— Вернулся я с моря, думаю: ну всё, отпуск закончился. А потом глянул в окно — а там август, вечер тёплый, электрички гудят. Ну и как тут сидеть дома, товарищи?
Иванов Сергей Васильевич я, токарь на Минском тракторном заводе. В цеху зовут просто — Василич.
Я ведь уже показывал вам, как было в Сочи — море, девушки, 6 кадров, что у меня теперь будто в сердце запечатались.
:::::::::::::: ☼ ::::::::::::::
Домой вернулся, вещи только в угол поставил — и решил: на дачу поеду. Всё-таки конец лета, народ там собирается, кто за урожаем, а кто просто «показать себя».
А я с «Зенитом» в руках — ну где ещё поймаешь таких соседок в платьях, сарафанах и шляпках?
Смеются, шутят, таскают вёдра с яблоками, а иногда позируют так, что курортный пляж отдыхает.
Вот мой дачный день — и 6 кадров, каждый со своей историей.
Фото 1. «Сосед-моряк и его заморские открытки»
Вот этот снимок мне и достался не на пляже, не на танцах, а прямо у калитки дачного участка.
Сосед мой, Николай Петрович, моряк дальнего плавания. Ушёл в рейс ещё весной, а вернулся неделю назад — и сразу на дачу, с женой и сыном. Пришёл поздороваться:
— Ну, Василич, жив-здоров? Не заскучал без моря-то?
— Да я только с курорта, Николай Петрович, — отвечаю. — Сам-то где был?
— В Индийском океане ходили. На Цейлон заходили, в Алжире стояли. Вот, глянь, что привёз!
И протягивает открытку. На ней — эта самая девушка. Говорит, купил в лавке на базаре в Порт-Саиде: «Там таких пачками торгуют, а для нас редкость — смотри, как живут».
Щёлкнул я кадр прямо с открытки — не удержался. Девушка, конечно, не из наших, заграничная. Но вот что подумал: море у неё за спиной такое же, солнце то же самое. Только взгляд другой — будто знает, что её будут разглядывать чужие мужики за тысячи километров.
А Николай Петрович хмыкнул:
— Ты, Василич, не завидуй. Наши девки лучше, только их никто так не щёлкает.
И ушёл к себе с сеткой яблок, а я ещё долго смотрел на кадр и думал: правда ведь — наши лучше. Но вот таких открыток у нас не купишь. А значит, щёлкать надо самому — чтобы у каждой нашей Валюши или Лидии был свой «заморский портрет». Пусть не из Порт-Саида, а с дачной скамейки или у ведра с яблоками — зато настоящий.
Фото 2. «Зинка и её корыто»
Зинка всегда выходит раньше всех. Солнце только к забору прикатилось, а она уже с ведром по двору — юбка на бок съехала, волосы кое-как в пучок заколоты.
Я стою у калитки, вроде бы мимо иду, а сам смотрю: она на стул встала, льёт воду в корыто. Вода блестит, как ртуть, струя тонкой дугой падает на простыню.
— Василич, ты бы хоть отвернулся, я тут вся в мыле, как поломойка, — бросает она, щурясь от солнца.
— Да ну, Зинка, — отвечаю, — ты сейчас красивее любой картинки, что мне моряк показывал.
Щёлк — и в кадре не стиральный день, а что-то вроде танца: одна нога на стуле, плечо оголилось, юбка колышется, а на верёвке за её спиной белое бельё, будто паруса.
Она засмеялась, ведро отставила, присела рядом с корытом.
— Вот бы увидеть, как я там у тебя вышла… хотя боюсь, опять скажут: «Зинка, ты вечно как не из деревни».
— Увидишь, — сказал я. — Проявлю плёнку — принесу.
И в тот момент я понял: никакие заграничные открытки не сравнятся с её смехом и этим простым утренним светом. Потому что настоящая красота — не для витрин, а для памяти.
Фото 3. «Яблоки падают, а она сидит — как из сна»
В саду пахнет травой и тёплыми яблоками. Ветер тронет ветку — и плоды глухо падают на землю, катятся по траве. Я иду меж деревьев и вижу её.
Соседская дочка Катя, лет двадцать, учится в педагогическом. Летом почти всегда здесь, с бабушкой. Белое платье, косынка на голове, плечо сползло, будто сама ткань от жары устала. Сидит на лавке, опершись рукой о колено, и глядит куда-то вдаль — будто ждёт кого.
— Катя, чего такая серьёзная? — спрашиваю.
Она вздрогнула, улыбнулась краешком губ:
— Да так… яблоки падают, а я думаю — всё проходит быстро. Лето, люди, даже мы.
— А фото — остаётся, — сказал я и поднял «Зенит».
Щёлк — и в объективе будто вся тоска августа: зрелые яблоки на земле, девушка в белом, и свет, который завтра уже будет другим.
Она потом смущённо поправила платье, а я подумал: у моря девушки смеются громко, а здесь — тише, но от этого ближе к сердцу.
Фото 4. «Двоюродные сестры в траве»
Шёл я к реке — жара стояла, как в парной. Тропинка вела через поле, и вдруг замечаю: сидят прямо на земле две девушки, обе в белых платках.
Познакомились — двоюродные сестры, обе по двадцать один. Старшая Надя — учится в педе на учительницу, младшая Галя — в техникуме на бухгалтера. Приехали к бабушке на каникулы, а в поле решили устроить перекус.
Достали из сумки красные, наливные помидоры, кусок хлеба и спичечный коробок соли. Откусят помидор, макают прямо в соль, закусывают хлебом — и смеются, будто вкус у них самый лучший на свете.
— А ведь не забудется, — говорит Надя.
— Да, такого в магазине не купишь, — добавляет Галя и облизывает пальцы, блестящие от сока.
Щёлк! И на плёнке осталась эта простая радость — лето, девушки, помидоры и хлеб.
Я прошёл дальше к реке, а сам подумал: вот он, настоящий вкус молодости. И его точно не забудешь.
Фото 5. «У реки — как будто вернулось прошлое»
Подошёл я к реке, солнце уже на закате, свет золотой, мягкий. И вдруг вижу — у самой воды стоит девушка, платье подоткнула, босую ногу опустила в воду.
Пригляделся — и сердце ёкнуло. Это же Светка, моя одноклассница. С ней мы на школьных танцах когда-то рядом сидели, тетрадки за партой делили, а потом и следы потерялись: она уехала учиться в город.
А тут — словно время повернуло обратно. Она повернулась, улыбнулась, глаза всё те же, только взрослее стали.
— Серёжа? Не ожидала тебя тут встретить.
— А я и не думал, что ты на даче бываешь, — отвечаю.
— У тёти гостила, решила искупаться. Вот и встретились.
Щёлк! — и в кадре осталась не просто девушка у воды, а кусок моей юности, что вернулся неожиданно.
Потом разговорились, и договорились вечером чай попить у меня, на веранде. Она сказала: «Только не забудь сахар, я без сладкого не могу».
Я кивнул, а сам подумал: чай — это хорошо, но интересно, к чему ещё может привести эта встреча.
Фото 6. «На закате у воды»
Солнце клонилось к закату, река будто затихла, только мошкара над водой плясала. И тут — на старых бревнах у самого берега — она. Девушка из соседней дачи, раньше встречал мельком, имени даже не спросил.
Села, укуталась в какую-то белую тряпицу, а потом — то ли ветер, то ли сама неловко поправилась — и открылось больше, чем, наверное, стоило. Я замер с «Зенитом» в руках.
— Эх, Василич, — сказал я себе, — этак и святого на грех потянет. Неужели она не заметила? Или, может, нарочно?
Щёлкнуть я, конечно, щёлкнул. Но сердце колотилось, будто не фото снял, а что-то запретное украл. Стоял и чувствовал: внутри всё закипает, хотелось поскорее домой, в темноте лаборатории проявить плёнку и увидеть, что же я поймал.
Потом, уже в электричке, возвращаясь в Минск, я снова встретил её. Стояла у окна, смотрела вдаль. Улыбнулась — будто знала, что я был свидетелем того закатного вечера.
И я понял: эта история ещё не закончилась. Но про неё — как-нибудь в другой раз.
:::::::::::::: ☼ ::::::::::::::
Что осталось на плёнке
Дачный день вышел не хуже курортного. Только вместо моря — речка, вместо санатория — деревянный забор, а вместо заграничных открыток — наши девушки, простые и настоящие.
Я снял и Зинку у корыта, и Катю в саду, и двоюродных сестёр с помидорами, и свою одноклассницу у воды. А под самый закат — ту самую девушку, чья улыбка потом встретила меня уже в электричке.
Плёнка закончилась, но чувство осталось: иногда настоящие истории начинаются именно там, где ты их не ждёшь.
Про неё я ещё расскажу — но это будет совсем другая глава. Подписывайтесь, чтобы не пропустить.
❤️ Понравился дачный день Василича?
Поставьте лайк — это как хлопнуть по плечу и сказать: «Снимай дальше, товарищ!»