Я недавно стояла в «Пятёрочке» у кассы, держа в руках маленькую корзинку с самыми обычными вещами: молоко, хлеб, сыр, яблоки. У меня вылетела цифра: 1347 рублей. Вроде бы ничего лишнего. И вроде бы я взрослый человек, не первый год живущий одна. Но впервые за долгое время я почувствовала, как между продуктами и моим кошельком выросла какая-то невидимая стена. Не катастрофа — но что-то тревожное.
Вышла, села на скамейку у парка на Малой Морской — и стала думать: как так вышло, что работаем, стараемся, а становимся только беднее? Цены растут, как в теплице. Только это не рост — это как плесень на стенах старого дома. Лезет, где не ждёшь. На коммуналку. На лекарства. На еду. На жизнь.
Я не экономист, но у меня есть друзья — самые обычные петербуржцы, с разными судьбами. С ними я и говорила в последние недели, собирая ощущения, неформальные наблюдения, цифры, которые не в сводках — а в голосе, в лице, в уставших жестах
Оля — моя соседка по площадке. Педагог, работает в районной школе на Кронверкском. Зарплата у неё 62 тысячи, из них почти 15 уходит на ЖКХ. Остальное — по частям: проездной, лекарства для мамы, еда. Мясо — по праздникам. Никаких «покупок для души». Когда я спросила, как она справляется, она махнула рукой: «Да никак. Привыкаешь. Только странно, что мы все теперь живём не по доходам, а по вычетам. Сначала платишь всем — а потом живёшь на сдачу от своей же жизни».
В этой фразе — вся суть. Мы как будто стали платёжным терминалом для чужих интересов. Причём невидимых.
Конечно, если копнуть, выяснится: курс, санкции, логистика, производственные издержки. Всё правда. Только вот молоко у фермера в Новгородской области по-прежнему стоит 25 рублей за литр. А в магазине — 95. И вроде как это «рынок». Но где-то по дороге между коровой и полкой теряется здравый смысл. Или находится чья-то прибыль.
Я тут общалась с одним старым знакомым — он когда-то работал на оптовом складе. Говорит: «Ты даже не представляешь, сколько посредников между товаром и прилавком. Иногда шесть. И каждый берёт своё». Получается, что мы платим не за продукт, а за то, что он до нас вообще добрался. И пока мы здесь считаем копейки, где-то наверху считают проценты. Большие, жирные, устойчивые.
Но дело не только в жадности. Петербург — город, где много бедности, но она не выглядит как в кино. У нас бедность интеллигентная, молчаливая. С тёплым шарфом, с книгой в сумке, с билетами в музей, купленными по акции. Люди не жалуются — они стесняются. Мы выросли с этим чувством: не ныть, не позориться, не выносить на улицу. Поэтому и ощущение несправедливости копится тихо, как вода в подвале. А потом — бах — и в какой-то момент человек просто не идёт в аптеку, потому что «оно, может, само пройдёт».
На рынке на Большом проспекте Васильевского я слышала, как пожилая женщина, выбирая картошку, пересчитала монетки в ладони. Продавец сделал вид, что не заметил. Я — заметила. Потому что в городе, где в центре стоят особняки с лепниной, слишком много таких молчаливых сцен. И чем дальше — тем больше.
Иногда мне кажется, что за всем этим ростом цен, коммуналок и инфляций стоит не один большой «злой дядя», а целая система, в которой никто не виноват — но всем удобно. Бизнес прикрывается «текущей ситуацией», торговля — логистикой, банки — «ключевой ставкой», а государство — глобальной повесткой. А между всеми этими звеньями сидим мы — петербуржцы, привыкшие к холодной воде, книгам, тишине и вечному «ничего, прорвёмся».
Кто-то начинает печь хлеб дома — потому что это дешевле и вкуснее. Кто-то ездит в оптовки на Лиговке — закупаться сразу на неделю. Кто-то объединяется с соседями — заказывает продукты напрямую у фермеров. Маленькие лайфхаки, которые становятся стилем жизни.
Я, например, заменила 30% привычной корзины на локальные бренды и сезонные продукты. Пробую варить овощные супы на неделе, вместо мяса — чечевица и фасоль. Звучит, может, скромно — но в итоге экономлю около 3–4 тысяч в месяц. Подписалась на рассылки магазинов, где отслеживаются акции — и вдруг поняла, что можно жить осознаннее не от бедности, а вопреки ей.
Может дело и только в инфляции — кто тут знает, как правильно. Но я скучаю по временам, когда вопрос цен не стоят так остро