Ольга проснулась от запаха холодного кофе. Он стоял на тумбочке с вечера, недопитый, с жирными разводами на чашке — Виктор, как всегда, не потрудился убрать за собой. На часах было семь тридцать, и дом дышал той утренней пустотой, в которой больше всего чувствуется чужое присутствие. Странно, но именно в тишине Виктор ощущался особенно громко: его старые кроссовки на пороге, вытянутые спортивные штаны на спинке стула, его вечно раскрытая пачка чипсов рядом с ноутбуком.
Она села на край кровати и провела рукой по одеялу — оно было теплое только с одной стороны. Виктор спал на диване в гостиной: на кровати ему было «жарко», «неудобно», «матрас неправильный». На диване, видимо, был «правильный».
— Виктор, — позвала она негромко. Ответа не было, только храп из гостиной, ленивый, как всё, что он делал последние три года.
Ольга встала, накинула халат и пошла на кухню. Там царил бедлам, который муж называл «творческим беспорядком»: грязная сковорода на плите, пустая бутылка из-под минералки, недоеденный бутерброд прямо на столе. Она поставила чайник, привычным движением протёрла стол и глянула на расписание звонков — через два часа у неё онлайн-конференция с партнёрами из Питера, потом встреча в офисе, потом срочные документы по сделке. Виктору же предстоял, по всей видимости, тяжёлый день отдыха и бесцельных переписок в мессенджерах с такими же «потерянными душами», как Стас и Антон.
Он появился на кухне минут через двадцать, босой, с растрёпанными волосами и довольной ухмылкой.
— Утречко, мамочка, — протянул он, чмокнув её в щёку. — Чего такая хмурая?
Ольга посмотрела на него спокойно.
— Виктор, мы вчера о чём договорились? — голос был ровный, почти холодный.
Он залез в холодильник, достал банку колы и открыл её с громким шипением.
— А, ты про это... Ну, Оль, ну зачем так всё драматизировать? Сегодня воскресенье, в стране вообще выходной. Куда мне сегодня идти?
— Сегодня суббота, — сухо поправила она. — И ты обещал, что к этому дню у тебя будет хотя бы собеседование.
Он сделал большой глоток и лениво отмахнулся.
— Да не парься ты так. Устроюсь я. Чего ты взъелась-то? Ты у меня карьеристка, у тебя всё хорошо, а мне пока нужно... ну... найти себя.
— Ты три года себя ищешь, — сказала она, не повышая голоса. — За это время можно было найти хоть кого-то другого.
Виктор усмехнулся, опёршись о дверцу холодильника.
— Слушай, ну чего ты как моя мама? Всё «надо, надо»... Знаешь, мне не двадцать лет уже, чтоб куда-то нестись за копейки. Я нормальную работу ищу. Чтобы по душе.
— Ага, по душе. С игровой приставкой на коленях и пивом в руке.
— Оль, ну зачем ты так? — он попытался взять её за руку, но она отстранилась.
— Потому что мне надоело тебя содержать. Квартира, ипотека, машина, еда — всё на мне. Ты живёшь как квартирант, только ещё и бесплатно.
Виктор пожал плечами.
— Так ты же сама всегда говорила, что хочешь «сильного мужчину рядом». Вот я и держу тебя в тонусе.
Она рассмеялась — коротко, сухо, с горечью.
— В тонусе? Да ты меня до инфаркта доведёшь. Слушай внимательно. У тебя есть сутки. Завтра к вечеру ты либо приносишь мне подтверждение, что устроился хотя бы на временную работу, либо ты уходишь.
Он моргнул, усмехнулся и снова сделал глоток колы.
— Мамочка, ну ты что, серьёзно?
— Абсолютно.
Виктор замолчал. На его лице мелькнула тень раздражения, но он быстро спрятал её за привычной ленивой улыбкой.
— Ты истеричка, — сказал он тихо. — Вот честно, истеричка. Всё у тебя через ультиматумы. Как будто я твой раб.
— Нет, — она посмотрела ему прямо в глаза. — Ты не раб. Ты — постоялец. В квартире, которую оплачиваю я. И я устала тебя кормить.
Виктор откинулся на спинку стула, демонстративно зевнул и достал телефон.
— Ладно. Поорёшь, остынешь. Я Стасу напишу, мы в бар сгоняем. А ты посиди, остынь.
— Виктор, я не ору. Я констатирую факт. Завтра вечером ты либо работаешь, либо уходишь.
Он махнул рукой, будто отмахивался от надоедливой мухи.
— Да-да, конечно. Будет тебе праздник.
Ольга ушла на работу, а вечером вернулась в ту же картину: Виктор в трусах и растянутой майке, приставка, пицца, пустые банки на столе.
— Ну что, — она поставила сумку на пол. — Собеседование было?
— Оль, давай завтра, а? — он даже не посмотрел на неё, нажимая на кнопки геймпада. — Сегодня выходной.
Она смотрела на него долго, молча, и в голове что-то щёлкнуло. Не громко — тихо, буднично, как лампочка в подъезде.
— Хорошо, Виктор. Завтра.
Он кивнул, не замечая ни её тона, ни холодного взгляда.
Следующий день прошёл предсказуемо. Виктор ушёл к друзьям «искать варианты» и вернулся ближе к ночи, слегка подвыпивший и невероятно довольный собой.
— Мамочка, я подумал... — начал он, разуваясь прямо в прихожей и бросая куртку на стул. — Мы с пацанами решили замутить свой бизнес. Интернет-магазин, короче. Тема перспективная. Так что работку я искать не буду, сам себе начальник.
Ольга молча поднялась со стула и прошла в спальню. Через двадцать минут Виктор, не до конца разобравшись, что происходит, стоял в коридоре с пакетом вещей.
— Оль, ты что делаешь-то?!
— Замки я поменяла утром. Вот твои вещи. Паспорт в кармане куртки. Телефон у тебя. Всё остальное моё.
Он замер, ошарашенный.
— Ты чокнутая? Я твой муж!
— Бывший. С этого момента — бывший.
Виктор сделал шаг вперёд, но она подняла руку.
— Виктор, не советую. Вызову полицию, скажу, что ты ворвался. И это будет правдой.
Он выдохнул, опустил руки.
— Ты... ты реально меня вышвыриваешь?
— Да.
— Оль, ну ты что... Ну это перебор. Я ж пошутил.
— Сутки прошли, Виктор. Ты ничего не сделал. Теперь живи как хочешь.
Он постоял ещё минуту, потом схватил пакет и вышел. Дверь за ним закрылась мягко, без хлопка.
Ольга прислонилась к стене и глубоко вдохнула. В квартире стало так тихо, что слышно было, как тикают часы.
А Виктор, стоя на лестничной клетке с пакетом вещей, впервые за три года почувствовал, что у него нет дома.
Виктор ночевал у Стаса. Если так можно назвать то, что происходило. Диван был старый, пружины впивались в спину, в квартире пахло котами и вчерашним алкоголем. Он ворочался до трёх ночи, безуспешно пытаясь уснуть, а под утро понял, что впервые за долгое время у него нет не только работы, но и... точки опоры. Даже ругаться на Ольгу толком не хотелось — сил не было.
Стас, лежавший на полу в спальном мешке, храпел так, будто проглотил бензопилу. Виктор накинул на себя куртку и вышел в кухню. Там царил бардак похлеще его собственного дома: грязные тарелки с позавчерашней лапшой, пустые бутылки, пепельница, полная окурков. Он открыл холодильник — там тоже пусто, кроме кетчупа и полутора литрового пакета молока, у которого срок годности истёк неделю назад.
Он достал телефон: восемь непрочитанных сообщений от Антона, три от Стаса (ещё ночью), одно от Ольги — короткое: «Не пиши. Не звони».
— Мегера, — пробормотал он и всё-таки написал ей.
«Оль, ну ты чего, реально меня выставила? Это же квартира наша!»
Через пару минут пришёл ответ:
«Квартира моя. Куплена до брака. Ты ничего туда не вложил. Конец разговора».
Он перечитал несколько раз. «Конец разговора».
— Вот стерва, — сказал он вслух и швырнул телефон на стол.
Стас проснулся ближе к одиннадцати и, зевая, поплёлся на кухню.
— Ну чё, братан, ты прям серьёзно без крыши? — спросил он, чешась за ухом. — Давай к Антону двинем, он вчера говорил, что у него тёща на дачу свалила.
— Да пошёл он, — буркнул Виктор. — Как будто это жизнь.
— А что ты хотел? Ты её до белого каления довёл, мужик.
Виктор резко обернулся.
— Ты чё, за неё, что ли?!
Стас поднял руки.
— Да не, просто говорю. Ты три года сидишь у неё на шее, а она пашет, как проклятая. Любая баба сорвётся.
— Любая баба... — Виктор усмехнулся, закуривая. — Ну и пусть сорвалась. Думаешь, я к ней на коленях приползать буду?
К вечеру Виктор всё-таки оказался у Антона. Там ситуация была не лучше: жена Антона с ребёнком у матери, а сам Антон выглядел так, будто спит на работе уже неделю.
— Слушай, ну можешь пока тут пожить, — сказал Антон, протягивая Виктору кружку чая. — Но ненадолго. Маринка меня убьёт. Она и так тебя терпеть не может.
— Спасибо, друг, — Виктор плюхнулся на диван. — Всё, вот тут и осесть можно.
— Осесть? Ты офигел? — Антон хлопнул его по плечу. — Тебе работу искать надо, а не оседать. Оля же тебя просто так не пустит назад.
Виктор усмехнулся.
— Ещё посмотрим. Она без меня сопьётся от тоски.
Ольга в это время сидела на кухне своей тихой квартиры и заполняла отчёт для клиентов. В квартире впервые за три года было идеально чисто. Она чувствовала странную лёгкость и в то же время тревогу: слишком много тишины. Но звонить ему она не собиралась. Её решение было окончательным.
Телефон завибрировал. Виктор снова писал:
«Оль, ну ты чего, я же твой муж. Мы ж вместе столько лет. Ты думаешь, без меня легче будет?»
Она заблокировала его номер.
На третий день Виктор попытался прийти домой. Стоял у её двери с пакетом пива, звонил, стучал, матерился. Соседи поглядывали с подозрением. Она не открыла.
Через полчаса в подъезде появились двое участковых. Ольга вызвала их заранее — предвидела его «наступление».
— Гражданин, документы, — устало сказал один из них. — Вас предупреждали: квартира на неё оформлена, вы не зарегистрированы. Не устраивайте цирк.
Виктор стоял с красным лицом, ощущая себя мальчишкой, которого выгнали из класса. Он пробормотал что-то вроде «да пошли вы все» и ушёл.
Стас и Антон начали его избегать. Сначала тихо, потом откровенно. Стас перестал отвечать на звонки, Антон сказал, что жена против его присутствия. Виктор остался в дешёвой съёмной комнате в коммуналке. Сосед — мужик лет пятидесяти с запахом перегара, который дрался с телевизором за пульт.
Виктор сидел на кровати и смотрел в окно. Там был серый двор, облезлый тополь и пара голубей. Он достал телефон и набрал номер Ольги — заблокировано.
Вечером он позвонил Стасу с другого номера.
— Стасик, братан, выручай. Дай денег взаймы.
— Виктор, ты офигел? — Стас говорил тихо, явно где-то на работе. — Ты понимаешь, что ты всех достал? И Ольга правильно тебя выставила. Мы тебе не мамочки. Всё, не звони.
Гудки.
Виктор выругался, швырнул телефон об стену и сел обратно.
— Твари... все твари...
Через неделю он стоял под окнами квартиры Ольги. В руке пакет с дешевыми розами. Он смотрел на свет в окне спальни и надеялся, что она его увидит. Она увидела. Закрыла шторы.
На следующий день он пришёл снова, но к двери. Звонок, стук, шёпот:
— Оль, ну открой. Дай поговорить. Ну хватит уже. Я всё понял. Я работу найду. Ну хочешь, извинился? Прости меня...
За дверью тишина.
— Оль, ну я же люблю тебя...
И снова тишина.
Соседка тётя Нина открыла дверь напротив.
— Виктор, да иди ты уже. Позоришься, как мальчишка. Не хочет она тебя видеть.
— Тётя Нин... — начал он, но замолчал. В её взгляде было столько презрения, что он просто ушёл.
К середине месяца Виктор устроился грузчиком на склад. Просто чтобы хоть как-то выжить. Зарплаты хватало на комнату и еду. Вечерами он пил пиво и писал длинные письма Ольге, которые так и не отправлял.
Она в это время оформила развод официально. Подала через «Госуслуги», приложив скан свидетельства о браке и документы на квартиру. Через месяц Виктор получил повестку. Он пришёл на заседание злой, с помятым видом, и вёл себя вызывающе. Судья посмотрела на него, как на надоедливую муху, и подписала бумаги. Всё было кончено.
Он вышел из зала суда и понял, что у него больше нет ни семьи, ни дома, ни друзей.
Вечером он снова пришёл под её окна. На лавочке сидел час, два. Смотрел на светлое пятно окна, где когда-то была его жизнь. Потом достал из кармана телефон и удалил все их совместные фото.
Где-то внутри стало холодно и пусто.
Зима пришла внезапно. Вчера ещё мокрые улицы, грязный асфальт и жёлтая листва в лужах — а сегодня белый снег на подоконниках и хрустящий мороз. Ольга шла по улице к своей машине, сжимая в руке пакет с документами: она только что получила свидетельство о разводе и официальную выписку о том, что квартира теперь снова только её собственность. Бумажки весили смешно мало, но почему-то именно сегодня они давили сильнее всего. Не потому, что жалко Виктора. Потому что всё окончательно. Всё.
Её жизнь словно переломилась пополам. Она помнила, как когда-то бежала по этой же улице с сумкой пельменей в руках, спешила домой, где её ждал Виктор с улыбкой и бокалом вина. Помнила, как он строил планы, рассказывал, что «вот-вот» найдёт работу, а она верила. И вот теперь — тишина. Тишина и холод.
Виктор в этот день проснулся в своей коммуналке от того, что сосед ругался на телевизор. Он сел на край кровати и посмотрел на себя в зеркало: лицо опухшее, глаза красные, руки дрожат. На столе — пустая бутылка дешёвого коньяка, рядом банка с лапшой быстрого приготовления.
Он достал телефон. В списке контактов Ольга значилась как «Жена». Он стёр это слово и написал просто «Оля». Потом набрал сообщение:
«Всё, я ухожу. Прости, если можешь».
Он не отправил его. Просто посмотрел и удалил.
К обеду он уже стоял у её дома. Снег хрустел под ногами. Он выглядел жалко: небритый, в дешёвом пуховике и с пакетом, в котором была вся его жизнь — пара свитеров, джинсы, старая фотография, где они оба смеются на фоне моря.
Он сел на лавочку под её окнами. Смотрел на свет в гостиной. Снег падал на плечи, он не стряхивал. Просто сидел.
Ольга увидела его из окна. Сначала подумала — дворник. Потом присмотрелась и вздрогнула. Виктор. Сидит, как бомж, с опущенной головой. Она на секунду даже почувствовала жалость — но тут же отогнала это чувство.
— Нет, — сказала она вслух. — Нет, всё.
Она взяла телефон, набрала номер участкового.
— Добрый день. Он снова здесь. Сидит под окнами. Да, жду.
Через пятнадцать минут Виктор стоял возле патрульной машины, размахивая руками.
— Я просто хотел поговорить! Что я сделал?! Я же не бандит! Я...
— Гражданин, вы нарушаете общественный порядок, — устало сказал полицейский. — Давайте без скандалов.
— Она же моя жена!
— Уже нет, — вмешалась Ольга. Она подошла ближе, глядя на него холодным взглядом. — Ты всё потерял, Виктор. Я тебя больше не знаю.
Он замер. На секунду ему показалось, что он упал куда-то вниз — в тёмную яму, без шанса выбраться. Пустота внутри стала невыносимой.
Полицейские отвели его в сторону. Снег падал на его плечи, на лицо. Он не сопротивлялся.
Вечером Ольга сидела на кухне, пила чай и смотрела в окно. Там была её жизнь — новая, чистая, пустая. Виктора больше не существовало для неё. Ни в этой квартире, ни в телефоне, ни в памяти.
Она наконец почувствовала облегчение. Словно огромный камень упал с плеч.
А Виктор сидел на той же лавочке, когда его отпустили из отделения. Смотрел на свет её окна и понимал, что проиграл всё. Совсем всё. И никто уже не спасёт.
Он достал из пакета фотографию, скомкал её и бросил в снег. Сел, закурил. И вдруг впервые за последние годы осознал: больше ему некуда идти.
Ольга в это время закрыла ноутбук и выключила свет. Её жизнь началась заново.