— Ну что, Оль, придумала, что подаришь Васе на годовщину? — Галина Петровна отставила кружку с крепким чаем, поправила на носу очки и испытующе уставилась на невестку.
Ольга сидела на краю дивана, аккуратно держала чашку двумя руками, будто боялась расплескать. В квартире пахло варёной картошкой и чуть пригоревшей котлетой. На подоконнике — вечно недовольный кактус, рядом стопка газет с кроссвордами. Всё как всегда. И разговоры здесь тоже обычно сводились к одному: как правильно жить. Вернее — как правильно жить по версии Галины Петровны.
— Я думала про часы, — осторожно начала Ольга. — Ему давно нравились те, что в магазине на углу.
— Часы... — протянула свекровь с таким выражением, словно речь шла о носках с дыркой. — Часы — это пустое. Мужчине надо дарить серьёзное. Чтобы чувствовал себя хозяином.
Ольга слегка улыбнулась. Ей было двадцать восемь, она работала бухгалтером в небольшой фирме, зарабатывала неплохо. Квартиру купила ещё до брака, в ипотеку, которую закрыла сама. Василий, её муж, человек мягкий, добрый, но, как говорила мама Ольги, «с характером студента, у которого мама варит суп». Он, впрочем, тоже работал — менеджером по продажам. Денег приносил меньше, но не жаловался.
— А что, например, серьёзное? — спросила Ольга, хотя внутренне уже напряглась.
— Вот ты сидишь, молчишь, а у тебя квартира. Квартира, между прочим, семейная должна быть. Записана на мужа. Чтобы он — хозяин, понимаешь? — Галина Петровна выпрямилась, сложила руки на груди и смотрела так, будто только что произнесла великое откровение.
Ольга почувствовала, как ладони вспотели. Она ещё сделала вид, что не поняла намёка:
— То есть подарить ему долю?
— Не долю, а полностью переписать! — оживилась свекровь. — Вот это будет настоящий подарок. Укрепит брак, утвердит авторитет мужчины. А ты будешь знать, что у тебя надёжный защитник.
Ольга вздохнула. «Защитник» её защитил ровно один раз — когда собака во дворе гавкнула, и Василий, испугавшись, предложил идти другим путём. С тех пор она знала: спасать придётся себя самой.
— Простите, Галина Петровна, но это же моя квартира. Я её покупала ещё до брака, — спокойно произнесла она.
— Вот именно! — подняла палец свекровь. — До брака! А теперь ты жена. Всё общее. Имущество должно объединять, а не разделять.
Ольга посмотрела на часы — на те самые, которые хотела подарить мужу. Минутная стрелка застыла на цифре «9», будто сама не хотела двигаться.
— Василию-то зачем? — тихо спросила она. — У него что, нет ничего своего?
— Мужчина без собственности — это не мужчина, — торжественно заявила Галина Петровна. — Ты же понимаешь, это для твоего же блага. Чтобы люди видели: у тебя настоящий хозяин в доме.
Ольга поставила чашку на стол, чтобы не швырнуть её в стену.
— А если я не хочу? — сказала она, не глядя на свекровь.
— Тогда ты эгоистка, — резко отрезала та. — Думаешь только о себе. Мужчине нужна поддержка, а не жена, которая держит всё под себя.
В прихожей хлопнула дверь — пришёл Василий. Он снял кроссовки, повесил куртку, выглянул на кухню.
— О, девочки, совещание? — улыбнулся.
— Совещание, совещание, — поджала губы мать. — Вот я объясняю твоей жене, что настоящий мужчина должен быть хозяином. Пусть она перепишет квартиру на тебя.
Ольга замерла. Секунду ждала, что Василий отмахнётся: мол, мам, ну перестань. Но он только замялся, почесал затылок и неуверенно сказал:
— Ну... в принципе, идея здравая.
— Что?! — Ольга резко повернулась к нему.
— Ну а что... — он покраснел. — Это же всё равно наша квартира. Мы вместе живём. А если будет на мне, как-то... правильней.
Сердце Ольги ухнуло куда-то вниз. Всё внутри оборвалось.
— То есть ты серьёзно? — спросила она, стараясь говорить спокойно.
— Оль, ну не кипятись, — Василий поднял руки, будто защищаясь. — Я же не прошу прямо сейчас. Просто... подумай.
— Подумай! — передразнила она. — А может, ещё и завещание сразу переписать? Чтобы мама спокойней спала?
— Не язви, — вмешалась Галина Петровна. — Ты молодая, горячая, не понимаешь. Брак — это не игрушка.
Ольга встала, стул скрипнул по линолеуму.
— Знаете что... Я вообще не понимаю, о чём мы тут говорим. У меня квартира. Я её заработала. Своим потом, своими бессонными ночами с бухгалтерией. И никакому «настоящему мужчине» я ничего переписывать не собираюсь.
Василий молчал, опустив глаза. Мать продолжала наступать:
— Значит, ты не доверяешь сыну? Значит, ты считаешь, что он хуже тебя?
— Я считаю, что я имею право на то, что заработала! — Ольга почувствовала, что голос дрожит.
— Эгоистка, — бросила свекровь.
— Ладно, — Ольга схватила сумку. — Спасибо за «совет». Подарок я выберу сама.
Она вышла из кухни, громко натянула куртку, застегнула молнию. Василий пытался что-то сказать, но Ольга уже хлопнула дверью.
Холодный воздух ударил в лицо, она глубоко вдохнула. Сердце колотилось, ладони тряслись. Казалось, весь мир рушится. «Здравая идея»... «Укрепить брак»... Да пошли они оба.
Ольга три дня не разговаривала с Васей. Три дня молчания в двухкомнатной квартире — это вам не прогулка по набережной. Это ад с бонусом в виде хлопанья дверями и демонстративных вздохов. Василий, как обычно, пытался сидеть тихо: телевизор включал на минимум, ходил по дому на цыпочках, даже тапочки новые купил, чтобы не шлёпали. Но от этого было ещё хуже.
Ольга приходила с работы поздно, нарочно. Засовывала в микроволновку контейнер с гречкой, молча ела. Василий пытался начинать разговоры: «Как день?», «Может, кино посмотрим?» — но получал в ответ только «Нормально» или «Не хочу».
На четвёртый день он не выдержал:
— Оль, ну ты чего? Сколько можно?
Ольга захлопнула ноутбук. Она как раз сводила отчёт, но всё равно застряла на цифрах — мысли путались.
— Ты серьёзно спрашиваешь, чего? — подняла на него глаза. — Может, напомнить?
— Ну перестань. Мама просто... переживает.
— Мама переживает?! — Ольга вскочила. — Мама хочет, чтобы я осталась на улице!
— Да не на улице ты останешься, — пробормотал он. — Мы же вместе.
— Вместе? — она усмехнулась. — Ты хоть раз в жизни был «вместе»? Или всё время с мамой?
Василий покраснел. Он ненавидел, когда его обвиняли в «маменькиности». Но отрицать было нечего — каждый вечер он звонил Галине Петровне, обсуждал, что ел, в чём ходил, даже температуру в комнате.
— Не надо так, — пробормотал он. — Она всего лишь советует.
— Советует?! — Ольга грохнула ладонью по столу. — Это называется шантаж!
Она вдруг почувствовала, как поднимается злость. Горло сжало, дыхание стало рваным. И пока Василий пытался что-то объяснить, слова сами сорвались:
— Знаешь что? Если ты такой мужик, как мама говорит, собери вещи и живи у неё. Вместе будете решать, чья я квартира.
Он открыл рот, но закрыть его уже не успел. Ольга рванула к шкафу, вытащила его спортивную сумку, стала в неё сгребать всё подряд: футболки, джинсы, носки.
— Да подожди ты! — Василий кинулся к ней, схватил за руку.
— Отпусти! — она дёрнула, но он не отпускал.
— Я не хочу уходить! Я просто хочу, чтобы ты... ну... пошла навстречу!
— Навстречу?! — Ольга развернулась, глаза сверкнули. — То есть отдать всё, что у меня есть, это «навстречу»?
Он в отчаянии поднял руки, и в этот момент Ольга толкнула его грудью. Василий отлетел на диван, плюхнулся, как мешок.
— С ума сошла? — выдохнул он.
— С ума довели! — крикнула она и со злости швырнула в него джинсы.
Телефон на столе зазвонил. Василий схватил, посмотрел — «Мама».
— Да, мам... — голос у него дрожал. — Нет, ничего... У нас просто... Оля немного...
Ольга вырвала у него телефон и нажала сброс.
— Довольно! — прорычала. — Хватит жить под маминой юбкой.
Он посмотрел на неё испуганно, как ребёнок. И вдруг, будто собираясь с духом, выдал:
— А может, мама права. Может, тебе проще переписать квартиру. Тогда всё будет спокойно.
Ольга застыла. Её будто обухом ударили.
— Ты сейчас это серьёзно?
Он замялся, потом развёл руками:
— Ну а что? Это же ничего не изменит. Мы же вместе...
— Всё изменит, — перебила она. — Всё!
Она взяла сумку с его вещами, подошла к двери и выставила за порог.
— Либо ты муж и сам принимаешь решения, либо мальчик при маме. Выбирай.
Василий стоял, бледный, губы дрожали. Он хотел что-то сказать, но слова застряли. Наконец он прошептал:
— Значит, ты меня выгоняешь?
— Нет, — холодно ответила Ольга. — Ты сам выбрал.
Он вышел, не оглядываясь. Ольга захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и впервые за неделю заплакала.
На следующий день ей позвонила Галина Петровна. Голос был холодный, металлический:
— Олечка, ну что ж ты так. Мужа выгнала. Позор на всю семью.
— Это моя семья, — прошептала Ольга.
— Нет, милая, ты ошибаешься. Семья — это когда муж и жена живут по законам. А ты всё под себя тянешь. Я тебя предупреждаю: если ты подашь на развод, мы квартиру через суд будем делить.
— У вас ничего не получится, — тихо, но твёрдо сказала Ольга. — Квартира куплена до брака.
— Ты думаешь, ты умнее всех? — в голосе Галины Петровны послышалась злость. — Ничего. Мы ещё посмотрим, кто кого.
Она отключилась.
Ольга долго сидела на кухне, смотрела в окно. Двор был серый, мокрый, асфальт блестел от дождя. Люди спешили по делам, а у неё рушилась жизнь.
И всё же внутри теплилось странное чувство: облегчение. Да, страшно. Да, больно. Но наконец-то она сделала шаг.
Почти необратимый.
Василий вернулся через неделю. Не с цветами, не с извинениями — с мамой.
Ольга открыла дверь и чуть не выронила ключи: на пороге стояли они вдвоём, как прокурор с адвокатом. Галина Петровна — в новой дублёнке, с пакетом документов в руках. Василий — опущенные глаза, но губы сжаты.
— Нам нужно поговорить, — торжественно сказала свекровь.
— Заходите, — сухо ответила Ольга.
Они прошли на кухню. Галина Петровна села прямо, разложила бумаги на столе. Василий сел рядом, но всё время ерзал.
— Ольга, — начала свекровь. — Мы решили. Ты должна оформить дарственную на Василия. Это для твоего же блага. Иначе... — она сделала паузу, посмотрела поверх очков, — мы начнём процесс.
Ольга слушала молча. Сердце билось в висках.
— Процесс? — уточнила она.
— Развод, раздел имущества, всё как положено.
— Но квартира куплена до брака, — напомнила Ольга.
— Это посмотрим, — вмешался Василий, и голос его дрогнул. — Адвокат сказал, что можно попробовать доказать, что ремонт мы делали вместе.
Ольга посмотрела на него. Того самого Василия, который боялся собак и покупал новые тапочки, чтобы не шуметь. А теперь он сидит рядом с мамой и готов судиться против неё.
— Василий, — тихо сказала она. — Ты вообще понимаешь, что сейчас говоришь?
Он отвёл глаза.
— Я понимаю, что семья должна быть честной.
Ольга засмеялась. Смех вышел резкий, горький, почти хриплый.
— Честной?! Ты называешь честным то, что пытаешься украсть у меня жильё?
— Никто ничего не крадёт, — вмешалась Галина Петровна. — Мы всего лишь хотим справедливости. Муж должен быть хозяином.
— Хозяином чего? Моей жизни? — Ольга резко встала. — Знаете что... Вы оба мне больше никто.
Она подошла к шкафу, достала из ящика папку с документами и положила на стол.
— Вот. Копия свидетельства о собственности. Квартира оформлена на меня. Дата покупки — за три года до свадьбы. Хотите в суд? Идите. Там вам всё объяснят.
Галина Петровна побледнела. Василий пытался что-то сказать, но она подняла руку:
— Тише! — и обратилась к Ольге: — Ты пожалеешь. Мужчина таких вещей не прощает.
Ольга посмотрела ей прямо в глаза.
— Я и не жду прощения. Я жду свободы.
И, не давая им времени оправиться, вынула из другой папки заявление о разводе. Подписанное, готовое.
— Завтра подам.
Василий вскочил:
— Ты что, серьёзно?!
— Абсолютно.
Тишина. Секунды тянулись, как резина. Галина Петровна захлопнула бумаги, зашуршала пакетами, рвано поднялась.
— Ну что ж. Живи одна. Посмотрим, сколько протянешь без мужа.
Ольга тихо усмехнулась:
— Дольше, чем с ним.
Они ушли, хлопнув дверью. В квартире повисла тишина. Ольга облокотилась на стену и впервые за долгое время почувствовала лёгкость. Больно? Да. Но легко.
Ей было двадцать восемь, у неё была своя квартира, работа и теперь — самое главное — свобода. Василий остался с мамой. Пусть там и живёт.
Она налила себе бокал дешёвого вина, села на кухне, подняла его вверх и произнесла вслух:
— За новую жизнь.
И вдруг стало ясно: всё только начинается.
Конец.