Утро началось не с кофе. Оно началось с того самого взгляда Андрея, от которого у Нины всегда в животе будто ком застревал. Взгляд виноватый, но такой наглый, что сразу ясно — сейчас опять будут разговоры про «денег нет, но ты же понимаешь».
Он уселся за стол, потянулся к хлебнице, будто хозяин положения, и громко вздохнул.
— Ты не поверишь… зарплату опять задержали, — сказал он с интонацией человека, которому только что сообщили, что земля перестала вращаться.
Нина поставила чашку с чаем перед ним и не спеша ответила:
— Удивительно. На тебе можно календарь составлять: если понедельник — значит, «задержали». Если пятница — «всё ушло на кредиты». Ты вообще понимаешь, что у меня не печатный станок, а ноутбук старый?
— Ну что ты сразу начинаешь? — Андрей включил привычную пластинку. — У меня работа нестабильная, я стараюсь для семьи. Не для себя же!
— Для семьи, говоришь? — Нина прищурилась. — Странно, что вся семья — это ты, твои друзья и твоя мама.
Он поднял голову и уже готов был возразить, но тут на кухню ввалилась Светлана Петровна — свекровь, с сумкой, тяжелым взглядом и таким лицом, словно она сейчас вручит повестку в суд.
— Доброе утро, дети, — сказала она, но интонация была такая, что «доброе» прозвучало как проклятье. — У меня тут ситуация… соседка упала, я помогала, сама перенервничала… Давление поднялось. Лекарства дорогие, пенсии не хватает.
Нина знала этот текст наизусть. Вчера лекарства, позавчера «счёт за свет», неделей раньше — «сломался телефон». Как будто перед ней не взрослая женщина, а артистка из театра малых форм.
— Сколько в этот раз? — спокойно спросила Нина.
— Нина! — возмутился Андрей. — Как ты можешь так говорить? Это же мама!
Светлана Петровна скорбно склонила голову:
— Я вообще не хотела просить… Но если уж так… Три тысячи хватит, дочка?
— Дочка, — повторила Нина с таким сарказмом, что даже чайник на плите тихо засвистел. — Заметьте, только когда деньги нужны — я «дочка». А в остальное время — «ты там, редакторша».
Светлана Петровна не смутилась:
— Не перегибай. Ты же у нас умная, работаешь в интернете. У тебя всегда есть.
— У меня всегда есть? — Нина откинулась на спинку стула. — Да, у меня всегда есть. Потому что я, в отличие от вашего сына, работаю без отпусков и выходных. И знаете, что я копила? На машину. Мечта детства, так сказать.
Андрей резко поднял глаза:
— Подожди. Какие ещё «твои» накопления? Мы же семья. У нас всё общее.
— Общее? — Нина прикусила губу и усмехнулась. — Интересно. Когда мама твоя просит деньги, это общее. Когда я оплачиваю кредит за холодильник — общее. Когда я оплачиваю коммуналку — общее. Но когда я прошу тебя хотя бы забить гвоздь в стену — ты говоришь, что устал и «мужчина не обязан». Вот где тут общее, Андрей?
Он стукнул кулаком по столу, от чего хлебница жалобно подпрыгнула:
— Ты что, хочешь меня унизить? Перед матерью?
— А я ещё могу! — Нина подняла голос. — Хочешь, прямо сейчас расскажу ей, сколько раз я платила за твои штрафы ГИБДД, пока ты «на работе» с друзьями пил пиво?
Светлана Петровна прикрыла рот рукой и с театральным ужасом произнесла:
— Господи, Ниночка, да зачем вы так? Андрей — мужчина, ему тяжело. Мужчина должен отдыхать, а женщина — поддерживать.
Нина расхохоталась. Смех у неё вышел громкий, нервный, почти истеричный:
— Ага! Вот оно, ваше кредо. Мужчина отдыхает, женщина платит. Отличная формула! Прямо на герб семьи можно вынести.
Андрей вскочил, лицо его стало красным:
— Всё, хватит! Мне надоело слушать твои претензии. Деньги — это общие деньги! Запомни.
Нина посмотрела на него так, что ему стало неуютно:
— Нет, Андрей. Это были мои личные сбережения. И вот сейчас я начинаю понимать, что ты и твоя мама воспринимаете меня как банкомат с функцией «выдай наличные». Только вот знаете что? Карта заблокирована.
Молчание повисло тяжёлое, как зимняя шуба в мае. Светлана Петровна закусила губу и пробормотала:
— Вот эгоизм пошёл. Женщины нынче стали наглые. Думают только о себе.
Нина отрезала:
— А мужчины стали избалованные. И если вы думаете, что я буду продолжать играть роль вашей спонсорки — то глубоко ошибаетесь.
Андрей метнул в неё взгляд, полный злости и… страха. Нина впервые за долгие годы увидела в нём этот страх. Потому что он понял: привычная схема дала сбой.
И тут, словно в подтверждение её слов, в кармане Нины завибрировал телефон. Она посмотрела на экран — сообщение от банка. Баланс карты: ноль.
Нина побледнела.
— Что это значит? — тихо спросила она, показывая экран.
Андрей отвёл глаза.
— Я… ну… ты же сама говорила… всё общее… Я снял…
Она медленно встала. Голос дрожал, но был твёрдый:
— Ты снял мои накопления? Все до копейки?
Светлана Петровна попыталась вмешаться:
— Андрюша, может, ты объяснишь…
Но Нина её перебила, уже почти крича:
— Не надо объяснять! Я всё поняла. Для вас я никогда не была ни женой, ни дочкой. Я была банкоматом на кухне. Только с одним отличием: у банкомата хотя бы лимит есть.
Она схватила телефон и пошла в комнату, хлопнув дверью.
А за стеной остались два человека — мать и сын, которые впервые задумались: а что, если «банкомат» и правда решит закрыться навсегда?
Нина сидела за столом с кипой бумаг и чувствовала себя одновременно слабой и непобедимой. Как будто она только что отбежала марафон, но в голове мелькала одна мысль: «Всё. Конец этой семейной бухгалтерии».
Андрей ходил по комнате, будто тигр в клетке. Пальцы нервно щёлкали, шаги были тяжёлыми.
— Ты реально собралась к юристу? — спросил он, делая вид, что просто уточняет.
— Не «собралась», а уже была, — спокойно ответила Нина. — Подала заявление на развод.
— Так быстро?! — он застыл, как будто его ударили сковородкой по затылку. — Ты хотя бы подумала, как это будет выглядеть?
Нина усмехнулась:
— Как что? Как будто женщина наконец перестала быть банком для безработного мужа и его мамочки? Очень даже красиво выглядит.
— Не перегибай, — Андрей нахмурился. — Мы же семья.
— Мы — это кто? — Нина подняла глаза. — Я, ты и твоя мама? Или всё-таки я и мои деньги?
Андрей резко подошёл к ней и выхватил из рук бумаги.
— Что это? — пробормотал он, листая.
— Копии заявления. Развод, раздел имущества. — Нина сказала это нарочито буднично, будто речь шла о заказе продуктов.
— Раздел имущества? — Андрей ошалело моргнул. — Ты что, собралась лишить меня квартиры?
— Нет, — Нина откинулась на спинку стула. — Лишить — это громко сказано. Я просто не собираюсь делить пополам то, что досталось мне от родителей ещё до брака. Закон на моей стороне.
— Но ты же понимаешь… — голос Андрея сорвался. — Где я жить буду?
— У мамы, — сухо бросила Нина.
Тут в комнату влетела Светлана Петровна, словно подслушивала за дверью (что, скорее всего, и было правдой).
— Ты что удумала, бессовестная? — закричала она. — Мужика без крыши оставить?
— А он меня без копейки оставил, — Нина резко встала. — Снял мои сбережения, чтобы вы там с ним «жили красиво». Так почему я должна переживать за его крышу?
Светлана Петровна всплеснула руками:
— Так это ж сын мой! Ему надо помогать!
— Помогайте сами, — Нина посмотрела прямо ей в глаза. — Только без моих денег.
— Ты пожалеешь, девочка, — процедила свекровь, почти шипя. — Мужчина от тебя уйдёт, а кто тебе стакан воды в старости подаст?
Нина фыркнула:
— С таким мужиком я скорее сама ему воды в лицо выплесну.
Андрей взорвался:
— Ты всегда всё утрируешь! Я же не украл! Это были общие деньги!
— Общие деньги, Андрей, — Нина кивнула. — Это то, что мы вместе зарабатываем. А не то, что я одна коплю годами, пока ты рассказываешь истории про «задержали зарплату».
Он шагнул ближе, сжал кулаки:
— Значит, ты серьёзно? Развод?
— Да, — Нина сказала твёрдо, хотя руки дрожали. — Я устала.
Повисла тишина. Только часы на стене тиканьем отбивали секунды, словно судья в зале заседаний.
Светлана Петровна первой не выдержала:
— Но ведь у вас общее имущество! Половина квартиры по закону его.
— Не половина, — поправила Нина. — Только та часть, которая была куплена в браке. А эта квартира оформлена на меня задолго до свадьбы.
— Но ремонт-то мы вместе делали! — вмешался Андрей, хватаясь за последнюю соломинку.
Нина с сарказмом вскинула брови:
— Ах да, конечно. Особенно тот ремонт, когда ты три дня подряд «ездил за стройматериалами», а вернулся с запахом пива и одной поломанной рулеткой.
Светлана Петровна вспыхнула:
— Как ты смеешь унижать мужчину?!
— А как вы смеете меня обворовывать? — Нина рванула к шкафу и достала выписку из банка. — Вот, смотрите! День снятия средств совпадает с днём, когда ваш сыночек «ехал к другу чинить машину».
Андрей выхватил бумагу, скомкал и бросил на пол.
— Я не обязан оправдываться! — рявкнул он.
Нина посмотрела на него долгим взглядом и тихо сказала:
— Знаешь, Андрей… когда мужчина начинает кричать «я не обязан», это значит только одно: он давно перестал быть мужчиной.
Эти слова врезались в него, как нож. Он сжал губы, отвернулся и, хлопнув дверью, ушёл на кухню.
Светлана Петровна осталась стоять, тяжело дыша.
— Ты разрушишь семью, — процедила она.
— Семью? — Нина усмехнулась. — Если это семья, то я тогда президент.
И вдруг, как гром среди ясного неба, раздался звонок в дверь.
Нина пошла открывать — на пороге стояла соседка Мария Ивановна, женщина лет семидесяти, в халате и с папкой документов в руках.
— Ниночка, — сказала она. — Я тут слышала… Ты тоже с юристами связываешься? Так вот… У меня похожая история. Муж ушёл, а квартира осталась спорной. Если хочешь, могу подсказать хорошего адвоката.
Нина на секунду потеряла дар речи. Мир как будто подал знак: она не одна в этой борьбе.
А в комнате, за её спиной, Светлана Петровна шептала Андрею:
— Не отпускай её, дурак. Иначе останешься ни с чем.
День суда оказался не похож на кино: ни драматичных молоточков, ни длинных речей прокурора. Только прокуренный коридор районного суда, запах дешёвого кофе из автомата и скамейки, на которых сидят такие же «разводящиеся» — у каждого своя драма.
Нина сидела прямо, но руки дрожали. Рядом — адвокат, тот самый, которого ей посоветовала соседка Мария Ивановна. Мужчина лет сорока пяти, с жёстким взглядом и голосом, в котором чувствовалось: «я за жизнь уже десятки таких семей разрезал, как хирург опухоль».
Андрей пришёл с мамой. Светлана Петровна была при полном параде: строгий костюм, папка под мышкой, выражение лица, будто сейчас она будет бороться за наследство Романовых.
— Ну что, готова к спектаклю? — прошептал Андрей, усаживаясь напротив.
— Спектакль давно идёт, — ответила Нина холодно. — Сегодня просто финал.
Заседание началось. Судья — уставшая женщина в очках, глядящая так, словно ей каждое утро читают один и тот же скучный сценарий: кто кому изменил, кто кого обокрал.
— Вопрос: имущество, нажитое в браке, — сказала судья, листая бумаги. — Квартира, согласно документам, приобретена до брака Нины Сергеевны. Значит, разделу не подлежит.
Андрей дёрнулся, как будто ему ударили током.
— Подождите, — быстро заговорила Светлана Петровна. — Но ремонт делался совместно!
Адвокат Нины поднялся:
— Уважаемый суд, есть расписки из магазина и банковские выписки. Все траты на ремонт оплачивала моя доверительница.
Светлана Петровна покраснела. Андрей вскочил:
— Это ложь! Она всё придумала!
— Тихо! — рявкнула судья. — Ещё одно слово в таком тоне — и я вас удалю из зала.
Андрей сел, но злобный взгляд не отрывал от Нины.
И тут адвокат спокойно положил на стол ещё одну бумагу:
— А вот свежая выписка из банка. Здесь чётко видно, что муж заявительницы снял крупную сумму со счёта без её согласия.
Судья подняла глаза:
— Андрей Викторович, поясните.
Он замялся, заикаясь:
— Это… это наши общие деньги были…
— Деньги были на её личном счёте, — отчеканила судья. — Так что это хищение.
Зал замер. Светлана Петровна схватилась за сердце:
— Господи, что вы несёте?! Мальчика моего обвиняете?!
— Ваш мальчик взрослый мужик, — не выдержала Нина. — И пора отвечать за свои поступки.
Судья отложила бумаги:
— Суд постановил: брак расторгнуть, иск о разделе имущества отклонить.
Эти слова прозвучали как удар гонга.
Андрей побледнел, будто из него выкачали всю кровь. Светлана Петровна вскочила:
— Это подстава! Я ещё обжалую!
Но Нина уже не слушала. В голове звучала только одна фраза: «Свободна».
Она вышла на улицу, вдохнула морозный воздух. Мир вокруг казался другим — шумным, живым, настоящим. Ей было горько, страшно, но внутри наконец появилась лёгкость.
А позади, у дверей суда, Андрей закричал:
— Ты предательница! Ты разрушила мою жизнь!
Нина остановилась и, не оборачиваясь, сказала:
— Я разрушила только одну вещь, Андрей. Иллюзию, что я твой банкомат.
И пошла дальше.
Конец.