— Эту бумажку ты подпишешь сегодня же, или можешь собирать манатки! — Елена Григорьевна швырнула папку с документами прямо на обеденный стол, где ещё теплые пельмени.
Алёна подняла голову от тарелки, не понимая, что происходит. Свекровь стояла, скрестив руки на груди, с таким видом, будто поймала невестку на воровстве семейного серебра.
— Елена Григорьевна, что это? — девушка потянулась к папке, но свекровь резко хлопнула по ней ладонью.
— Не трогай грязными руками! Это брачный договор. Будешь отказываться от всех прав на эту квартиру.
— Как это отказываться? Мы с Димой законно женаты, я тут прописана...
— Ага, прописалась! — язвительно перебила Елена Григорьевна. — Думаешь, я не вижу, что ты тут развела? Шмотки твои по всем шкафам, баночки-скляночки в ванной, кастрюли свои притащила!
Алёна моргнула, чувствуя, как внутри всё сжимается от обиды. Они с Дмитрием прожили здесь уже полгода после свадьбы, и она искренне старалась не создавать неудобств, помогала по хозяйству, готовила.
— Я же стараюсь помогать, убираю, готовлю...
— Помогать? — свекровь фыркнула так презрительно, что Алёна невольно съёжилась. — Ты хоть видела, во что превратила мою кухню? Специи твои индийские-турецкие, сковородки какие-то антипригарные! А холодильник? Весь забит твоими йогуртами дорогущими!
— Дима же не против...
— Дима! — Елена Григорьевна всплеснула руками. — Сынок мой добрый, он не хочет тебя расстраивать! А я вижу, как ты его используешь! Жила себе в родительской хрущёвке-развалюхе, а тут такой куш отхватила — трёшка в центре!
Алёна почувствовала, как у неё перехватывает дыхание. Никогда свекровь не говорила с ней так откровенно грубо. Обычно Елена Григорьевна мягко укоряла, с улыбочкой делала замечания, но это... это было похоже на настоящее объявление войны.
— Елена Григорьевна, почему вы так говорите? Я Диму люблю, мы планируем детей...
— Детей? — свекровь присела на стул напротив, прищурившись. — А где ты их растить собираешься? В моей квартире? На моей жилплощади?
— Но ведь Дима тоже здесь прописан с детства, это же его дом тоже...
— Его дом? — голос Елены Григорьевны становился всё более жёстким. — Дорогуша моя, эта квартира записана на меня! Я её получила ещё в советское время, я за неё всю жизнь платила! А ты решила, что раз замуж вышла, то сразу станешь совладелицей?
Алёна растерянно смотрела на свекровь. Дмитрий никогда не говорил о том, кому принадлежит квартира. Она была уверена, что это семейное жильё, где все имеют равные права.
— Я не думала о совладении... просто мы семья...
— Семья? — Елена Григорьевна рассмеялась, но смех этот был холодным и неприятным. — Семья — это кровь. А ты кто? Посторонний человек, который вчера появился в нашем доме. И если завтра решишь с моим сыном развестись, что, половину квартиры заберёшь?
— Зачем мне разводиться? Я люблю Диму!
— Любишь? Тогда докажи! Вот тут, в договоре, написано чёрным по белому: в случае развода ты не претендуешь ни на что. Подпишешь — значит, действительно по любви вышла. А не подпишешь... — свекровь многозначительно пожала плечами. — Ну тогда всё ясно с твоими намерениями.
Алёна взяла документ дрожащими руками. Текст был написан мелким шрифтом, но суть схватывалась легко: она отказывалась от всех имущественных претензий, включая право проживания в квартире.
— Но если я это подпишу и мы вдруг... то есть если что-то случится, я останусь вообще без жилья?
— А что случится? — свекровь наклонилась ближе. — Если ты за любовь выходила, то ничего не случится! Или у тебя другие планы на моего сына?
В этот момент в прихожей послышались знакомые шаги. Дмитрий возвращался с работы.
— Мам, ты что тут устроила? — Дмитрий остановился в дверях кухни, увидев напряжённые лица жены и матери.
— Димочка, проходи, мы тут с Алёнкой важные вопросы обсуждаем, — свекровь мгновенно сменила тон на медово-ласковый. — Садись, я тебе разогрею ужин.
Алёна бросила на мужа умоляющий взгляд, но он, усталый после работы, только кивнул и плюхнулся на стул.
— Какие вопросы? — он потянулся к хлебнице, не особо вникая в происходящее.
— Да так, женские дела, — Елена Григорьевна суетилась у плиты, разогревая борщ. — Алёнка согласилась помочь нам с документами. Правда, дорогая?
Алёна сжала в руках брачный договор, не зная, что ответить. С одной стороны, ей хотелось кричать, рассказать Диме о требованиях его матери. С другой — а что если он встанет на сторону матери? Что если он тоже считает её охотницей за квартирой?
— Дим, а ты знал, что квартира оформлена только на маму? — осторожно спросила она.
— Ну да, — он пожал плечами, макая хлеб в борщ. — А что? Мам же всю жизнь тут живёт, платила за всё. Нормально же.
— Конечно, нормально! — подхватила Елена Григорьевна, ставя перед сыном тарелку. — Я же не жадная какая-то. Мы одна семья, всё у нас общее. Правда, Димочка?
— Правда, мам. — он чмокнул её в щёку. — А ты, Лён, чего такая мрачная? Опять на работе начальник доставал?
Алёна поняла, что муж даже не подозревает о том, что его мать требует от неё подписать отказ от всех прав. В его картине мира они все — одна дружная семья, где не может быть никаких имущественных споров.
— Дим, твоя мама хочет, чтобы я подписала брачный договор...
— И правильно! — неожиданно легко согласился он. — А то мало ли что. Сейчас время такое, разводов много. Лучше сразу всё оформить по-честному.
Сердце Алёны ухнуло вниз. Значит, он тоже не доверяет ей? Тоже считает, что она может предъявить претензии на жильё?
— То есть ты думаешь, что я могу... что я хочу...
— Да не думаю я ничего! — Дмитрий махнул рукой. — Просто мама права. Если любишь — какая разница что подписывать? Формальность одна.
Формальность. Алёна посмотрела на документ, где чёрным по белому было написано, что в случае развода она покидает квартиру, не имея права даже на компенсацию за ремонт, который они делали на её деньги.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Я подпишу.
Договор был подписан в тот же вечер. Елена Григорьевна вызвала знакомого нотариуса прямо на дом, заплатив ему втройне за срочность. Дмитрий даже не удосужился прочитать документ целиком, лишь расписался где показали.
— Ну вот и славно! — свекровь убрала бумаги в сейф. — Теперь мы точно одна семья.
Но на следующий же день стало ясно, что означает эта фраза в устах Елены Григорьевны.
— Алёна! — раздался крик из спальни. — Ты зачем мои подушки в стиральную машину засунула?
— Они же грязные были... — растерянно ответила девушка, появляясь в дверях с мокрыми руками. — Я хотела постирать...
— Кто тебе разрешил? Это дорогие пуховые подушки, их нельзя в машинке! Ты их испортила!
Алёна никогда раньше не слышала таких обвинительных ноток в голосе свекрови. Раньше та делала замечания мягко, с улыбкой. Теперь же говорила жёстко, требовательно.
— Я не знала... извините, я хотела помочь...
— Помочь? За двадцать тысяч подушки помочь? — Елена Григорьевна демонстративно вытащила из машинки сбившиеся в комки изделия. — Теперь новые покупай!
— Елена Григорьевна, но у меня зарплата только...
— А мне какое дело до твоей зарплаты? Испортила — плати! Или думаешь, раз договорчик подписала, то можешь делать что хочешь?
В этот момент Алёна поняла: договор стал не защитой семейного мира, а оружием в руках свекрови. Теперь та могла говорить и делать всё что угодно — ведь невестка юридически была никем в этом доме.
Через неделю ситуация повторилась. Алёна решила переставить мебель в гостиной, чтобы было удобнее смотреть телевизор.
— Ты что себе позволяешь? — Елена Григорьевна стояла в дверях, сжав губы в тонкую линию. — Кто тебе дал право тут хозяйничать?
— Я просто хотела сделать удобнее...
— Удобнее? Кому удобнее? Тебе? — свекровь подошла ближе, и Алёна невольно отступила. — Запомни раз и навсегда: это мой дом! Мои стены, моя мебель, мои правила! А ты тут временно!
Слово "временно" прозвучало как пощёчина. Алёна вспомнила договор, который подписала, и поняла — юридически свекровь права. Она действительно может в любой момент выставить её за дверь.
— Но мы же с Димой муж и жена...
— Муж и жена живут в своём доме! — отрезала Елена Григорьевна. — А пока вы на моей территории — мои правила!
Когда Дмитрий вернулся домой, Алёна попыталась пожаловаться, но он лишь устало махнул рукой:
— Лён, ну не начинай. Мама права, это её квартира. Ты бы тоже не хотела, чтобы кто-то без спроса твои вещи переставлял.
— Дима, но я твоя жена!
— И что? Жена — не значит хозяйка. Мам всю жизнь тут живёт, а мы... мы пока гости.
Гости. В собственном браке они оказались гостями. А хозяйкой была его мать.
На следующей неделе Елена Григорьевна запретила Алёне готовить по вечерам:
— Воняешь на всю квартиру своими специями! И масло переводишь, жаришь много!
Потом — стирать больше двух раз в неделю:
— Счета за воду через крышу! Думаешь, я богатая?
Затем — принимать душ дольше десяти минут:
— Горячая вода деньги стоит!
С каждым днём список запретов рос, а Алёна чувствовала, как стены квартиры сжимаются вокруг неё. Она была замужем, но жила как бесправная служанка в чужом доме.
Последней каплей стал день рождения Дмитрия. Алёна втайне от свекрови испекла торт — фирменный медовик по рецепту своей бабушки. Потратила на ингредиенты последние деньги, просидела на кухне полночи, аккуратно собирая коржи.
Утром она поставила торт в холодильник и пошла на работу, предвкушая, как удивятся муж и свекровь.
Когда вернулась, торта не было.
— Елена Григорьевна, а где...
— Выбросила, — равнодушно ответила свекровь, даже не поднимая глаз от телевизора. — Сладкого у нас и так много.
Алёна почувствовала, как внутри что-то обрывается. Она стояла посреди кухни и не могла поверить услышанному.
— Как выбросила? Это же торт на день рождения Димы...
— Димочке вредно сладкое. У него предиабет. А ты этого не знаешь, потому что не жена, а так... приблудная.
Слово "приблудная" ударило больнее любой пощёчины. Алёна опустилась на стул, чувствуя, как ноги перестают держать.
— Зачем вы так... я же старалась...
— Старалась? — Елена Григорьевна повернулась к ней. — Ты хоть понимаешь, сколько денег потратила? Масло сливочное, орехи, мёд! На чьи деньги, позвольте узнать?
— На свои... я из зарплаты...
— Ага! А кто тебе позволил тратить деньги на ерунду? Лучше бы за коммуналку внесла свою долю!
— Но вы же никогда не просили...
— Не просила? А кто тебе сказал, что можно тут жить бесплатно? — голос свекрови становился всё злее. — Думала, раз бумажку подписала, то можешь нахлебничать?
В этот момент пришёл Дмитрий. Алёна бросилась к нему, едва сдерживая слёзы:
— Дима, мама выбросила торт, который я тебе испекла...
— Какой торт? — он устало повесил куртку.
— На твой день рождения! Медовик, как ты любишь...
— Лён, — он даже не посмотрел на неё, — мне нельзя сладкое. Мама права.
— Но хотя бы попробовать... я всю ночь пекла...
— А кто тебя просил? — вдруг резко сказал он. — Я просил печь? Говорил, что хочу торт?
Алёна замерла. В голосе мужа звучала та же холодность, что и у свекрови. Та же отстранённость. Будто она действительно была чужой в этом доме.
— Дима, но это же день рождения...
— День рождения — это не повод транжирить деньги! — Елена Григорьевна встала с кресла. — И вообще, Алёнка, нам нужно поговорить. Серьёзно поговорить.
— О чём?
— О том, что ты тут совсем обнаглела. Электричество жжёшь, воду тратишь, продукты переводишь. А платишь сколько? Ноль целых, ноль десятых!
— Мама, ну хватит, — вяло сказал Дмитрий.
— Не хватит! Я вкалывала всю жизнь, чтобы эту квартиру получить! А теперь какая-то девчонка решила, что может тут хозяйничать!
— Я не хозяйничаю... — прошептала Алёна. — Я просто живу...
— Живёшь? — свекровь рассмеялась злобно. — На чьи средства живёшь? Кто тебе разрешил?
— Дима... скажи что-то... — Алёна повернулась к мужу, но тот смотрел в пол.
— Скажет! — Елена Григорьевна подошла к сыну и положила руку на плечо. — Скажет, что мама права. Что хватит тут паразитировать. Правда, Димочка?
Дмитрий поднял глаза на жену. В них не было ни любви, ни сочувствия. Только усталость.
— Лён, а давай... давай ты пока к родителям переедешь? Ненадолго. Пока мы тут... ну, вопросы решим.
Мир вокруг Алёны рухнул. Муж, за которого она выходила по любви, которого защищала от упрёков подруг, выгонял её из дома. В день своего рождения выгонял жену.
— Дима... — она протянула к нему руки. — Мы же семья...
— Семья — это я и мама, — тихо сказал он. — А ты... ты просто жена.
Алёна села на пол прямо посреди коридора. Ноги больше не держали, в глазах мутнело. Последние месяцы постоянного унижения, запретов, оскорблений сделали своё дело. Что-то внутри неё сломалось окончательно и бесповоротно.
— Собирай вещи, — бросила Елена Григорьевна. — И побыстрее. А то ещё передумаем давать время на сборы.
Алёна собирала вещи механически, словно во сне. Руки дрожали, когда она складывала в сумку платья, которые покупала к свадьбе. Свекровь стояла в дверях и комментировала каждое движение:
— Халат мой не бери, я его тебе не дарила. И полотенца оставь — дорогие были.
— Елена Григорьевна, это мои вещи...
— Твои? Докажи! Чеки есть? — она усмехнулась. — А вот этот халат точно мой, я его ещё до твоего появления купила.
Дмитрий курил на балконе, делая вид, что его не касается происходящее. Когда Алёна проходила мимо с сумками, он даже не поднял глаз.
Через три месяца она перестала узнавать себя в зеркале. Потеряла двенадцать килограммов, волосы стали тусклыми, под глазами залегли тёмные круги. Мать каждый день уговаривала её подать на развод, но Алёна только качала головой и молчала.
А Елена Григорьевна продолжала звонить. Каждый день.
— Алёнка, дорогая, как дела? Ты там совсем разленилась? Дима говорит, соскучился. Может, придёшь убраться? А то квартира без женской руки совсем запустилась.
Алёна приходила. Мыла полы, которые пачкал Дмитрий, готовила борщ, который съедала свекровь, стирала бельё, которое никто кроме неё стирать не хотел.
— Ну что ты как чужая? — говорила Елена Григорьевна, наблюдая, как невестка оттирает плиту. — Мы же семья! Правда, жаль, что ты так глупо поступила с переездом. Но ничего, поумнеешь — может, простим.
— А когда я смогу вернуться? — тихо спрашивала Алёна.
— Когда докажешь, что изменилась. Что понимаешь своё место в этом доме.
Место оказалось узким и унизительным — бесплатная прислуга, которая приходит по звонку и не смеет ничего требовать взамен.
В один из таких дней, когда Алёна в очередной раз мыла окна в квартире, где больше не жила, Елена Григорьевна заметила:
— А ты знаешь, Димочка с одной девочкой познакомился. Хорошая такая, из приличной семьи. Не то что некоторые.
Алёна замерла с тряпкой в руках.
— Как познакомился?
— А как обычно. Она юрист, работает в хорошей фирме. Умненькая, не то что... — свекровь выразительно посмотрела на невестку.
— Но мы же не разведены...
— Пока не разведены, — равнодушно бросила Елена Григорьевна. — Но это дело поправимое.
В тот вечер Алёна вернулась к родителям и легла на кровать, не раздеваясь. Лежала и смотрела в потолок, чувствуя, как внутри больше ничего не остаётся. Ни боли, ни обиды, ни надежды.
Только пустота.
На столе лежал брачный договор — копию она сделала ещё тогда, в первый день. Теперь этот документ казался приговором. Она подписала отказ не только от квартиры, но и от собственного достоинства.
Алёна взяла договор и медленно порвала его пополам. Потом ещё раз. И ещё.
Но даже разорванная бумага не могла вернуть ей то, что отобрали. Себя настоящую.