Юлия сидела на кухне и в который раз щёлкала калькулятором. Счётчики цифр на экране выглядели как насмешка: одни и те же суммы гонялись по кругу, но квартира всё равно ускользала. Съёмная двушка трещала по швам — соседи за стенкой ругались так же регулярно, как Юля с Никитой.
— Ну ты понимаешь, — говорил Никита с видом героя-спасителя, — сестра без машины никак! Дети у неё, школа далеко, автобусы ходят, как черепахи на пенсии… Я просто не мог отказать!
Он вальяжно развалился на стуле, как будто сделал благородное дело века. Юля уставилась на него так, будто он только что объявил о желании продать её почку «ради общего блага».
— Никит, а ничего, что у нас с тобой денег нет даже на стиралку без хрипов? — сухо заметила она. — И я, между прочим, год жила в эконом-режиме: без отпуска, без нормальных вещей, даже колготки по акции брала. А ты — половину накопленного — Светке!
— Юль, не начинай. — Никита лениво чесанул затылок. — Ты же знаешь, сестра для меня святое. Ты же… ну… пойми.
— Я поняла. — Юлия резко встала, стул скрипнул как финальный аккорд. — Для тебя святое — Светка. Для меня — ипотека. Видимо, у нас с тобой разные церкви.
Сарказм вылетел сам, но внутри было не до шуток. В груди сжалось так, будто туда засунули старый советский утюг. Она вспомнила, как они планировали: «Вот купим своё жильё — и заживём!» А теперь их «своё жильё» катилось прямиком в руки золовки.
Через пару месяцев жизнь выдала Юлии карту, о которой она и мечтать не могла. Пришло письмо — сухое, нотариальное. Она унаследовала от деда семь миллионов рублей. Сумма звучала так, будто её записали не в рублях, а в миллионах поцелуев судьбы.
Юлия плакала, дрожала, смеялась, прижимала конверт к груди. В голове тут же возникла картинка: просторная трёшка с лоджией, кухня на десять метров, где можно наконец-то поставить нормальный стол.
Она выбежала в комнату — и застыла. Никита уже сидел с телефоном, лицо напряжено, но глаза горели каким-то странным огнём.
— Ты что делаешь? — спросила она подозрительно.
— Юль… — он потянулся к ней рукой, будто заранее знал, что сейчас будет драка. — Слушай. Я сделал правильный шаг. Я… перевёл деньги Светке.
Мир будто обрушился ей на голову. Даже сосед сверху со своими вечными тапками замолк — наверное, впервые за год.
— Ты что сделал?! — её голос дрогнул, но тут же стал резким, как стекло.
— Ну… Светке нужна квартира, ты же знаешь! — Никита оправдывался так, будто объяснял, зачем взял на сдачу лишний пакет в магазине. — А мы… мы ещё подкопим!
Юлия подошла вплотную, так близко, что Никита вжал голову в плечи.
— Никита, ты только что украл моё будущее. И отдал его своей сестре.
— Юль, ну не драматизируй. Мы же семья!
— Семья? — она рассмеялась так, что сама испугалась этого звука. — У меня чувство, что я случайно вышла замуж за банкомат. Причём неисправный.
Она отошла к окну, сжимая край подоконника, будто тот мог удержать её от падения.
Начался ад. Судебные тяжбы, бумаги, адвокаты. Светлана, с её вечным выражением «я тут жертва обстоятельств», вызывала у Юлии желание швырнуть в неё всей нотариальной папкой.
— Вы же понимаете, — говорил адвокат, — всё оформлено странно, но шанс есть.
— У меня нет «шанса», — тихо ответила Юлия. — У меня есть единственное оружие: правда.
Она не верила уже ни в мужа, ни в его «семейность». Никита стоял на заседаниях как школьник на линейке: виноватый, но всё равно считающий, что ему всё простят.
— Юль, — попытался он как-то вечером, — давай без этих сцен. Мы можем всё начать заново.
— Конечно, — усмехнулась она. — Сначала ты отдашь Светке мои деньги, потом мою квартиру, потом, может, и мою жизнь? А чего мелочиться?
Его рука дрогнула, но он так и не решился дотронуться до неё.
Когда суд наконец признал сделку недействительной и вернул деньги, Юлия не почувствовала победы. Больше — пустоту. Она купила трёшку. Ту самую. Просторную, с лоджией. Но каждый метр этой квартиры был оплачен её верой, её болью, её слезами.
В первый вечер, сидя на кухне с новым видом из окна, она прошептала:
— Я выиграла. Но я одна.
И тишина квартиры ответила ей холодным эхом.
Это была её победа и её трагедия одновременно. Никита остался при своей «святости», Светлана — с обидой, а Юлия — с квартирой и новым пониманием: ближе всего к тебе не всегда те, кто называют себя семьёй.
Но история на этом не заканчивалась. Потому что прошлое имеет привычку возвращаться. И чаще всего — тогда, когда ты меньше всего готова его встретить.
Кухня в новой квартире Юлии напоминала рекламный буклет: белая мебель, сияющая техника, вид с лоджии на зелёный двор. Только вот за фасадом этой красоты внутри всё трещало — не стены, а она сама.
Жизнь в трёшке оказалась не той «сказкой», о которой она грезила. Слишком много пустоты. Слишком тихо. Даже холодильник урчал так робко, словно боялся потревожить хозяйку.
Она сидела с чашкой чая и думала: «Ну вот, Юль, мечта сбылась. Где счастье-то? Вроде положено по инструкции». Но вместо счастья — одиночество, которое с каждым днём расползалось по квартире, как плесень по углам.
Неожиданно звонок в дверь разорвал тишину. Юлия вздрогнула. На пороге стояла… Светлана. Да, та самая, с выражением «я пострадавшая и вообще-то добрая душа».
— Юль, привет, — протянула она голосом, сладким до приторности. — Можно войти?
Юлия ухмыльнулась:
— Удивительно, Свет. Я думала, у тебя теперь свои квадратные метры. Или у тебя новая традиция — ходить к людям, у которых ты чуть не украла жизнь?
Светлана закатила глаза:
— Ну, ты и язва. Я ведь пришла с миром.
— Миром? — Юля отступила от двери, но проход всё равно не освободила. — Скажи прямо: у Никиты закончились деньги, и теперь ты решила прийти сама?
— Нет, — спокойно ответила Светлана, но в её голосе сквозила сталь. — Я пришла сказать, что всё это… ещё не конец.
Юлия ощутила, как мурашки пробежали по спине.
— В смысле «не конец»?
— В прямом. — Светка наклонилась ближе, почти шипя. — Ты думаешь, суд всё решил? Но Никита… он не твой больше.
Юлия рассмеялась, сухо и зло:
— Ты права, не мой. Он ваш. Делите его на двоих, как хотели деньги делить.
И с этими словами закрыла дверь перед носом бывшей «родственницы».
Вечером телефон завибрировал. Сообщение: «Нужно поговорить. Срочно. Я подъеду». Отправитель — Никита.
Юлия закусила губу. Часть её хотела сразу удалить сообщение, как вирус. Другая часть — открыть дверь и вышвырнуть его так, чтобы тапки летели следом.
Через час он всё равно стоял у порога. Ссутуленный, небритый, в дешёвой куртке.
— Юль, пожалуйста, дай пять минут, — сказал он голосом человека, который уже проиграл, но надеется на чудо.
Она прищурилась:
— Пять минут? Хорошо. Только знай: через шесть я начну кричать на весь подъезд, что ты бывший муж и аферист.
Он усмехнулся, но глаза были полны боли.
— Я всё понимаю, — начал он, проходя в квартиру. — Я был идиотом. Слепым идиотом. Светка… она умела крутить мной, понимаешь?
— Крутила, говоришь? — Юлия отхлебнула чай. — Ну что ж, Никит, значит, у тебя талант — быть верёвкой.
— Юль, я хочу всё вернуть. Я… я всё ещё люблю тебя.
— Любовь? — она чуть не поперхнулась. — А где она была, когда ты подписывал бумажки у нотариуса? Или любовь у тебя — это банковский перевод?
Его руки задрожали.
— Я ошибся. Я запутался. Но я хочу быть с тобой.
Юлия встала, посмотрела прямо в его глаза.
— Никита, я больше не хочу быть запасным вариантом. И не хочу, чтобы мою жизнь делили на твоих «святостей» и «ошибся».
Она ждала, что он разозлится, что-то бросит. Но Никита вдруг опустился на колени.
— Юль… дай мне шанс. Один. Я всё исправлю.
Она замерла. Перед ней стоял тот же мужчина, которого она когда-то любила до дрожи. Только теперь между ними — бетонная стена предательства.
— Поднимайся, Никит. — её голос дрожал. — Ты мне не в церкви, и исповедоваться поздно.
На следующий день Юлия получила звонок от знакомой юристки.
— Юля, ты в курсе, что Светлана снова пытается оформить квартиру на себя? Через какие-то мутные схемы…
У Юлии похолодели руки.
— Что? Какое ещё «оформить»?
— У тебя должны быть документы в порядке. Проверь всё.
Юлия бросила трубку, схватила папку с бумагами. И поняла: часть документов действительно исчезла.
Она упала на диван и схватилась за голову. В квартире было тихо, но теперь эта тишина была не пустотой — а угрозой.
«Они снова пытаются. Никита и Светлана. Вместе. Даже после всего».
Её сердце билось так громко, что казалось, соседи вот-вот спросят, почему у неё работает отбойный молоток.
Вечером Никита снова позвонил.
— Юль, это не я. Честно. Я тут ни при чём. Это Светка.
— Конечно, — усмехнулась она. — Ты же никогда «ни при чём». Ты просто всегда рядом.
— Я помогу тебе, — сказал он быстро. — Хочу доказать.
Юлия молчала, слушая его дыхание. Впервые за долгое время в её голове промелькнула мысль: «А вдруг он говорит правду?»
Но тут же другая, жёсткая: «А если нет? Если всё это — очередная игра, где я снова окажусь проигравшей?»
Она сидела на подоконнике, глядя на двор. Люди спешили по делам, смеялись, ругались. Жизнь вокруг кипела. А её жизнь превратилась в шахматную партию, где каждый её шаг перехватывал кто-то другой.
Юлия сжала кулаки.
— Нет. На этот раз я не дам себя разыграть.
Она не знала ещё, что впереди её ждёт финал, который перевернёт всё. Но внутри уже зародилась новая сила — та самая, которой раньше у неё не было.
И в этот момент она впервые за долгое время почувствовала: она готова к бою.
Юлия уже вторую ночь почти не спала. Папка с документами лежала на столе, как мина замедленного действия. Она проверяла бумаги снова и снова — паспорта сделок, выписки из ЕГРН, судебные решения. Но ощущение, что кто-то дышит ей в затылок, не уходило.
Телефон звонил — Никита. Она не брала. Звонил снова — и снова игнор. На третий раз Юлия резко нажала на зелёную кнопку.
— Что тебе надо? — её голос был ледяным.
— Юль, я узнал! — Никита говорил торопливо, сбивчиво. — Светка наняла какого-то юриста, они пытаются признать наследство недействительным. Типа твой дед якобы был недееспособен, когда подписывал завещание.
Юлия рассмеялась так, что у неё даже глаза заслезились.
— Ты хоть понимаешь, как это звучит? Умер дед, прошло больше года, а они только сейчас решили, что он «не в себе был»?
— Юль, я серьёзно! — Никита взмолился. — Я могу помочь.
— Помочь? — она откинулась на спинку стула. — Это ты называешь «помочь»? Ты сам изначально был заодно со Светкой!
— Нет! — Никита почти выкрикнул. — Я… я правда всё осознал! Она использовала меня, понимаешь? Она всегда умела давить: «ты брат, обязан». А я дурак, велся.
Юлия вздохнула.
— Никита, а я — дура, что верила тебе столько лет.
Через неделю назначили новое слушание. Юлия пришла подготовленной: строгий костюм, волосы собраны, лицо — каменное. В коридоре суда встретила Светлану.
Та улыбалась ехидно, как кошка, которая вот-вот доберётся до сметаны.
— Ой, Юлечка, а мы снова тут? Ну что ж, как говорится, кто без квартиры, тот и проиграл.
— Света, — Юлия посмотрела прямо в глаза золовке, — я проиграла мужа. Но квартиру у меня ты не заберёшь.
Светлана фыркнула:
— Посмотрим.
Сзади показался Никита. Он выглядел растерянным, словно школьник, попавший между двух директрис.
— Юль, я за тебя, — сказал он тихо.
— Не ври хотя бы самому себе, — отрезала она.
Заседание тянулось мучительно. Адвокат Светланы выкатывал «аргументы»: «сомнительное завещание», «влияние на дедушку». Юлия сидела спокойно, но внутри всё горело.
Когда дошла её очередь, она встала:
— Ваша честь. Мой дед не был ни сумасшедшим, ни слабым. Он просто слишком долго жил среди тех, кто привык жить за чужой счёт. Я докажу это не только бумагами, но и его словами. У меня есть записи.
В зале повисла тишина. Никита побледнел, Светлана дёрнулась.
Юлия положила на стол диктофон. Голос деда зазвучал громко, хрипло, но твёрдо:
«Эта квартира — только Юле. Она единственная, кто за мной ухаживал. Остальные пусть сами себе добывают. Никому, кроме неё, не дам!»
Судья поднял глаза:
— Думаю, здесь всё ясно.
В тот вечер Юлия вернулась в свою трёшку. Одна. С победой. С окончательной точкой.
Телефон зазвонил снова — Никита. Она смотрела на экран и вдруг улыбнулась. Улыбнулась впервые по-настоящему.
— Нет, Никит. — сказала она в пустоту, нажимая «отклонить». — У меня теперь своя жизнь. И в ней для вас двоих места нет.
Она вышла на балкон. Двор гудел: дети катались на велосипедах, кто-то жарил шашлыки, смеялись соседи. И впервые за долгое время Юлия почувствовала, что тишина её квартиры перестала быть угрозой.
Теперь это был её дом. Её победа. Её жизнь.
И в эту секунду она знала точно: да, её предали, но предательство не сломало её. Оно закалило.
Финал был громкий, как хлопок двери. Но теперь — двери в её новую, настоящую жизнь.
Конец.