Когда память возвращается волной.
Последние полгода начали всплывать обрывками. Один длинный, ужасный день — вот чем была моя жизнь. Мефедрон, кокаин, экстази, аптечные наркотики, трава, алкоголь, беспорядочная половая жизнь — все смешалось в одну серую массу забвения.
Но после осознания случилось что-то страшнее. На меня накатила волна тоски такой силы, что перехватило дыхание. Я вдруг понял: меня лишили семьи.
Боль сильнее ломки.
Мне не хватало запаха маминой еды — того самого, который я считал чем-то само собой разумеющимся. Сестры, которая приходила ко мне с дурацкими вопросами — и я отвечал, даже когда это бесило. Голоса папы, голоса брата, элементарной возможности просто увидеть их.
Слезы подступили неожиданно, градом. Чувства, которые копилась четыре дня с момента поступления.
Смотря на луну через решетчатое окно, я вслух сказал в ночное звездное небо: "Доброй ночи, семья, я вас очень люблю."
И тут я расплакался как ребенок, аж прихватило дыхание.
Сон как наказание: когда подсознание рубит правду
Три ночи, никого рядом — даже санитары, ростом в два метра каждый, решили оставить меня в покое. Усталость свалила как молотом. Я все-таки добрался до кровати и провалился в сон.
Мне снился дом. Но не тот радостный дом из воспоминаний детства — а дом, разрушенный моими поступками.
Папа сидел в кресле и тупо смотрел в стену. Он до сих пор не мог поверить, что это случилось — как и я. Мама плакала в моей комнате, держа детскую фотографию и мои вещи. Сестра пересматривала наши старые видео, и тоже была в слезах. Мой старший брат просто сидел без лица, будто чувствовал вину, из-за того, что я оказался в этом мраке.
Я хотел закричать, что-то сказать им, но голоса не было. Пытался кричать все громче, и вдруг...
"ПОДЪЕМ! ЗАВТРАК!"
Я открыл глаза. Перед лицом — тот же ад, в который меня привезли, только теперь я понимал: самая страшная тюрьма — не эти стены. Самая страшная тюрьма — осознание того, что ты сам разрушил все, что было дорого.
***
Самые важные открытия в собственной голове, приходят в самых мрачных местах. Иногда нужно потерять все, чтобы понять, что было по-настоящему ценным, а иногда слезы под январской луной становятся еще одним шагом к спасению.
Что ждало меня во второй день среди живых мертвецов? Продолжение следует…