Лето, для меня, пахло перезрелыми яблоками, пыльной дорогой после короткого дождя и безмятежностью. Я, двое наших детей и кот по имени Маркиз оккупировали дачу моих родителей в двухстах километрах от города. Три месяца рая, как я это называла. Три месяца босых ног, парного молока и звенящей тишины, нарушаемой лишь стрекотом кузнечиков и детским смехом.
А для него, для моего мужа Андрея, это лето, как он уверял, пахло одиночеством и тоской. Он остался в городе. Работа, будь она неладна. Важный проект, который нельзя было бросить. Мы договорились, что так будет лучше. Он будет приезжать на выходные, а мы — наслаждаться свободой от раскаленного асфальта и душных стен многоэтажки.
— Я уже скучаю, — шептал он мне в шею, когда мы прощались на вокзале. Его руки крепко обнимали меня, прижимая к себе так, словно боялись отпустить. Пятилетний Артемка цеплялся за его ногу, а трехлетняя Лиза хныкала у меня на руках.
— Мы тоже, — отвечала я, вдыхая его родной запах, смесь парфюма, кофе и чего-то неуловимо его, андреевского. — Но лето пролетит быстро, вот увидишь.
— Для вас — да. А для меня это будет вечность. Пустая квартира, пустая кровать…
Он заглянул мне в глаза, и в его взгляде было столько нежности и грусти, что у меня предательски защемило сердце. Мой Андрей. Мой надежный, любящий, самый лучший мужчина на свете. Как же мне повезло с ним.
Первые недели тянулись мучительно долго для нас обоих. Мы созванивались по видеосвязи по пять раз на дню. Утром, чтобы пожелать доброго утра. Днем, чтобы он мог увидеть, как дети плещутся в надувном бассейне. Вечером, перед сном, чтобы прошептать друг другу слова любви и нежности.
— Как ты там, мой хороший? — спрашивала я, глядя на его уставшее, но такое родное лицо на экране телефона.
— Держусь. Считаю дни до выходных. Весь дом пропитался тишиной. Я даже включаю на фоне ваши видео, чтобы слышать голоса детей. А ночью… — он замолкал, и я знала, что он хочет сказать.
— И я не могу спать без тебя, — подхватывала я.
— Кровать кажется огромной и холодной. — Я люблю тебя, Маша. Больше всего на свете. Тебя и наших разбойников.
— И мы тебя любим, папочка! — кричали в трубку дети, если были рядом.
Он улыбался, и эта улыбка согревала меня на расстоянии. Каждое его сообщение было пропитано любовью: «Думаю о тебе», «Как же хочется тебя обнять», «Приснилась сегодня. Такая красивая». Я перечитывала их, и на душе становилось тепло.
Он приезжал в пятницу вечером, уставший, вымотанный неделей, но с горящими глазами. Привозил полные пакеты городских вкусностей, игрушки детям и мне — мой любимый лавандовый раф из кофейни у его офиса. Эти два дня пролетали как один миг. Мы гуляли по лесу, жарили шашлыки, валялись на траве, глядя в высокое летнее небо. А ночами, когда дети засыпали, мы не могли наговориться, надышаться друг другом. Он обнимал меня так крепко, целовал так страстно, будто мы не виделись год. И я таяла в его руках, забывая обо всем на свете, счастливая от того, что он у меня есть. В воскресенье вечером он уезжал обратно, и на меня снова накатывала тоска. Я смотрела вслед его машине, пока она не скрывалась за поворотом, и чувствовала себя так, будто у меня отняли частичку души.
Шло время. Июнь сменился июлем, июль — августом. Дети загорели, подросли, набрались сил. Я отдохнула, отвлеклась от городской суеты, много читала, занималась садом. Мы с Андреем все так же созванивались каждый день, но со временем в наших разговорах появилась какая-то рутина. Нет, он все так же говорил, что любит и скучает, но иногда мне казалось, что его голос звучит отстраненно. Я списывала это на усталость. Проект выматывал его, он часто задерживался на работе. Пару раз он даже не смог приехать на выходные — срочные дела. Я расстраивалась, но понимала. Работа есть работа.
— Маш, прости, завал полный. Шеф рвет и мечет, — оправдывался он по телефону. — Я на следующих выходных обязательно приеду, обещаю. И мы оторвемся по полной.
— Конечно, милый, я все понимаю. Ты только отдыхай хоть иногда.
— Я пытаюсь. Но без тебя не получается. Дом — не дом. Просто стены.
Последняя неделя августа обещала быть дождливой. Дети начали хандрить, да и я, честно говоря, истосковалась по своей квартире, по-нашему с Андреем гнездышку. До его дня рождения оставалось десять дней, и тут мне в голову пришла блестящая, как мне тогда казалось, идея. А что, если вернуться на неделю раньше? Устроить ему сюрприз! Представляю его лицо: он приходит с работы, уставший, а дома — мы! Ужин, свечи, дети виснут на шее. Он будет счастлив! Я поделилась идеей с мамой.
— Ох, Машенька, хорошая мысль! Андрюша, бедный, один там кукует все лето.
Обрадуется, конечно! Решено. В понедельник утром, сказав Андрею, что у нас плохая связь из-за погоды и я позвоню позже, я вызвала такси, мы погрузили наши бесчисленные сумки, кота в переноске, и отправились домой. Дорога была легкой. Дети вели себя на удивление хорошо, предвкушая встречу с папой и своими игрушками. Я сидела и улыбалась, прокручивая в голове сцену нашей встречи. Я даже испекла его любимый яблочный пирог у мамы, чтобы привезти с собой.
Такси остановилось у нашего подъезда. Я расплатилась, и мы, пыхтя, потащили вещи на наш четвертый этаж. Сердце колотилось от волнения. Вот она, наша дверь. Я достала свой ключ, который не использовала три месяца, и с замиранием сердца вставила его в замок. Один оборот, второй. Дверь тихонько скрипнула и открылась.
— Мы дома! — шепотом провозгласила я, пропуская детей вперед.
Первое, что я почувствовала — это тишина. Не та звенящая, дачная, а гулкая, мертвая тишина пустой квартиры. И еще… запах. Чужой. Еле уловимый, но определенно не наш. Сладковатый, приторный аромат каких-то духов, смешанный с запахом мужского одеколона. Не парфюма Андрея, а другого, более резкого. «Наверное, приходили гости», — подумала я, стараясь отогнать неприятное чувство, зародившееся где-то в глубине души. — «Коллеги с работы, может быть».
Я прошла в гостиную. На первый взгляд, все было на своих местах. Диван, телевизор, книжный шкаф. Но что-то было не так. Какая-то мелочь, деталь, выбивающаяся из общей картины. Я обвела комнату взглядом еще раз. Диванные подушки. Они лежали не так, как я их обычно раскладывала. Я всегда ставила большую зеленую слева, а две маленькие бежевые — справа. Сейчас они были разбросаны в хаотичном порядке. И на журнальном столике… Два бокала для вина. Пустые. Один со следом губной помады на ободке. Ярко-розовой. Я такой никогда не пользовалась. Тревога начала подтачивать меня изнутри, как маленький, но очень упорный червячок.
— Мама, я хочу пить! — крикнул Артемка с кухни.
Я вздрогнула и пошла к нему. На кухне тоже вроде бы был порядок. Раковина чистая, посуда убрана. Какие-то злаковые батончики в яркой обертке. И пустая пачка из-под сигарет. Женских. Тонких, с ментолом. Андрей бросил курить пять лет назад, когда я забеременела Артемом. С тех пор в нашем доме не было ни одной сигареты.
Я налила сыну воды, а у самой руки дрожали. Я заставляла себя мыслить логически. Гости. Точно были гости. Вечеринка. Он просто не успел убраться до конца. Но почему он мне не сказал? Он всегда делился со мной всем. Я пошла в нашу спальню. Сердце забилось чаще, предчувствуя что-то нехорошее. Здесь чужой запах духов ощущался сильнее всего. Я подошла к кровати. Она была застелена, но как-то небрежно, не так, как это делал Андрей. Я откинула покрывало. Простыня была смята. Я наклонилась и увидела на подушке, на его стороне, длинный светлый волос. Я — шатенка. Мои волосы едва достают до плеч. Этот же был почти до пояса. И ослепительно белый, крашеный. Меня будто кипятком ошпарили. Я села на край кровати, не чувствуя ног. В голове зашумело. Нет. Не может быть. Этого просто не может быть. Мой Андрей? Мой верный, любящий муж? Нет. Я просто накручиваю себя. Волос мог принести кто-то из гостей на одежде. Бокалы, сигареты — это все объяснимо. Я — параноик. Устала с дороги, вот и лезет в голову всякая чушь.
Я заставила себя встать, разобрать вещи, приготовить детям обед. Я двигалась как автомат, а в голове крутилась одна и та же мысль: «Кто здесь был?». Я пыталась дозвониться до Андрея, чтобы услышать его голос, чтобы он развеял мои дурацкие подозрения, но он не брал трубку. «На совещании», — сказала я себе. Ближе к вечеру он перезвонил.
— Привет, любимая! Прости, был на встрече, не мог ответить. Как вы там? Его голос звучал как обычно. Спокойный, родной.
— Привет. Нормально. Погода испортилась, вот сидим дома, — соврала я. Я не могла, не хотела говорить ему, что я уже в городе. Мой сюрприз грозил обернуться чем-то ужасным, и я хотела оттянуть этот момент.
— Жаль. Ну ничего, зато на следующих выходных оторвемся! Я уже считаю часы. Безумно соскучился.
— Я тоже, — голос сел, и я едва смогла выдавить из себя эти слова.
— Что с голосом, Маш? Ты не заболела?
— Нет, все хорошо. Просто… устала. Пойду, уложу детей. Целую.
— Целую, моя родная. Люблю вас.
Я нажала на отбой и разрыдалась. Беззвучно, давясь слезами, чтобы не услышали дети. Он лгал. Я это чувствовала. Каждая клеточка моего тела кричала, что он лжет.
Вечером, я услышала, как в замке поворачивается ключ. Я замерла в коридоре. Андрей вошел в квартиру. Он выглядел уставшим. Бросил портфель на стул, начал расшнуровывать ботинки. Он меня не видел. И тут из детской выбежал Артемка с криком «Папа!». Андрей поднял голову. То, что я увидела на его лице, я не забуду никогда. Это был не просто шок. Это был ужас. Паника. Он побледнел так, что его лицо стало похоже на восковую маску. Он смотрел на меня, потом на детей, и не мог произнести ни слова.
— Сюрприз, — тихо сказала я.
— Маша? Вы… как? Ты же…
— Мы решили вернуться пораньше. Ты не рад?
— Рад? Я… я в шоке! Я так счастлив! — он, наконец, опомнился, подхватил на руки сына, потом подбежал ко мне, обнял.
Но его объятия были какими-то другими. Напряженными, нервными. Он целовал меня, но его губы были холодными. Он избегал моего взгляда.
— Почему ты не предупредила? Я бы встретил, подготовился…
«Подготовился. Убрал бы следы», — пронеслось у меня в голове.
— Хотела сделать сюрприз.
Весь вечер он был суетливым. Бегал по квартире, что-то убирал, прятал. Спрашивал, как мы доехали, как дела у родителей. Говорил много и быстро, неестественно громко смеялся над шутками детей. Он играл роль. Играл роль счастливого мужа и отца, который безумно рад внезапному возвращению семьи. А я сидела на диване и смотрела на него, как на чужого человека. И с каждым часом пропасть между нами становилась все глубже.
На следующий день я решила устроить генеральную уборку. Мне нужно было чем-то занять руки и голову. Я хотела стереть, вычистить из нашего дома этот чужой, липкий след. Я драила полы, вытирала пыль, перемывала посуду. Андрей ушел на работу, и в квартире снова воцарилась тишина. Но теперь она не была мертвой. Она была наполнена моими подозрениями, страхами и болью. Я добралась до пылесоса. Я всегда чищу контейнер после каждой уборки. Я открыла его, и мое сердце пропустило удар. Контейнер был почти полон. И среди нашей обычной пыли, кошачьей шерсти и мелкого сора я увидела то, что боялась увидеть. Целый клок длинных, крашеных в блонд волос. Их было много. Они спутались в один большой светлый ком. Меня затрясло. Это было уже не просто подозрение. Это была улика. Железная, неопровержимая. Я вытряхнула все содержимое контейнера в мусорное ведро, а этот комок волос оставила на газете. Я смотрела на него, и меня тошнило. Чьи это волосы? Кто эта женщина, которая разгуливала по моему дому, пока я с детьми была далеко? Я пошла в ванную. Мне нужен был воздух. Я открыла шкафчик над раковиной, чтобы достать валерьянку. И увидела его. Флакон с бальзамом для волос. Дорогой, профессиональной марки. Для осветленных и поврежденных волос. Я никогда таким не пользовалась. Я взяла флакон в руки. Он был почти полный. Значит, куплен недавно. Я открутила крышку и поднесла к носу. Тот самый сладковатый, приторный запах, который я почувствовала, когда вошла вчера в квартиру. Все. Пазл сложился. Сомнений не осталось. Весь день я ходила как в тумане. Я кормила детей, играла с ними, отвечала на их вопросы, но мыслями была далеко. Я прокручивала в голове все три месяца. Все его «люблю», «скучаю», «не могу без тебя». Каждое слово теперь казалось фальшивым, лживым. Он говорил это мне, а в это время в нашей постели, на моем месте, спала другая женщина. Она пользовалась моей ванной, ходила по моей кухне, смотрела наш телевизор. Она жила моей жизнью. А я, дура, верила каждому его слову.
Вечером Андрей пришел с работы. Он принес мне букет моих любимых пионов.
— Это тебе, любимая. Я так рад, что вы дома.
Он попытался меня поцеловать, но я отстранилась.
— Что такое, Маш?
— Голова болит, — сухо ответила я.
Я не могла смотреть ему в глаза. Я боялась, что он увидит в них все: мою боль, мое отвращение, мою ненависть. За ужином я молчала. Он пытался меня разговорить, рассказывал что-то о работе, но я его не слышала. Я смотрела на его руки, которые резали мясо, и представляла, как этими же руками он обнимал другую. Я смотрела на его губы, которые сейчас жевали салат, и представляла, как он целовал ее. После ужина я ушла в спальню. Легла в кровать и отвернулась к стене. Когда он вошел, я притворилась спящей. Он лег рядом, прижался ко мне со спины, обнял.
— Я так тебя люблю, — прошептал он.
Меня передернуло от его прикосновения. Я хотела вскочить, закричать, высказать ему все, что я о нем думаю. Но я не могла. Что-то меня держало. Я просто лежала, не дыша, и ждала, когда он уснет.
Прошло около часа. Его дыхание стало ровным и глубоким. Он спал. Я осторожно высвободилась из его объятий и встала с кровати. Его телефон лежал на тумбочке, на зарядке. Мое сердце колотилось так, что, казалось, выпрыгнет из груди. Я никогда не лазила в его телефон. Я доверяла ему. Абсолютно. До вчерашнего дня. Руки дрожали, когда я брала его телефон. Пароль. Какой у него пароль? Я попробовала дату рождения Артема. Лизы. Не подходит. Дату нашей свадьбы. Бинго. Телефон разблокировался. Я открыла мессенджер. Список диалогов. И вот оно. «Светочка Котик». С аватаркой, на которой улыбалась миловидная блондинка лет двадцати пяти. Коллега с его работы. Я видела ее пару раз на корпоративах. Я открыла переписку. И мир рухнул. Окончательно и бесповоротно. Переписка длилась все лето. Начиная с той самой недели, как мы уехали.
«Светик: Твои уехали?»
«Андрей: Уехали. Тишина сводит с ума. Приезжай, спасай».
«Светик: Как прошел день, котик?»
«Андрей: Ужасно. Весь в мыслях о тебе. Жду не дождусь вечера».
«Светик: Я купила то вино, которое мы пили в прошлый раз. И твой любимый сыр. Жду дома ;)»
«Андрей: Лечу к тебе, моя хозяюшка».
Дома. Она называла наш дом своим. А он не поправлял ее. Я листала дальше, и с каждой строчкой мне становилось все хуже. Они не просто встречались. Она практически жила у нас. Они присылали друг другу фотографии. Вот она в моей любимой пижаме с мишками, которую он подарил мне на прошлый день рождения. «Смотри, как на мне сидит, лучше, чем на ней?». «Андрей: Ты в ней неотразима, малышка». Вот они вдвоем в нашей постели, обнимаются, смеются. Селфи. На заднем плане — наша свадебная фотография на стене. Вот она готовит на нашей кухне. Вот смотрит фильм в нашей гостиной, закинув ноги на журнальный столик. И сообщения. Полные нежности, страсти, планов на будущее.
«Светик: А что будет, когда она вернется?» «Андрей: Не думай об этом. У нас есть еще целый месяц. А потом что-нибудь придумаем».
«Светик: Я люблю тебя, Андрей». «Андрей: И я тебя, мой котик».
Он писал ей «люблю» в то же самое время, когда писал это мне. Он звонил мне, говорил, что скучает, а она в это время сидела рядом с ним на нашем диване. Я закрыла телефон и положила его на место. Сил больше не было. Я сползла по стене на пол и зажала рот рукой, чтобы не закричать. Боль была физической. Острой, режущей. Будто мне вскрыли грудную клетку и вырвали оттуда сердце. Все лето. Все это чертово лето он врал мне в лицо. Он превратил наш дом, наше святое место, в проходной двор, в бордель. Он спал с другой женщиной в нашей кровати, на моих простынях. Я сидела на холодном полу, а в голове билась только одна мысль: «За что?». Что я сделала не так? Я была хорошей женой? Я любила его, заботилась о нем, родила ему двоих прекрасных детей. Я доверяла ему. А он растоптал все это. Уничтожил. Сжег дотла.
Гордость кричала во мне. Она вопила, что нужно немедленно, прямо сейчас, ночью, разбудить детей, схватить кота, вызвать такси и уехать. Куда угодно. К маме. К подруге. На улицу. Только бы не оставаться с этим человеком в одной квартире ни на секунду дольше. Прочь от этого предателя, от этой лжи, от этой грязи. Я даже встала, сделала шаг к детской. Но тут же остановилась. А дальше что? И холодный, трезвый голос разума внутри меня ответил. А дальше — ничего. Я не работаю. Я ушла в декрет с рождением Артема, потом сразу второй декрет. Все эти пять лет я была домохозяйкой. Я полностью зависела от него. Эта квартира — его. Машина — его. Все деньги, которые у нас есть — на его счетах. У меня нет ни профессии, ни опыта работы, ни сбережений. Если я уйду, куда я пойду с двумя детьми и котом? К родителям-пенсионерам на шею? Они не потянут нас. И что я скажу детям? Как я им объясню, почему у них больше нет папы? Артем его обожает. Он для него — бог. Меня охватило отчаяние. Безысходность. Я в ловушке. В золотой клетке. Он построил для меня эту клетку, и я сама с радостью в нее вошла. А теперь дверца захлопнулась, и я не знаю, как из нее выбраться.
Я вернулась в спальню. Он спал. Так спокойно, безмятежно. Одна его рука была перекинута на мою сторону кровати, туда, где я должна была лежать. Он, наверное, даже во сне искал меня. Или ее? Я легла на самый краешек, стараясь не прикасаться к нему. Я смотрела в потолок, и слезы текли по щекам, смешиваясь с горечью и бессилием. Что мне делать? Устроить скандал? Выгнать его? Но куда я пойду потом? Промолчать? Сделать вид, что я ничего не знаю? Жить с этим, каждый день видя его лживое лицо, зная, что он предал меня самым жестоким образом? Смогу ли я? Он что-то пробормотал во сне и повернулся на другой бок. В окне забрезжил рассвет. Начинался новый день. Мой новый день в моей новой, разрушенной жизни. Я лежала рядом с мужчиной, которого еще вчера считала любовью всей своей жизни, а сегодня он стал для меня чужим. И я не знала, как мне жить дальше.
💬 Понравилась история? Буду рада вашим комментариям и пожеланиям по темам для новых историй. Ставьте лайки 👍 и даже дизлайки 👎, подписывайтесь на канал