Лена зажала рот ладонью, чтобы не заплакать. Никто не должен об этом знать! Катя стояла рядом, прислонившись к ободранной стене, и смотрела на подругу так, будто увидела привидение.
– Покажи еще раз, – прошептала она.
Лена снова закатала рукав школьной формы. На тонком запястье темнел синяк – пять отчетливых отметин от пальцев. Катя втянула воздух сквозь зубы.
– Это он?
Лена кивнула, натягивая рукав обратно. Руки дрожали, манжета никак не хотела укладываться вокруг тонкой девичьей руки. Это казалось каким-то безумием... о котором страшно говорить. И стыдно даже думать.
Ведь они школьницы!
Обычные девочки, и оттого еще ужаснее звучало признание Лены. И это казалось невозможным, недопустимым, когда ты болтаешь с подругой в обычном школьном туалете, который пропах хлоркой и сыростью. С липким кафелем под ногами и капающим краном.
Кап, кап, кап – текла вода, словно отсчитывая каждое скупое слово Лениной тайны.
– Поклянись, что никому не расскажешь, – голос сорвался, стал тонким и жалким. – Катя, поклянись нашей дружбой!
Подруга изумилась:
– Лен, да ты что? Надо маме твоей сказать!
– Нет! – Лена схватила ее за плечи. – Ты не понимаешь! Мама его любит. Никто не поверит мне!
В коридоре прозвенел звонок, Катя закусила губу, покачала головой:
– Ладно… клянусь. Но это неправильно, Ленка. Так нельзя.
Но подруга уже спешила из туалета, будто и не было сейчас произнесенных вслух жутких слов. Они поспешно шли по коридору на следующий урок, Лена впереди, Катя следом. А вокруг шумел обычный школьный день. В коридоре толпились младшеклассники, пахло столовскими котлетами и мокрой одеждой в раздевалке.
И никто не догадывался, что внутри у Лены все сжималось в тугой комок, который не давал дышать.
От того, что она поделилась с подругой своим секретом, легче не стало. Все равно уроки закончатся, и придется возвращаться домой.
В ее личный ад…
Хотя никому никогда бы не пришло в голову, что в Ленином доме творится беда. Никаких ужасов, обычная квартира обычной семьи: запах жареной картошки, громыхание посуды на кухне, девочка за столом корпит над раскраской.
Она вскинулась на звуки в прихожей, выглянула из своей комнаты.
– Ленка пришла!
Младшая сестренка Машка всегда ей рада. На шум из спальни сразу выглянул Виктор и двинулся ей навстречу. Высокий, широкоплечий, в домашних трениках и майке. Улыбается, зубы белые, как у актера на афише, а глаза следят внимательно за девочкой.
– Как день прошел, красавица?
Лена промолчала, лишь прижалась спиной к стене и проскользнула мимо. Как можно быстрее! Успела только вдохнуть запах его одеколона, резкий и душный. И от этого запаха девочку тотчас же замутило. Внутри тяжелый комок подкатил к горлу, скрутил желудок в спазмах.
Железные пальцы поймали тонкое плечо. Не успела… Виктор наклонился и выдохнул ей в лицо.
– Эй, я с тобой разговариваю! – голос стал жестче.
Мама выглянула из кухни, вытирая поспешно мокрые руки о фартук.
– Лена, язык, что ли, проглотила? Виктор с тобой здоровается, пытается поговорить, а ты как дикарка.
– Нормально, – буркнула Лена, не поднимая взгляд на взрослых.
– Да ладно, Ир, – Виктор снова улыбнулся, пальцы его разжались и выпустили свою добычу. – Подростки, что с них взять. Переходный возраст.
Мама покачала головой и тотчас же вернулась к сковородкам. Лена мелкими шагами прошла по коридору в свою комнату. Коридор казался ужасно длинным, бесконечным, потому что на спину давил чужой взгляд. Виктор смотрел на нее долго, внимательно, и у нее горела кожа на спине, на затылке. Будто острыми колючками рвали кожу.
Даже оказавшись в своей комнате, она не смогла опустить зажатые вверх плечи и сглотнуть комок, забивший горло. Нет, комната ее не защитит. Ее крошечный мир, когда-то любимый, навсегда потерял свое уютное спокойствие.
Маленькое, узкое пространство, куда поместилась лишь кровать у стены, письменный стол у окна да шкаф, забитый учебниками и одеждой. На стене – постер любимой группы. Края отклеились, держится на честном слове.
Больше это не обычное гнездышко школьницы, где можно мечтать и взрослеть. Спасения нет нигде!
Лена упала на кровать лицом в подушку. Ей хотелось кричать во все горло! Но младшая сестренка могла услышать, ее комната через стенку. На кухне гремит мама, а в конце коридора в спальне молчит Виктор.
Но хуже всего, что в горле опять и опять этот проклятый комок. Он не давал даже дышать и душил любые едва зародившиеся звуки.
Как было бы хорошо, чтобы пропал не только голос. Но и все ощущения… Тогда она больше ничего бы не чувствовала! Стала неживой, равнодушной, как мебель или камень.
И никогда бы не сжималась в своей кровати от ужаса, глядя на стрелки часов.
А они неумолимы… Отсчитывают каждым шагом приближение к страшному моменту. Почему, почему не могут остановиться навсегда?!
Но стрелки не слышали ее беззвучной мольбы, равнодушно продолжали перебирать минуты и часы. Осталось совсем немного… до той минуты, когда в ночной тишине он опять окажется рядом. Через дыхание спящих, через безмолвие квартиры.
Когда все обитатели квартиры уснули, Лена услышала тихий скрип двери. Потом шаги – мягкие, крадущиеся. Она зажмурилась, натянула одеяло до подбородка. Нет, нет, нет! Пожалуйста, не надо!
Но ничего не могло остановить его.
– Спишь?
Колючая щетина царапнула ухо, щеку обдало дыханием. Девочку затрясло от привычного терпкого запаха одеколона и еще чего-то, кислого, противного. Лена окаменела, старалась не дышать, не шевелиться.
Если не двигаться, может, уйдет?
Как вдруг пришло неожиданное спасение! Из соседней комнаты раздался крик Маши.
Виктор выругался сквозь зубы беззвучно и быстро вышел из комнаты. Слышно было, как он шуршит ногами в тапках по деревяшкам пола в коридоре, как мама спрашивает сонным голосом:
– Что случилось?
– Машке опять кошмары снятся, – отозвался Виктор. – Пойду воды ей дам.
И Лена выдохнула. Каменный замок из рук и ног распался. Спасибо, Машка. Спасибо тебе, сестренка. Можно не трястись под одеялом в жутком ожидании шагов по коридору. Виктор теперь не придет, побоится, что Маша, чуткая после ночного кошмара, что-то услышит.
Утром за завтраком младшая сестра сидела над тарелкой с кашей, бледная, с синяками под глазами.
– Опять плохо спала? – мама погладила ее по тугим косичкам.
– Кошмар приснился, – девочка ковырнула ложкой завтрак и покосилась на сестру. – Будто кто-то в комнату заходит.
Лена так и замерла, когда они встретились взглядами. Маша смотрела на нее прямо, не отводя глаза. И взгляд серьезный, как будто ей не шесть лет, а все шестьдесят.
В груди кольнуло от подозрения, неужели знает? Неужели понимает?
– Глупости какие, – мама забрала тарелку, налила Маше чаю. – Это ты сказок на ночь начиталась.
Виктор сидел с газетой, лица его не было видно. Только надежный забор из черно-белых строчек. Казалось, что он и не слушает утреннюю болтовню. Но Лена видела, челюсть у него напряжена, жилка на шее пульсирует.
Боится, нервничает, потому что знает, стоит только кому-нибудь узнать о том, что он творит, прощения не будет. И скоро уже правда прорвалась наружу!
***
Через неделю после того разговора в туалете Катя не выдержала. Слишком жуткую тайну доверила ей подруга, не могла она вынести этой недетской ноши и рассказала матери. Та в тот же вечер отправилась к Ирине, подгадав время, когда Виктора не было дома.
– Ирина Павловна, – начала она осторожно, – мне нужно с вами поговорить о вашей Лене. Это очень важно. Я ведь тоже мать, я когда узнала…
Они сидели на кухне, а обрывки разговора Лена подслушивала из коридора, прижавшись к стене. От каждого слова сердце у девочки ухало вниз, комок все туже и туже передавливал горло.
– Катя рассказала мне кое-что про Лену и … Виктора. Понимаете, моя дочь очень переживает, ведь девочки дружат. Лена ей кое в чем призналась.
– Что именно она рассказала? – голос мамы был холодный и будто чужой.
И она рассказала услышанное от дочери.
Сначала была долгая тишина, секунды тянулись, как тягучая патока. Квартира и ее обитатели, кажется, застыли от того, что страшная тайна внезапно была произнесена вслух. И вдруг тишина разбилась вдребезги! Грохнул опрокинутый стул, взвился мамин крик.
– Как вы смеете?!
Ирине хотелось швырнуть в гостью чашкой. Что за чушь она говорит!
– Пришли в мой дом с такой грязной клеветой! Моя дочь – просто трудный подросток, она ревнует к отчиму!
– Ирина Павловна, я просто хотела… – Катина мама отступила к двери, что-то попыталась пролепетать.
Но все было напрасно, буря металась по кухне, Ирина сверкала глазами, надрывалась в крике:
– Убирайтесь немедленно! И чтобы ваша дочь больше не смела приближаться к Лене! Слышите?! Сплетница!
Хлопнула входная дверь. Лена юркнула в свою комнату и сползла по стене на пол – конец. Она так надеялась, что мама ее спасет. Но она даже не захотела слушать, не поверила. Мама выбрала Виктора, его фальшивую улыбку и лживую заботу.
С грохотом распахнулась дверь. Мама нависла над ней, рука занесена для удара. На красном от ярости лице сверкали почти черные от злости глаза.
– Ты! – голос вгрызался в уши, обидные слова рвали на части изнутри. – Как ты могла? Виктор так хорошо к тебе относится, заботится о нас! А ты! Наговорила гадостей, рассказала посторонним людям выдумку. Что теперь будут думать?! Ты все испортила, мою жизнь ты испортила!
Лена с трудом выдавила из себя слова, губы ее не слушались:
– Мама, но это правда…
Пощечина запечатала девочке рот, от второй загорелась щека огнем.
– Замолчи! Ты испорченная, злая девчонка! Уже не знаешь, как еще испоганить матери жизнь! Завтра же переведу тебя в другую школу! И чтобы я больше не слышала твоего вранья никогда!
Она снова хлопнула дверью и оставила Лену одну. Сломанную, поверженную, потерявшую последнюю надежду на спасение.
Вечером стало еще хуже. Когда Виктор вернулся с работы, мама пересказала ему все, про визит Катиной матери, про «клевету». Он слушал, качал головой, вздыхал.
– Бедная девочка, ей просто не хватает отцовской любви. Я понимаю, почему она так себя ведет. Хочет получить внимание любым способом. Но я не обижаюсь, Ир. Она еще маленькая, потом все поймет.
Мама расплакалась, уткнулась ему в плечо.
Виктор поверх ее головы смотрел на Лену. И его губы кривились в улыбке. Той самой, похожей на оскал. Той самой улыбке, от которой хотелось бежать без оглядки.
Но бежать было некуда…
***
Как и сказала мама, уже через три дня Лена пошла в новую школу. Добираться туда было далеко, через три района, приходилось ехать двумя автобусами с пересадкой. Она вставала в шесть утра, плелась через ледяные черные сумерки, ждала на морозе, выглядывая грязный бок автобуса, а потом качалась в равнодушной толпе.
Таким же выматывающим был путь обратно.
Но мама только морщилась, когда Лена возвращалась домой продрогшая, с оледенелыми ногами, измученная долгой дорогой. Раздраженно приказывала, стоило дочери уйти в свою комнату:
– Опять валяться будешь на кровати? Иди мой посуду! Нечего под одеялом сидеть, так тебе и надо, подумаешь как раз о своем поведении. Как врать и дружить с кем попало.
С Катей видеться ей было запрещено, чтобы она снова не распускала сплетни.
Мир сузился, стал совсем черным, только каждый день автобус-школа-дома.
В новой школе Лена ни с кем не дружила. И больше ни с кем о своей тайне не говорила. Какой смысл? Все равно никто не поверит, раз ей не поверила даже родная мама.
У нее была лишь одна отдушина – дневник. Его Лена начала вести с апреля. Делала украдкой записи ночью при свете луны и поспешно прятала обычную тетрадь в клетку под тонким матрасом. Писала все, каждый его визит, каждое прикосновение, каждый взгляд. Даты, время, подробности.
Вдруг когда-нибудь пригодится? Вдруг кто-нибудь прочитает и поверит? И еще чтобы убедиться, что она не сходит с ума, этот кошмар действительно происходит с ней.
«15 апреля. Пришел в два ночи. Сел на край кровати. Я притворялась, что сплю. Ушел через полчаса, когда Маша закашляла».
«23 апреля. Подкараулил в коридоре. Долго ругался. Сказал, что если пикну, то сестренке достанется. Я молчу».
«2 мая. Мама уехала к бабушке. Он пытался зайти в комнату, чтобы поговорить. Я подперла дверь стулом. Утром он сказал маме, что я истеричка и кричала всю ночь».
В их квартире будто сгущались грозовые тучи. Все молчали. Маша все чаще кричала по ночам. И Лена начинала догадываться, она делает это специально, сестренка защищала ее как могла.
Всего шесть лет, а уже все чувствует.
Может быть, не понимает, но догадывается, что по ночам за стеной в соседней комнате творится. И тоже молчит, потому что никто не поверит ребенку. И каждую ночь без сна, вслушиваясь в скрип шагов по коридору, Лена все отчетливее понимала – надо бежать.
Ничего не изменится, ее никто не спасет.
Она начала откладывать деньги на билет. Стало теплее, и она ходила долгие часы и длинные километры в школу и обратно пешком. Проходила мимо школьной столовой, зажимая деньги, выданные на обед, в кулачке. Хотя от голода кружилась голова.
Но боль, голод, холод, это все было неважно! Ничего не важно, кроме пачки купюр, которая постепенно росла.
К концу весны девочка накопила на билет до бабушки в соседний город. И теперь каждый день во время долгого пути размышляла без конца. Может, примет бабушка? Придется рассказать ей, почему она сбежала. Поверит ли?
В конце мая Лена пересчитала деньги и решила – завтра. Людей на улицах немного, мама с Виктором уедут на дачу к его друзьям вечером в пятницу. Она купит билет на автобус на утренний рейс, и кошмар закончится.
Идеальный план. Но случилось ужасное. 2 ЧАСТЬ РАССКАЗА содержит лексику и затрагивает темы , которые запрещено освещать на Дзене в свободном доступе. Но без этого о подобных событиях не написать. По этой причине рассказ полностью дописан и опубликован в ПРЕМИУМ 👈🏼