Эта история началась совершенно обычно, как тысячи других дней в моей жизни. Утро пахло кофе и Вадимом. Он всегда вставал раньше, варил крепкий эспрессо в нашей старенькой, но любимой гейзерной кофеварке и приносил мне чашку прямо в постель. Этот ритуал был для меня символом нашего идеального брака. В такие моменты я чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. Я лежала, укутавшись в одеяло, смотрела, как солнечные лучи пробиваются сквозь щели в жалюзи, и вдыхала аромат, смешанный с запахом его парфюма. «Доброе утро, соня», — говорил он, целуя меня в макушку. Вадим был моей крепостью, моей опорой. Красивый, умный, заботливый, он умел решать любые проблемы с такой лёгкостью, что я рядом с ним чувствовала себя маленькой девочкой под защитой сильного и надёжного мужчины. Мы были женаты три года, и эти годы были похожи на красивый фильм о любви.
В то утро он был особенно нежным. Сделал мне омлет с сыром, именно такой, как я люблю, с чуть хрустящей корочкой. Мы сидели на нашей маленькой кухне, окна которой выходили в тихий зелёный двор. За завтраком он завёл разговор. «Ань, а ты давно у родителей была? — спросил он, помешивая сахар в своей чашке. — Мама твоя вчера звонила, спрашивала, как ты. Скучает, наверное». Я пожала плечами. Действительно, давно. Месяца три, если не больше. Работа, быт, всё как-то закрутило. «Да, давненько, — согласилась я. — Надо бы съездить на выходных». Вадим посмотрел на меня своим тёплым, обволакивающим взглядом. «А почему на выходных? Поезжай прямо завтра. Возьми отпуск на недельку, отдохни. Ты так устаёшь в последнее время. Побудешь с мамой и папой, подышишь свежим воздухом. А я тут с делами разберусь, у меня как раз намечается очень сложный проект, буду до ночи в офисе пропадать. Не хочу, чтобы ты одна тут скучала».
Его предложение прозвучало так заботливо, так правильно. Он всегда думал обо мне. В последнее время он и правда много говорил о работе. Приходил домой поздно, выглядел уставшим, часто сидел над какими-то бумагами, хмурил брови. Я видела, что ему тяжело, старалась поддерживать, создавала уют, не лезла с расспросами. Он говорил, что это временные трудности, крупный контракт на носу, который решит все проблемы. Я верила ему безоговорочно. Мысль о поездке к родителям показалась мне спасением. Я и правда устала. И по маме с папой соскучилась. «А ты справишься один?» — с улыбкой спросила я. Он рассмеялся. «Конечно, справлюсь. Заодно и соскучиться успею как следует». Мы допили кофе, и я, счастливая и полная предвкушения, пошла собирать сумку.
У меня была своя квартира. Маленькая однушка, доставшаяся мне в наследство от бабушки. Это было моё убежище, мой островок безопасности. После свадьбы мы с Вадимом решили жить в его просторной двухкомнатной, а мою сдавать мы не хотели. «Пусть стоит, — говорил он. — Это твой уголок. Мало ли, вдруг захочешь там одна побыть, книжку почитать. Или для будущих детей пригодится». Я была ему благодарна за это. Я любила ту квартирку. Там всё ещё пахло бабушкиными пирогами, на старом кресле-качалке лежал её вязаный плед, а на подоконнике цвели фиалки, которые я регулярно приезжала поливать. Это было место моей силы, полное светлых воспоминаний. Перед отъездом я, как обычно, заехала туда. Поменяла воду в вазе с цветами, полила фиалки, смахнула пыль с портрета бабушки. В квартире было тихо и спокойно. Я постояла у окна, глядя на детскую площадку во дворе, и улыбнулась. Хорошо, что у меня есть это место. Я даже не представляла, насколько сильно ошибаюсь. Вечером Вадим отвёз меня на вокзал. Он крепко обнял меня на перроне, поцеловал и сказал: «Буду очень скучать. Звони». Я села в поезд, счастливая от его заботы, и смотрела, как его фигура удаляется, пока не скрылась из вида. Я ехала навстречу неделе отдыха и родительского тепла, даже не догадываясь, что еду прочь от своей прежней жизни, и что возвращаться мне будет, по сути, некуда. Вся моя уютная, выстроенная на доверии и любви вселенная уже начала трещать по швам, но я была глуха и слепа, одурманенная счастьем.
Первые несколько дней у родителей были чудесными. Я отсыпалась, гуляла в лесу, помогала маме на кухне. Мы пекли яблочный пирог, и весь дом наполнялся ароматом корицы и детства. Вечерами мы с Вадимом подолгу разговаривали по телефону. Он рассказывал о своём проекте, жаловался на усталость, но голос его звучал бодро. Он говорил, что очень скучает, считал дни до моего приезда. Я отправляла ему фотографии леса, маминых пирогов, а он в ответ присылал смешные картинки и писал, как сильно меня любит. Я была абсолютно спокойна. Мой муж трудится ради нашего будущего, а я набираюсь сил, чтобы его поддерживать. Идеальная картина.
Первый тревожный звоночек, который я тогда пропустила мимо ушей, прозвенел где-то на четвёртый день. Я позвонила ему вечером, как обычно, но он ответил не сразу. Когда он наконец взял трубку, на заднем фоне был какой-то шум, голоса, музыка. «Привет, любимый! Ты где? Ещё в офисе?» — весело спросила я. «Да, да, Анечка, на работе, — ответил он как-то торопливо и приглушённо. — У нас тут совещание затянулось, очень шумно. Я тебе перезвоню попозже, хорошо?» И повесил трубку, не дожидаясь ответа. Мне показалось это странным. Какое совещание поздно вечером с музыкой? Но я тут же себя одёрнула. Наверное, корпоратив какой-то небольшой, отмечают успешную сделку. Он просто устал и не хочет меня расстраивать. Я решила не накручивать себя и стала ждать его звонка. Но он так и не перезвонил. Утром прислал сообщение: «Прости, солнышко, вчера вырубился, как только до дома добрался. Был ужасно тяжёлый день. Люблю тебя». И я снова успокоилась. Конечно, он устал. Я должна быть понимающей женой.
Но странности продолжались. Наши разговоры стали короче. Он часто оправдывался занятостью, говорил, что завален работой. Однажды я предложила созвониться по видеосвязи, сказала, что хочу увидеть его лицо. Он отказался. «Ой, Ань, я небритый, заросший, выгляжу ужасно, — засмеялся он в трубку. — Не хочу тебя пугать. Давай, когда ты приедешь, я как раз приведу себя в порядок». Это было так не похоже на него. Раньше он мог позвонить по видео из машины, из магазина, откуда угодно, и никогда не стеснялся своего вида. Но я снова нашла ему оправдание: наверное, действительно вымотался, не до этого ему сейчас.
А потом мне позвонила соседка из моей бабушкиной квартиры, тётя Валя. Пожилая, очень любопытная, но в целом безобидная женщина. «Анечка, здравствуй, дорогая! — затараторила она. — Я просто хотела спросить, у тебя всё в порядке? Ты квартирантов пустила, да?» У меня сердце ухнуло куда-то вниз. «Каких квартирантов, тётя Валя? Вы что-то путаете». «Да нет, не путаю, — уверенно заявила она. — Я же вижу. Второй день уже свет по вечерам горит, музыка играет. Молодая пара какая-то. Я вчера выходила мусор выносить, они как раз дверь открывали. Симпатичные такие. Я думала, ты решила сдавать всё-таки». Я стояла, вцепившись в телефонную трубку, и не могла вымолвить ни слова. В голове пронёсся вихрь мыслей. Что это значит? Может, Вадим решил сделать мне сюрприз? Какой-нибудь ремонт затеял, нанял рабочих? Но зачем? И почему он мне ничего не сказал?
Я тут же набрала его номер. Он ответил на удивление быстро, голос был спокойный. Я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал, рассказала ему про звонок соседки. Вадим рассмеялся. «Господи, Ань, ну и соседка у тебя. Паникёрша. Это я был. Заезжал вчера и сегодня, проверял, всё ли в порядке, цветы твои поливал. Ну и музыку включил, чтобы не так скучно было. А пара… Наверное, она меня с кем-то видела, когда я выходил. Может, с курьером или ещё с кем. Не бери в голову, всё в порядке». Его объяснение звучало так логично, так просто. И я снова ему поверила. Точнее, заставила себя поверить. Мне так хотелось, чтобы всё было хорошо, что я готова была цепляться за любое, даже самое шаткое объяснение. Ну конечно, это был он. Кому ещё там быть? Я отругала себя за мнительность и даже почувствовала себя виноватой перед ним. Он там работает не покладая рук, ещё и за моей квартирой присматривает, а я его в чём-то подозреваю.
Но червячок сомнения уже поселился в моей душе и начал свою разрушительную работу. Я стала прислушиваться к каждому его слову, к каждой интонации. И чем больше я прислушивалась, тем больше фальши замечала. Он говорил, что скучает, но в голосе не было прежней теплоты. Он говорил, что любит, но это звучало как заученная фраза. Моя неделя у родителей подходила к концу. Я сказала, что в воскресенье вечером буду дома. И тут произошла ещё одна странность. «В воскресенье? — переспросил он, и в его голосе проскользнуло что-то похожее на панику. — Ань, а может, ты останешься ещё на пару дней? У мамы там, отдохнёшь получше. Я как раз в выходные буду очень занят, даже встретить тебя толком не смогу». Это был уже не тревожный звоночек, а оглушительный набат. Не сможет встретить? Он, который всегда мчался на вокзал, даже если я уезжала на один день? Он, который говорил, что считает минуты до моего приезда?
«Вадим, что происходит? — спросила я прямо, чувствуя, как внутри всё сжимается от плохого предчувствия. — Ты какой-то странный в последнее время. У тебя проблемы?» «Нет-нет, что ты, солнышко, никаких проблем, — затараторил он. — Просто работа, правда. Этот проект выматывает все силы. Я просто хочу, чтобы когда ты приехала, я мог уделить тебе всё своё внимание, а не разрывался между тобой и офисом. Ну пожалуйста, останься до вторника. Ради меня». Его голос звучал так умоляюще, что я почти сдалась. Но интуиция, которую я так долго глушила, кричала во весь голос: «Не верь! Что-то не так!». И я приняла решение. «Хорошо, — сказала я как можно спокойнее. — Я поговорю с мамой и останусь до вторника». Он с облегчением выдохнул. «Вот и умница. Я тебя обожаю. Всё, побежал работать. Целую». Он повесил трубку. А я, положив телефон, пошла не к маме, а к шкафу, чтобы достать дорожную сумку. Я решила сделать ему сюрприз. Только совсем не тот, о котором он думал. Я купила билет на ближайший утренний поезд. В субботу. Я не сказала об этом ни ему, ни родителям. Маме с папой соврала, что подруга срочно попросила помочь, и мне нужно вернуться в город на день раньше. Всю ночь я не спала. В голове крутились тысячи сценариев, один страшнее другого. Я ехала в поезде, смотрела на проносящиеся мимо пейзажи и чувствовала, как ледяной страх сковывает моё сердце. Я хотела ошибаться. Больше всего на свете я хотела приехать, и чтобы Вадим встретил меня на пороге нашей уютной квартиры с букетом цветов и своей обычной любящей улыбкой, а все мои подозрения оказались плодом моего больного воображения.
Приехав в город, я не поехала домой. Что-то, какая-то неведомая сила, потянуло меня к бабушкиной квартире. Я взяла такси и назвала старый адрес. Сердце колотилось так сильно, что стучало в ушах. Я вышла из машины, руки дрожали. Вот он, мой родной дом, мой подъезд. Я медленно поднялась на третий этаж, каждый шаг отдавался гулким эхом в пустой лестничной клетке. Достала из сумки ключ. Тот самый, старенький, с брелоком в виде плюшевого мишки, который подарила мне бабушка. Я вставила его в замочную скважину. И он не повернулся. Я попробовала ещё раз. И ещё. Ключ не входил до конца, упираясь во что-то. Я опустила глаза и увидела. Замок был другой. Новый, блестящий, чужой. В этот момент у меня потемнело в глазах. Я прислонилась к холодной стене, чтобы не упасть. Воздуха не хватало. Я стояла так несколько минут, пытаясь осознать реальность. Замок поменяли. В моей квартире. Без моего ведома.
Я не знала, что делать. В голове была абсолютная пустота. Потом, собрав остатки воли в кулак, я нажала на кнопку звонка. За дверью послышались шаги, потом женский голос спросил: «Кто там?». Я не смогла ответить. Я снова нажала на звонок. Дверь приоткрылась, и на пороге появилась молодая девушка, лет двадцати пяти, в домашнем халате. Она с недоумением посмотрела на меня. «Вам кого?» — спросила она. Из глубины квартиры донёсся мужской голос: «Маш, кто там пришёл?». Я смотрела на девушку, на знакомый до боли дверной косяк, на половичок, который я сама выбирала, и чувствовала, как земля уходит из-под ног. «Я… я здесь живу», — прошептала я, и мой голос прозвучал как чужой. Девушка нахмурилась. «Вы ошиблись. Мы здесь живём. Мы сняли эту квартиру два дня назад». Сняли. Это слово ударило меня как молотком по голове. Я попятилась назад, наткнулась на перила. «Как сняли? У кого?» — мой голос сорвался. «У хозяина. Вадим, кажется, — ответила она и тут же позвала: — Паш, иди сюда, тут какая-то женщина говорит, что она здесь живёт».
В этот момент я достала телефон. Пальцы не слушались, я несколько раз промахнулась, прежде чем нашла в контактах его имя. «Вадим». Я нажала на вызов. Пошли длинные гудки. Я смотрела на закрывшуюся передо мной дверь, за которой чужие люди жили в моём доме, и слушала эти бесконечные гудки, которые звучали как отсчёт последних секунд моей прежней жизни. Наконец, он взял трубку. «Анечка? Привет! Ты чего звонишь? Я думал, ты отдыхаешь», — его голос был бодрым, почти весёлым. И эта весёлость стала последней каплей. «Вадим, — сказала я ледяным тоном, сама не узнавая себя. — Я стою перед дверью моей квартиры. Здесь чужие люди. Они говорят, что сняли её у тебя. Что всё это значит?». На том конце провода повисла тишина. Такая густая, оглушительная тишина, в которой я услышала, как рухнул мой мир. Я слышала его дыхание, тяжёлое, прерывистое. Он молчал. А потом произнёс слова, которые до сих пор звучат в моей голове, как приговор. Он сказал это тихо, буднично, как будто сообщал, что купил хлеба. «Аня, прости. Я сдал твою квартиру, пока ты была у родителей. Нам же нужны деньги!». Я больше ничего не слышала. Телефон выпал из моей ослабевшей руки и с глухим стуком ударился о кафельный пол. Мир вокруг меня просто растворился.
Я не помню, как оказалась на улице. Кажется, я просто сидела на ступеньках в подъезде, пока из квартиры не вышел тот парень, Паша. Он посмотрел на меня с сочувствием, что-то спросил, но я его не слышала. Я просто встала и пошла прочь. Брела по городу, сама не зная куда. Шёл дождь, но я его не замечала. В голове молотом билась одна фраза: «Нам же нужны деньги». Нам? Разве «мы» так поступают? Разве любящий человек может вот так, за спиной, предать, вонзить нож в самое сердце, отобрать самое сокровенное? Мою квартиру, мой островок безопасности, мою память о бабушке. Он не просто сдал в аренду квадратные метры. Он продал моё доверие. Он растоптал нашу любовь.
Единственный человек, которому я смогла позвонить, была моя лучшая подруга Лена. Я набрала её номер, и когда она ответила, я смогла только рыдать в трубку. Лена, ничего не спрашивая, просто сказала: «Я сейчас приеду. Где ты?». Она нашла меня промокшую до нитки, сидящую на скамейке в каком-то сквере. Отвезла к себе, закутала в плед, напоила горячим чаем. И только тогда я смогла рассказать ей всё. Вечером приехал Вадим. Его вызвала Лена. Он стоял в дверях её квартиры, жалкий, поникший, с букетом роз, которые выглядели чудовищно неуместно. Он начал говорить, что всё это ошибка, что он хотел как лучше, что у него огромные долги из-за неудачной сделки, и он не знал, что делать. Что он собирался всё мне рассказать, как только я приеду. «Я взял с них предоплату за полгода, Аня, — говорил он. — Эти деньги должны были нас спасти. Я думал, мы быстро решим проблемы, и я их выселю. Ты бы даже не узнала».
И тут вскрылся новый пласт обмана. Лена, юрист по профессии, начала задавать ему прямые, жёсткие вопросы. О какой сделке идёт речь? Какие долги? Вадим мялся, путался в показаниях. И тогда Лена, которая что-то заподозрила ещё раньше по моим рассказам, сделала то, на что у меня не хватило бы духа. Она зашла в его ноутбук, который он всегда носил с собой. Пароль был до смешного прост — дата нашего знакомства. То, что мы там увидели, окончательно уничтожило остатки моих иллюзий. Никаких бизнес-проектов не было. Вся история браузера была забита сайтами онлайн-ставок. Огромные суммы, проигрыши, новые ставки в попытке отыграться. Он проиграл не только все наши сбережения. Он набрал кредитов в микрофинансовых организациях под бешеные проценты. Деньги от аренды моей квартиры он тоже уже спустил, пытаясь «отыграться». Он врал мне не недели, он врал мне месяцами, если не годами. Вся его «забота», его «усталость от работы» — всё было ложью, прикрывающей его тайную, разрушительную страсть.
Той ночью я приняла решение. Я подала на развод. Это было несложно. Сложнее было выселить ни в чём не повинных жильцов из моей квартиры. Они были такими же жертвами его обмана, как и я. Мы долго судились. Вадим на суд не являлся. Он просто исчез, растворился, оставив меня одну разгребать последствия его лжи. Мне пришлось продать нашу общую машину и ещё какие-то ценности, чтобы расплатиться с жильцами, вернуть им их деньги и покрыть часть его самых срочных долгов, по которым уже звонили коллекторы. Это было унизительно и больно. Спустя почти полгода я наконец смогла вернуться в свою квартиру. Она встретила меня тишиной и запахом чужих людей. Я ходила по комнатам, и мне казалось, что даже стены пропитались обманом. Я выбросила всё, что они оставили, вымыла полы, распахнула настежь окна, впуская внутрь морозный зимний воздух.
Я стояла посреди пустой комнаты, и слёзы сами катились по щекам. Это были уже не слёзы обиды или жалости к себе. Это были слёзы прощания. Я прощалась со своей прошлой жизнью, со своей наивной верой в идеальную любовь, с тем человеком, которого, как оказалось, я совсем не знала. Я достала из коробки старый бабушкин плед, укуталась в него и села в кресло-качалку. За окном падал снег, укрывая город белым покрывалом, словно давая ему шанс начать всё с чистого листа. И я вдруг поняла, что у меня тоже есть этот шанс. Да, мне было больно. Да, на моём сердце остался глубокий шрам. Но я была здесь, в своей квартире, в своём единственном настоящем убежище. И впервые за долгое время я почувствовала не страх, а покой. Это был горький, выстраданный, но мой собственный покой. Я знала, что впереди будет трудно, но я справлюсь. Потому что теперь я была одна. И это, как ни странно, давало мне силы.