Это случилось при бургомистре Янисе Майзите. Которого, если честно, все горожане уважали: он не драл налоги до последнего лата, и построил больницу для бедных. И гостиницу.
Жил тогда на улице Калею башмачник Юрис Стаэгле. И была у него жена Вия. К сожалению, была она намного старше его, и постоянно чем-то болела. Так что никто не удивлялся, что детей им Бог не дал.
Вот, прожили они вместе двадцать лет, и совсем плохо стала выглядеть Вия. Согнутая радикулитом в три погибели, хромающая, с одышкой, лицо – сплошные морщины… Словом, кто не знал чету Стаэгле, принимали Вию за мать Юриса.
А к старости, как-то осенью, совсем слегла Вия: уже и из дома почти не выходила. Вот и приходилось Юрису самому и печь топить, и обед варить, и бегать на рынок за продуктами, и к коллегам по цеху, когда надо было прикупить, там, новой дратвы, или лапку поменять, или шило поломанное заменить… Потому что не было у него денег, чтоб подмастерьев содержать. Но он не жаловался: старался быть приветливым со всеми, и с клиентами, и с соседями. Всегда улыбался. На жизнь не жаловался.
И вот однажды, когда он шёл с рынка, с корзинкой свежих овощей и других продуктов, повстречалась ему, уже у поворота на его улицу, цыганка. Выглядела она, если верить Юрису, ещё более больной, чем его жена. А на руках у неё был ещё и грудной ребёнок. И уж такой измождённый и худой, что сердце у Юриса буквально защемило. И хотя цыганка уже ничего не говорила, и даже не просила, сидя на тротуаре, и прислонившись спиной к двери богадельни, куда, очевидно, пришла в последней надежде на помощь, а только смотрела! Да таким взглядом, что достал Юрис из своей корзинки свежую, ещё горячую и пахнущую корицей и сдобой, булку, и дал цыганке.
Впилась тут же та зубами в выпечку, глаза прикрыла, и даже застонала – не то от удовольствия, не то от благодарности. А уж в глаза Юрису теперь так смотрела – тому даже неудобно стало. Достало он тогда и кусок колбасы, да тоже отдал цыганке. Та колбасу спрятала под одну из своих необъятных разноцветных юбок, а оттуда достала что-то, завёрнутое в тряпицу.
Юрис как раз собирался уходить, как протянула цыганка эту тряпицу ему, и сказала голосом хриплым и тихим:
- Ты очень добрый, Юрис. Ведь вы с женой тоже еле сводите концы с концами. Вот: возьми – это для неё. Только вот что главное запомни! Пусть ни в коем случае не смотрит в него больше, чем по пять минут в день!
Юрис даже спасибо сказать не успел, как вдруг растаяла прямо в воздухе цыганка: растаяла вместе с ребёнком и надкусанной булкой в руке…
Юрис некоторое время хлопал глазами на пустую улицу, и закрытую дверь богадельни. Но ему это быстро надоело: потому что никого он так и не увидел. И уж совсем было принял своё странное приключение за видение, мираж, если б не тряпка в руке.
Юрис тогда поставил корзинку наземь, возле своих ног, и аккуратно тряпку развернул.
И было там маленькое круглое зеркальце. В оловянной простой оправе, и как раз такое, чтоб помещаться в ладони.
Юрис тогда пожал плечами, и завернул зеркальце обратно. Дома у его жены было зеркало и побольше, и даже – покрасивей, в литой медной раме, с красивыми завитками в «цветочном» стиле – акант, как это называется.
Когда принёс корзину домой, Вия даже не встала встретить его, так ей было плохо. Юрис, конечно, подошёл, поздоровался – она ведь ещё спала, когда он уходил на рынок, чтоб успеть прикупить всего подешевле – у крестьян из близлежащих деревень, у которых чуть позже перекупали всё городские перекупщики. Не зная, что бы такого сделать ей приятного, дал он ей зеркальце, наказав, чтоб долго в него не смотрела.
И вот, пока Юрис готовил немудрёный завтрак, да заваривал кофий, услышал он голос своей супруги. И звучал этот голос вроде как пободрее:
- Юрис! Что это за зеркало такое?! Мне… Стало намного легче!
Юрис поторопился кофий с плитки снять, чтоб не убежал, залив огонь, да подбежал к постели жены.
И ведь точно: и румянец прорезался на блёклых, землистых только что, щеках, и улыбка, которой он на лице жены не видывал уж сколько лет, появилась, и дышит она почти без присвиста!.. Подивился тут Юрис, но зеркальце поспешил отобрать у супруги: отлично он помнил наставление цыганки. А ну – как опасно слишком долго любоваться на себя в это, явно волшебное, зерцало?!
Ну, позавтракали они, причём Вия даже сидела на постели – а до этого кушала уже лёжа, с трудом. И Юрис ушёл вниз, в свою мастерскую. Строго-настрого наказав супруге не вставать, лежать, набираться сил, и зеркальце больше сегодня не трогать. (На всякий случай он даже спрятал его – в прихожей, в старом сапоге.)
Заказов и клиентов у него в тот день было много, и освободился он лишь к пяти часам пополудни. Заперев мастерскую, и поднявшись к себе в спальню, он порадовался: жена сидела уже за столом, и вовсю уплетала отварной картофель с маслом.
- Как, дорогая?! Ты смогла сварить картошку?!
- Да, милый. Ты прости уж, мне вдруг так захотелось есть – и я не дождалась тебя, и не стала звать: чтоб не беспокоить. И я даже смогла развести огонь, и сварила картошки полный котелок.
Там и тебе осталось на ужин!
Юрис порадовался про себя: уж сколько лет у жены не было аппетита! И ела она – что твоя курочка: клевала буквально по крошечке… А ещё он не мог надивиться и видимым переменам, произошедшим с Вией: румянец разлился по всему лицу, а не только по щекам, взгляд стал уверенный, а не равнодушно-усталый, как раньше, да и глаза блестели! Как в те давние годы, когда они только женихались, и покорила она его сердце – как раз лучистым взглядом!.. Словом, понял Юрис, что цыганка-то…
Вернула счастье в их дом и семью!
Правда, хвастаться, или - упаси Бог! - делиться «рецептом» он ни с кем тогда не стал: чтоб не сглазить.
Вот так и зажили они потихоньку: Юрис с утра выдавал супруге зеркальце, на пять минут каждый день. И уж, конечно, теперь у Вии прорезалось и любопытство, и выпытала она у него, каким образом оно к нему попало. Но не стала она ругать его за то, что подал презренной цыганке, а наоборот: обняла и поцеловала:
- Добрый ты у меня. Это-то я поняла, ещё когда только в первый раз тебя увидела. Ну а то, что не красавец – это мне наплевать! Вот Бог ли, ангелы ли, но и воздают тебе за твою доброту! Настоящую, а не показную!
Словом, здоровела и молодела Вия буквально с каждым днём. Вскоре, через пару месяцев, уже и на улицу стала выходить, и на рынок. За продуктами. Да за сплетнями-то городскими. А то какая же это женщина – если не интересуется новостями да пересудами про подруг и дворян-купцов-бургомистра.
А там уж бывшие подруги допытались, хотя Вия вначале и не хотела говорить, каким таким чудом она снова встала на ноги, и день ото дня всё хорошеет – и фигуркой и личиком миловидным теперь она походила на тридцатилетнюю!
Не будем злословить, но за её спиной именно этим теперь все её постаревшие и подурневшие ровесницы и занимались…
И дошли слухи и до тех, до кого бы не надо.
И вот однажды заявился к Юрису начальник его цеха, цеха обувщиков: Вайделатис Вилсоне. Он вокруг да около ходить не стал: сразу предложил Юрису сто латов за волшебное его зерцало!
Юрис пытался было отпираться, дескать, клевещут всё люди, да не продаётся зерцало…
Но начальник цеха сразу заявил ему, что не намерен выслушивать чепуху: всё в их стране и городе продаётся! А если кто-то чего-то недопонимает, и не продаст, то он, как Старшина цеха, быстро аннулирует его лицензию на профессию, и мастерскую отберёт. И заставит или уезжать из города, или сменять профессию!
Ну, Юрис видит, что дело плохо. И что не потянет он борьбу с Цехом и начальством. И продал. Правда, не за сто, а за двести латов.
Про то, что смотреться в зерцало можно не более пяти минут, тоже сказал – это и было оговорено при заключении сделки: и именно за «секретную инструкцию по использованию» Юрис денежек-то и выторговал.
Начальник цеха отчалил, сказав, разумеется, спасибо.
И после этого не прошло и полугода, как стала появляться на улице и его супруга – а то всё стеснялась. Потому что весила в свои пятьдесят лет добрых восемь пудов. А уж какие страшные морщины и бородавки имелись на её лице! Об этом всем рассказывал лекарь, регулярно навещавший старую Аспазию, и пользовавший её, в-основном – пуская кровь. Да и слуги не молчали.
Однако недолго длилась эта «идиллия».
Через полгода уже бургомистр, Янис Майзите, «навестил» старшину цеха обувщиков. Что там и как у них происходило, никому не известно – разговор происходил без свидетелей. Да только злые языки утверждают, что два тяжеленых кошеля, висевших на шарфе на шее слуги, сопровождавшего бургомистра, на обратном пути уже там не висели.
Только вот не к лицу, видать, корове - черкесское седло.
Жена бургомистра, Анна, к старости стала похожа на… Нехорошо порочить такое благородное животное, как лошадь, но много общих черт люди, подруги, и особенно слуги бургомистра, в ней находили.
Впрочем, может быть дело-то тут не столько в том, что захотелось ей вернуть и молодость и красоту, а и в – Престиже!
А то как же так! Жёны чиновников там всяких да старшин Цехов будут хорошеть, а Первая Дама столицы будет ходить как уродина какая!..
Но вышла тут промашка. С расчётом-то этим.
Похоже, не то – по рассеянности, или по забывчивости (Потому что злого умысла тут подозревать нельзя! Всё-таки бургомистр – бог и царь города! Захочет – так и в тюрьму прикажет посадить! Если заподозрит чего…) не сказал старшина Вилсоне про пять минут.
Вот и радовалась первое время пожилая супруга бургомистра начавшимся переменам! И времени со своим новым талисманом, со своей «омолаживающей» игрушкой, проводила день ото дня всё больше!
Ну и чем это кончилось, все прекрасно знают.
Потому что растрезвонили слуги по всему городу, что там и как произошло.
Вернулся однажды с собрания чиновников Риги наш Майзите, поднялся, усталый и злой, в комнаты супруги, зовёт её – а там… Никого!
Он ринулся в спальню. И на полу, возле комода, на котором имела обыкновение держать зерцало во время «сеансов» его благоверная – обнаружил…
Ребёнка! Грудничка!
Долго чесал лысый затылок Янис Майзите. Да ничего ведь уже не поделаешь! Магической игрушки, что возвращала бы годы – нет!
Однако нужно отдать должное смекалке нашего тогдашнего бургомистра. Вот: не зря сидел человек на своём месте. Умел потому что найти решение для любой проблемы.
Позвал он на помощь мамок-нянек, кормилицу приказал вызвать. Да ухаживать за юной госпожой наказал так, как за родным ребёнком! А то, дескать, спросит он с них!
После чего, аккуратно завернув волшебное зерцало в первую попавшуюся тряпку, (Это оказалась нижняя рубашка его жены!) отправился он прямиком на набережную. Подошёл к лодке старого Ханса Бредерло – работал тот тогда старшиной перевозчиков. Поздоровался, погрузился. Приказал выгрести прямо на середину Рижского залива.
А когда спустя час оказались они в нужном месте, развернул Янис свёрток свой, посмотрел в последний раз на своё отражение, и на зерцало, да и сказал:
- Бесовское изделие и покоиться должно с бесами! (А тогда все верили, что и русалки, и водяные бесы обитают как раз там – в самом глубоком месте, в середине залива!)
После чего спокойно и без излишней экспрессии выбросил волшебный предмет прямо в воду залива.
Вода с тихим всхлипом поглотила зерцало, и… Всё!
Больше никто и никогда этого волшебного изделия не видел.
Ну а бургомистр, убедившись, что за «внучку» его малышку-супругу всё равно никто не принимает, так и воспитывал и обучал её в своём доме, как супругу.
До тех пор, пока не отошла его душа в мир иной…
Но девочке к этому времени сравнялось четырнадцать, и за ней было кому приглядеть: молодому жениху юной Гретхен, Рупперту Гинзелю, уже исполнилось шестнадцать.
Свадьбу сыграли через год – когда закончился траур по Янису.
Ну а Вия с Юрисом на этой свадьбе были в числе всех остальных…
Зрителей.
Автор: Мансуров Андрей
Источник: https://litclubbs.ru/articles/67078-legendy-staroi-rigi-3-volshebnoe-zercalo.html
Другие легенды Старой Риги:
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Оформите Премиум-подписку и помогите развитию Бумажного Слона.
