Кухня у Ирины была её крепостью. Узкая, с облезлыми шкафчиками времён перестройки и столом, на котором всегда лежали счета — как напоминание о том, что жизнь у неё хоть и своя, но дешёвой её не назовёшь. Она привыкла начинать утро с крепкого чая, пока Сергей ворчливо шаркал тапками по коридору, изображая занятость.
Сегодняшнее утро отличалось от остальных. Сама Ирина чувствовала: что-то витало в воздухе, будто гроза собиралась прямо в квартире.
— Ты опять чай пьёшь? — недовольно протянул Сергей, заглядывая на кухню. — Можно хоть раз кофе сделать?
— Сергей, — Ирина не отрывала взгляда от кружки, — у нас кофеварка пылится третий год, а твоя мама уверена, что кофе разрушает печень. Хочешь — пей сам.
— Мамочка у меня мудрая женщина, — возразил он с видом профессора. — Она плохого не скажет.
— Да уж, — хмыкнула Ирина, — особенно когда требует, чтобы я ей “по-родственному” сдала свою квартиру.
Сергей резко вскинул голову, как будто его уличили в воровстве.
— Опять начинаешь? — раздражённо бросил он. — Ты понимаешь, что мы все в одной лодке? Мои родители без жилья остались! Их обманули мошенники, а ты сидишь на своей норке, как собака на сене.
— Собака хотя бы не подписывает чужие липовые бумаги, — холодно сказала Ирина, и чай в её руке едва не пролился.
В этот момент дверь распахнулась, и на кухню вошла Валентина Петровна. Как всегда — в пальто, хотя на улице было тепло, с пакетом из магазина и выражением лица, будто она явилась спасать Родину от нападения врагов.
— Дети, ну что вы спорите? — её голос был сладковатым, но в нём сквозила сталь. — Иринушка, солнышко, ты же умная женщина. Отдай нам квартиру. Всё равно без семьи она тебе зачем?
Ирина чуть не подавилась чаем.
— Вы серьёзно сейчас это говорите? — спросила она, глядя на свекровь поверх чашки. — Квартира, между прочим, куплена мной до брака. Это моя личная собственность.
— Ой, да брось! — махнула рукой Валентина Петровна. — У нас в семье всё общее. Ты же вышла замуж за Серёженьку, значит, и твоя квартира — тоже семейное добро.
— Семейное добро? — Ирина засмеялась, но смех был сухим, как полено. — Так может, мне ещё ключи от банка России отдать, чтобы ваше «семейное добро» пополнилось?
Сергей, словно почувствовав, что момент накаляется, встал между женщинами.
— Мам, ну ты же понимаешь, Ира не со зла. Просто ей трудно смириться.
Ирина резко отодвинула стул.
— Трудно смириться? Да мне трудно смириться с тем, что мой муж и его мама решили, что я — бесплатный банкомат!
Валентина Петровна смерила её взглядом, как опытный хирург пациента, которого собирается резать без наркоза.
— Не горячись, Иринушка. Ты молодая ещё, найдёшь себе другую квартиру. А мы с Серёжей всю жизнь вкалывали, и теперь что? Под забор?
— Под забор, Валентина Петровна, вы пойдёте не потому, что я такая плохая, а потому что вы подписали всё, что вам подсовывали, веря в «золотые акции» и «друзей-инвесторов». А теперь хотите повесить это на меня.
— Значит, ты готова смотреть, как мы на улицу выйдем? — с трагическим надрывом спросила свекровь.
Ирина выдержала паузу и спокойно произнесла:
— Да.
Тишина ударила громом. Сергей побледнел, свекровь прижала ладонь к сердцу, будто собиралась рухнуть прямо тут.
— Господи, какую змею я в дом пустила, — прошептала Валентина Петровна. — Я всегда знала, что ты эгоистка.
— А я всегда знала, что вы мастер шантажа, — ответила Ирина. — Только вот закон на моей стороне. Квартира моя, и точка.
Сергей попытался усадить мать на стул, но та отмахнулась.
— Серёжа, — сказала она, оборачиваясь к сыну, — или твоя жена отдаёт квартиру, или я тебя больше сыном не считаю.
Сергей посмотрел на Ирину. И в этом взгляде она впервые ясно увидела: он готов пожертвовать ею ради матери.
— Ты серьёзно сейчас думаешь выбирать? — тихо спросила она.
— Я думаю о семье, — пробормотал он.
— Семья — это когда люди друг друга поддерживают, а не используют, — отчеканила Ирина.
Она встала и резко поставила чашку в мойку. Вода зашипела, обдав её горячим паром.
— Я больше не намерена слушать ваши ультиматумы, — твёрдо сказала она. — С этой минуты разговор окончен.
Сергей попытался возразить, но она уже вышла из кухни. В голове звенело: всё, точка. Или они уйдут из моей жизни, или я уйду из своей.
За спиной слышался голос свекрови:
— Ничего, Серёжа, мы её дожмём. Я знаю, как.
Ирина закрыла дверь спальни и прислонилась к ней спиной. В груди колотилось сердце, как барабан.
Она ещё не знала, что впереди её ждёт не только развод, но и настоящий детектив, где придётся выяснять, кто и зачем на самом деле загнал свекровь и Сергея в эту ловушку. Но внутренний выбор уже был сделан: сдачи она больше не даст.
Вечером в квартире стояла странная тишина. Та самая, от которой неуютно даже кошке, если бы кошка у них была. Но у Ирины не было ни кошки, ни собаки, ни даже цветка в горшке — всё выживало из этой квартиры вместе с её терпением.
Сергей сидел в комнате, делал вид, что смотрит новости, хотя глаза его стекленели, а на лице застыл мрачный вопрос: «Как убедить жену, что её квартира — это коллективное имущество?». Ирина, готовя ужин, ловила на себе его взгляд и чувствовала, что разговор будет.
Разговор — это мягко сказано.
— Слушай, — осторожно начал Сергей, когда она поставила кастрюлю на плиту, — я тут думал… ну, может, мы хотя бы временно пустим родителей пожить к нам?
Ирина повернулась, скрестив руки на груди.
— Временно? Ты знаешь, что в русском языке это слово может растянуться лет на двадцать?
Сергей виновато усмехнулся:
— Ну а что делать? Им негде ночевать.
— У них есть родственники, — напомнила она. — Есть знакомые. Есть, в конце концов, гостиницы.
— Гостиница? — Сергей хмыкнул. — Мама считает, что это аморально — платить чужим людям, когда у сына есть крыша над головой.
— А я считаю, что аморально — всю жизнь жить за чужой счёт, — резко парировала Ирина.
И тут, словно в подтверждение её слов, раздался звонок в дверь. Ирина, уже зная, кто там, медленно пошла открывать. И конечно — на пороге стояла Валентина Петровна с двумя чемоданами и видом победительницы.
— Дочка, я ненадолго, — сказала она таким тоном, будто заранее знала ответ. — На недельку всего.
— Валентина Петровна, — Ирина облокотилась о дверной косяк, — у меня ощущение, что «неделька» у вас такая же, как у ремонта в нашей ванной: тянется десять лет и конца не видно.
Свекровь смерила её взглядом и шагнула в квартиру, будто её туда приглашали. Сергей, как школьник, которому поймали на списывании, метался глазами между матерью и женой.
— Мам, может, ну… в другой раз? — пробормотал он, но Валентина Петровна отмахнулась.
— Я уже всё решила.
Ирина почувствовала, как внутри неё что-то щёлкнуло.
— Хорошо, — сказала она неожиданно спокойно. — Но с одним условием.
— С каким ещё? — насторожилась свекровь.
— Условие простое: вы живёте у нас не дольше трёх дней. На четвёртый — собираете чемоданы.
Валентина Петровна усмехнулась:
— Ты думаешь, твои условия кому-то интересны?
— А вы думаете, что ключи от квартиры вам кто-то выдавал? — в голосе Ирины зазвенела сталь.
Сергей попытался вмешаться, но разговор уже набирал обороты.
— Дочка, — сказала свекровь мягко, но с нажимом, — тебе надо понимать: ты жена моего сына. А значит, всё, что у тебя есть, принадлежит нам.
— Валентина Петровна, — Ирина придвинулась ближе и тихо, почти шёпотом произнесла: — Всё, что у меня есть, принадлежит мне. И точка.
И вот тогда, в этот момент, Ирина заметила странность. Чемоданы свекрови были подозрительно тяжёлые. Она с трудом втащила их в коридор, и один из них глухо звякнул, будто там лежали не вещи, а железки.
— А это что у вас? — спросила Ирина, указывая на чемоданы.
— Вещи, конечно, — слишком быстро ответила Валентина Петровна.
— Вещи обычно не звенят, — холодно заметила Ирина.
Свекровь замялась, а Сергей поспешно встал между ними:
— Да ладно тебе, Ира, маме тяжело, не придирайся.
Но подозрение уже поселилось в голове. Ирина молча пошла на кухню, но краем уха слышала, как свекровь торопливо шепчет сыну:
— Главное — не трогай чемоданы, понял?
Ирина наливала себе чай и думала: Что они приволокли? Документы? Деньги? Или доказательства их аферы?.
Вечером, когда все уже легли, она осторожно вышла в коридор и прислушалась. Свекровь тихо храпела на диване, Сергей спал в комнате. Чемоданы стояли у стены, как два молчаливых свидетеля чужих тайн.
Ирина присела на корточки и аккуратно дотронулась до замка. Закрыто. Но на боковом кармане молния была не до конца застёгнута. Она слегка потянула — и увидела пачку бумаг.
Верхний лист был договором займа. На крупную сумму. С подписью Сергея.
Ирина обомлела.
Так вот оно что. Не «мошенники обманули», а он сам влез в долги и втянул родителей. А теперь хотят меня заставить отдать квартиру, чтобы всё закрыть.
Сердце колотилось, как молот. Она аккуратно вернула бумагу, застегнула карман и вернулась в спальню. Лежала, глядя в потолок, и понимала: её брак трещит не только из-за властной свекрови. Её муж врал ей в лицо.
Наутро она решила начать разговор первой.
— Сергей, — сказала она за завтраком, — расскажи-ка мне честно: что в чемоданах?
Он замер с ложкой в руке.
— Какие чемоданы?
— Те самые, что твоя мама еле втащила. Там договор займа. С твоей подписью.
Сергей побледнел, будто его только что поймали на месте преступления.
— Ира, я всё объясню… — начал он, но она перебила.
— Нет, объяснять ты будешь не мне, а юристу. Я уже всё поняла. Вы с мамой залезли в долги и хотите закрыть их моей квартирой.
Валентина Петровна, сидевшая рядом, с грохотом поставила чашку.
— Ты следила за нами?!
— Нет, я защищаю себя, — холодно ответила Ирина. — И хватит делать вид, что это случайность.
Сергей потянулся к её руке, но она отдёрнула её.
— Ира, пойми, я хотел как лучше… вложиться, заработать…
— Вложиться в очередную пирамиду? — горько усмехнулась она. — Ты даже банку доверяешь меньше, чем своим «друзьям-инвесторам».
Тишина накрыла кухню. Ирина чувствовала, что ещё шаг — и она скажет: «Собирай вещи и уходи». Но решила пока подождать. Ей нужно было доказательство.
Она знала одно: если свекровь таскает с собой чемоданы с документами, значит, там есть нечто важное. И она это найдёт.
Ирина улыбнулась — впервые за долгое время. Но улыбка была жёсткой.
— Знаете что, — сказала она, вставая из-за стола. — Живите пока. Но имейте в виду: за каждый ваш шаг я теперь буду спрашивать.
Валентина Петровна прищурилась, но промолчала. Сергей вздохнул с облегчением, не понимая, что жена только что объявила им войну.
Ирина вышла из кухни и подумала: Если уж меня решили обвести вокруг пальца, пусть готовятся к тому, что я ударю первой.
Третий день пребывания свекрови в квартире наступил, как назло, с самого утра. Даже солнце выглянуло из-за туч каким-то наглым, слишком ярким, будто специально хотело подчеркнуть: «Ну что, Ирина, готова к бою?».
Ирина не спала почти всю ночь. Её мозг крутил одну и ту же мысль: Документы. Найти доказательства. Поставить точку. Она устала жить в режиме осаждённой крепости, где враг сидит у тебя же на диване и пьёт твой чай.
Когда она вышла на кухню, Валентина Петровна уже сидела за столом, развалившись с газетой. Газета, между прочим, двухлетней давности — чисто для антуража, чтобы казаться занятой.
— Доброе утро, дочка, — сладко протянула свекровь. — Сегодня я думала блинов испечь. Тебе с чем — с икрой или с пустотой души?
— Лучше с твоими чемоданами, — сухо ответила Ирина.
Сергей, который только зашёл, поперхнулся.
— Ира, давай без этого с утра…
— Нет, Серёжа, — перебила его жена. — Сегодня утро будет с этим.
Она подошла к чемоданам, что стояли в углу коридора, и решительно схватила один.
— Эй! — вскочила Валентина Петровна. — Не смей трогать мои вещи!
— Ваши вещи слишком подозрительно похожи на чужие документы, — парировала Ирина.
Она открыла боковой карман. На стол полетели бумаги: договора займа, расписки, какие-то счета. Сергей побледнел.
— Ира, подожди, я объясню…
— Объяснишь в суде, — холодно сказала она. — А сейчас объясни мне, как ты мог заложить моё имя в этих бумагах без моего ведома.
— Я… я думал, что всё получится, — забормотал он. — Друг обещал…
— Друг? — перебила Ирина. — Это тот самый, что уже сидит за мошенничество?
Сергей опустил глаза. Валентина Петровна хлопнула ладонью по столу.
— Ира, ты не понимаешь! Это семейное дело!
— Семейное дело? — Ирина резко обернулась. — Семейное дело — это помогать друг другу, а не подставлять. Вы использовали меня, мою квартиру, моё имя!
Она сжала в руках бумаги, чувствуя, как дрожат пальцы.
— Всё, хватит. С этого момента — развод. И никаких ваших чемоданов в моей квартире.
Сергей вскочил.
— Ты серьёзно? После всех лет вместе?
— После всех лет лжи, Серёжа, — жёстко ответила Ирина. — И после твоего молчаливого согласия на то, что мама командует моей жизнью.
Валентина Петровна зашипела, как рассерженная кошка.
— Ах вот как… Значит, ты гробишь нашу семью ради своей коробки с обоями?
— Эта «коробка», как вы выразились, моя единственная защита. И я её никому не отдам.
Ирина сделала шаг к двери и распахнула её.
— Чемоданы — туда. Выбирайте: или сами уйдёте, или я вызову участкового.
Свекровь вскочила, Сергей замер, не веря, что жена способна на такой шаг. Но Ирина стояла, не моргая.
— Ты сошла с ума, — прошипела Валентина Петровна, хватая чемодан. — Мы ещё посмотрим, кто кого выгонит.
— Нет, — спокойно сказала Ирина. — Я уже посмотрела.
Они вышли в коридор. Дверь хлопнула. В квартире стало тихо. Тишина эта была не гнетущей, а освобождающей.
Ирина опустилась на стул. Ей было страшно, сердце колотилось, но внутри впервые за много лет стало легко. Она понимала: дальше будет развод, будут суды, будет война за квартиру. Но это уже другая история.
Сейчас же она выиграла главное — своё право жить своей жизнью.
Она посмотрела в окно. Солнце светило так ярко, будто поздравляло её.
Ирина улыбнулась впервые по-настоящему. Пусть впереди грозы, но сейчас — её воздух, её квартира, её свобода.
— Ну здравствуй, новая жизнь, — тихо сказала она сама себе.
Конец.