В холодных залах Лувра даже свечи казались чужими. Их огонь дрожал на сквозняках, а сама Анна Австрийская часто думала: неужели так и пройдёт её жизнь - в золоте, но в одиночестве?
Людовик XIII, её супруг, был погружён в дела, в охоту, в молитвы, только не в неё. С ним можно было обменяться несколькими сухими фразами за ужином, но невозможно было поговорить о чём-то, что трогает душу.
И в эти долгие вечера юная королева, прибывшая когда-то из Испании, с тоской вспоминала дом и задавалась вопросом: что ей досталось - корона или клетка?
И вот однажды во дворце объявили английское посольство. Анна сидела в окружении фрейлин, когда зал наполнился мужчинами в бархатных плащах. Среди них был один, которого невозможно было не заметить. Высокий, с дерзкой улыбкой и глазами, полными огня. Джордж Вильерс, герцог Бекингем.
Он склонился в поклоне, но, подняв голову, задержал взгляд дольше, чем позволял этикет. И тихо, почти неслышно, произнёс:
- Если бы звёзды умели говорить, они бы заговорили вашим голосом.
Анна опустила глаза. Фрейлины ничего не заметили, а у неё вдруг закружилась голова.
С этого вечера всё изменилось. Они встречались лишь на приёмах, среди множества глаз. Но каждый взгляд длился дольше, чем нужно. Каждый жест становился тайным знаком. В саду, когда королева проходила мимо, Бекингем сделал вид, что случайно приблизился слишком близко, и шепнул:
- Я пересёк море ради того, чтобы увидеть вас. И если потребуется — пересеку тысячу раз.
- Милорд, - строго ответила она, - вы говорите вещи, которых не должно быть.
- А разве сердце подчиняется правилам? - тихо рассмеялся он.
Анна сделала вид, что уходит, но пальцы её дрожали, веер выпал из рук. Герцог поднял его и вложил обратно, задержав прикосновение на мгновение дольше.
Эти мгновения становились их жизнью. В Лувре всё слышали, всё видели. Кардинал Ришельё, хитрый и зоркий, не спускал с Анны глаз. Её враги ждали ошибки. Но чем опаснее становилась игра, тем сильнее было чувство.
- Мы не можем… - прошептала она как-то вечером, когда судьба подарила им редкую минуту наедине.
-Вы можете запретить мне говорить. Запретить мне прикасаться к вашей руке. Но разве вы запретите мне любить?- его голос дрожал, но не от страха, а от решимости.
- Вы губите и себя, и меня, - сказала Анна и отвернулась к окну.
- Пусть погибну. Лишь бы знал, что прожил не зря, - ответил он.
Она сжала руки до боли. В те минуты королева чувствовала себя не женой монарха, а женщиной, которую хотят, ради которой рискуют.
Самая опасная сцена случилась позже, когда история с подвесками едва не погубила её. Бекингем, увезя с собой в Англию драгоценные алмазные подвески, подаренные Анной, оставил её в ловушке. Людовик, ревнивый и подозрительный, вдруг потребовал, чтобы жена появилась на балу именно в этих украшениях. Весь двор замер: если подвесок не будет, скандал разразится мгновенно.
Анна сидела бледная, как мрамор. Фрейлины метались. Она только повторяла шёпотом:
- Всё кончено. Ришельё добьётся моей гибели.
Но подвески были доставлены обратно в последний момент, и на балу королева появилась с холодной улыбкой и сияющими камнями. Никто не услышал, как бешено билось её сердце. Никто, кроме неё самой.
Их встречи продолжались, но всегда под гнётом страха. Иногда он осмеливался подойти слишком близко и шепнуть:
- Ради вас я готов бросить вызов всей Франции.
- Не произносите этого. В каждом углу уши Ришельё, - отвечала она, но глаза выдавали то, что скрывали слова.
Последний раз они виделись, когда Бекингем уезжал в Англию. Двор был переполнен, но для них мир сузился до узкого пространства между двумя людьми.
- Когда я вернусь… - начал он.
-Никогда не возвращайтесь, - перебила Анна, - иначе мы оба погибнем.
- Тогда позвольте хотя бы помнить ваши глаза, - сказал он и коснулся её пальцев кончиком перчатки.
Она не ответила. Только отвернулась, чтобы никто не увидел слёз.
Через несколько лет, в 1628 году, в Портсмуте, герцог был убит фанатиком. Когда весть дошла до Лувра, Анна, как рассказывали фрейлины, весь день не произнесла ни слова. Лишь ночью они слышали её тихий плач за закрытой дверью.
История сохранила её образ - королевы, матери «Короля-Солнце», регентши Франции. Но за этим образом всегда жила женщина, которая когда-то в холодных залах Лувра рискнула любить. Любить того, кого не имела права даже касаться.
И, может быть, именно поэтому спустя века их тайный роман всё ещё звучит сильнее, чем гром пушек и шелест королевских указов. Потому что это была любовь, которой не позволили сбыться - а такие чувства вечны.