Британскую бомбардировку Дрездена, как и в целом ковровые бомбардировки немецких городов, в США осуждали.
Британские методы ругала и пресса, и политики, и даже армейские чины – последние в докладах писали, что это не просто негуманно, а еще и бессмысленно с военной точки зрения. Мол, те же усилия, да против значимых целей, например, железных дорог, принесли бы куда больший результат.
Осуждали, подчеркну, прямо во время войны – и да, своего же союзника, да, против такого врага, каким был Третий Рейх. Но самое удивительное не это. Те же американцы, так много возмущавшиеся британским террор-бомбингом, не только преспокойно разбомбили японские города, но и сбросили две атомные бомбы – по жертвам совершенно точно обойдя любой Дрезден. Вот это-то как стало возможно?
Военные решения часто оценивают так, будто они упали с неба. На самом деле большинство значимых военных решений принимаются внутри определенного коридора, и порой очень длинного. Можно спросить: «Зачем они сбросили ядерную бомбу?» – но этот вопрос будет не вполне полезен. Лучше спросить: «А почему они были уверены, что ядерная бомба принесет победу и закончит войну?»
О том, как воевать с Японией, американские военные думали давно. К 1930-м они выработали доктрину: потребуется блокада, потребуется высадка войск на острова, а еще потребуются массированные удары с воздуха. Что любопытно, на тот момент у американской армии даже в проекте не было самолетов, способных долететь до Японии – план будущих бомбардировок зародился еще до того, как появилась техническая возможность его осуществить.
Это, если угодно, начало нашего коридора. Дальше будет много странного. В 1942-м американцы всерьез рассматривали предложение отправить в Японию летучих мышей (!), снабженных маленькими зажигательными бомбами – они, мол, сожгли бы бумажные японские города (В глазах американских десижн-мейкеров японские города, конечно, были сплошь бумажные).
Был проект построить искусственный остров, с которого бомбардировщики добирались бы до Японии. Была, в конце концов, идея летать бомбить из Сибири.
Некоторые из поворотов этого коридора на первый взгляд имеют мало отношения к нашей истории, но на самом деле являются судьбоносными.
Так, в 1943-м заработала лаборатория Лос-Аламос под руководством того самого Оппенгеймера. Тогда же в США решили, что единственный приемлемый формат прекращения войны с Японией – это ее полная и безоговорочная капитуляция.
В 1944-м возникла, наконец, техническая возможность добираться до Японии с военных баз. Но она по-прежнему не определяла выбор целей. Можно было бомбить инфраструктуру, железные дороги, промышленные центры – то, чем американские военные в Европе предлагали заняться британцам.
В начале примерно это и делалось, но в 1945-м стратегия воздушной войны поменялась. Бомбардировщики стали получать задания бомбить именно города, причем бомбить неизбирательно – тем же самым ковровым методом, за который ругали британцев.
Сдвиг шел и на тактическом уровне. Вместо бомбардировок с большой высоты и днем начинают бомбить ночами, используя зажигательные бомбы (с тем самым напалмом).
Чем сильнее затягивалась война, чем ближе маячила перспектива высадки в Японию войск, тем на более жестокие меры готово было идти американское правительство.
Высадку войск представляли по катастрофическому сценарию: огромные потери, кровавые бои за каждый дом. Считалось, что японцы невероятно воинственны и готовы все, до последнего ребенка, умереть за своего императора.
В такой-то обстановке являлось командование воздушными силами и заявляло: погодите немного, дайте нам поднажать, дайте побомбить, мы превратим Японию в «страну без городов» – и тогда, глядишь, не придется жертвовать сотней тысяч американских солдат.
Аэрофотосъемка городов, превращенных за пару часов в дымящиеся руины, как будто бы подкрепляла эти обещания – обещания высокотехнологичной, быстрой и бескровной для американцев победы.
А что же с гражданским населением? Ведь на тот момент были уже конвенции, защищавшие гражданских от неизбирательных бомбардировок. «Гернику» и «Роттердам» не просто так считали военными преступлениями.
Что ж, тут работало два механизма.
Во-первых, Япония – это страна без гражданских. Всем известно, как фанатичны и воинственны там люди; они, несомненно, пребывают в суицидальном слиянии со своим правительством и предпочтут скорее умереть, чем прекратить войну (Кстати, любые попытки японского правительства что-то там выторговать внутри «безоговорочной капитуляции» – хотя бы сохранить императора – воспринимались как подтверждение этого. И отметались сходу).
Во-вторых, старый, укорененный расизм, «желтая угроза» еще из начала века. Он смешался с дегуманизацией военных лет – и вот уже журнал Life пишет, что ненавидеть немцев все-таки неестественно, зато «ненавидеть японцев естественно, так же естественно, как раньше было воевать с индейцами». Президент Трумэн в своем дневнике постоянно называл японцев дикарями и фанатиками; в пропаганде их изображали то животными, то насекомыми или паразитами.
Это, опять же, коридор: там, где судьба немецкого мирного населения волновала и тревожила, переживать о японских гражданских — думать о них, видеть в них людей — просто не приходило в голову.
Коридор становился всё уже. Переход к ковровым бомбардировкам японских городов ознаменовался, например, бомбардировкой Токио в ночь на 10 марта 1945.
Город был сожжен дотла, погибло около 100 тысяч человек (за ночь, уточню — если сложить это с Хиросимой и Нагасаки, можно, как Ричард Овери, сказать, что за три часа было убито 300 тысяч человек).
Внутри этой кампании атомная бомбардировка не рассматривалась как что-то исключительное, необычайное. Она рассматривалась как еще одна атака на японский город, просто теперь с помощью чудо-оружия.
Не было даже уверенности, что ядерная бомбардировка окончит войну. Рассчитывали на психологический эффект, это да, но другие опции все равно разрабатывали — так, генерал Маршалл планировал при высадке войск сбросить атомную бомбу на обороняющиеся японские части (я бы, конечно, на это посмотрела).
Что самое странное: примерно так же восприняли ядерные бомбардировки и в японском правительстве. Сперва они вообще не поверили, что была задействована какая-то чудо-бомба (на лбу ведь не написано). Только после специального расследования, проведенного ведущими японскими физиками-ядерщиками, стало понятно, что американцы не блефуют.
Удивительно еще кое-что: видеть, насколько иначе события развивались в собственно японском коридоре. Никакого суицидального слияния правительства и народа, конечно, не было и в помине. Вся нормальная жизнь уже была уничтожена блокадой, экономическими трудностями, проблемами с продовольствием и бомбардировками всех видов. В стране нарастала усталость от войны; в правительстве все громче проявляла себя "партия мира".
Шаги в сторону окончания войны были сделаны задолго до ядерных бомбардировок. В знаменитой – и довольно загадочной – попытке японцы попросили Сталина (!) быть мирным посредником, и очень удивились, когда он отказался.
Вступление СССР в войну окончательно убедило императора Хирохито, что надо капитулировать: шансов на переговоры не оставалось, и вторжения советской армии опасались чрезвычайно, в том числе и из-за угрозы коммунистической революции. В том, что КА доберется до островов раньше американцев, никто не сомневался, а с севера даже и защищаться было особенно нечем.
Медлительность японской стороны не была связана с желанием продолжать войну. Ее определяли совершенно другие вещи.
В частности, многие историки пишут, что стране, которая никогда не сдавалась и ни разу в своей истории не капитулировала, пришлось совершить колоссальное усилие, чтобы просто все это как-то вменяемо для себя сформулировать. Фиксация американцев на безоговорочной капитуляции не помогала: летом японская сторона готова была уступить все, даже выдать военных преступников на суд – но не готова была отказаться от императора. (Напомню, что императора и так оставили в конце концов, можно было и не городить огород).
Исследования хорошо показывают, что процесс принятия необходимости капитулировать начался до ядерных бомбардировок, шел параллельно с ними, и испытал удивительно мало влияния с их стороны.
На фоне этого отдельно потрясает, что вторую бомбу — в Нагасаки — американцы сбросили скорее по инерции (и сбросили бы и третью, как гласил изначальный план).
Даже Трумэн был не рад, успев пожаловаться, что ему не нравятся убийства «всех этих детей».
(Моя любимая цитата в этой истории)
Закончила ли ядерная бомба войну? Сейчас среди историков царит достаточно согласное мнение, что нет, и что в принципе такое объяснение — просто устоявшийся миф.
В конце концов мы приходим к формулировке генерала Эйзенхауэра — он, один из немногих высокопоставленных военных, осудил ядерную бомбардировку, назвав ее «ненужной и незаконной».
Здесь не требуется даже какая-то особенная этика из XXI века, позиции современников вполне достаточно. Как достаточно и того обстоятельства, что ни на Токийском, ни на Нюренбергском трибунале никого не судили за неизбирательные бомбардировки гражданских (хотя, напомню, были и конвенции, и моральные нормы, и даже культурные модели) — ручки-то вот они.
Что нам нужно во всей этой истории — так это увидеть простую и вневременную формулу. Стремление быстрее победить любой ценой плюс дегуманизация противника, плюс ощущение, что нет иного выхода, плюс отказ рассматривать другие пути, плюс отношение к противнику как к единой злодейской массе «без гражданских» — создают коридор, который способен много куда завести.