Нина Григорьевна проснулась раньше обычного. Даже петух у соседки ещё спал, а у неё сердце колотилось так, будто ей предстояло сдавать экзамен на права, которых у неё никогда и не было.
Сегодня свадьба. День, о котором она боялась думать последние полгода.
— Ну что, мать, готовься, — сказала она себе вслух, натягивая старый халат. — Сегодня твоя девочка пойдёт в «благородное» семейство. Или как там они сами себя называют...
Она встала к окну. На улице только рассвет. Их посёлок выглядел, как всегда: облупленные пятиэтажки, детская площадка с ржавыми качелями, соседский пес, который спал под подъездом и вечно гнался за почтальонкой. Но через пару часов их жизнь изменится.
Изменится ли? — спросила себя Нина.
Дочь, Аня, спала в комнате, уткнувшись лицом в подушку. Маленькая ещё совсем, куда ей... Нине хотелось зайти, потрогать её волосы, как раньше, но она сдержалась. Пусть поспит.
Телефон дрогнул на подоконнике. Сообщение от «Валентина Семёновна». Нина даже не открыла, и так знала: «Не забудьте, пожалуйста, не задерживайтесь. У нас всё по минутам».
По минутам у них там даже туалет расписан, подумала Нина и хмыкнула.
Через пару часов они уже стояли у подъезда. Аня в белом платье, которое больше походило на облако, чем на одежду. Подъехал розовый лимузин. Водитель — в белых перчатках. Родня Нины, тётя Лида и дядя Петя, переглянулись:
— Нин, это что, автобус для невесты или танк на колёсах? — усмехнулся дядя Петя, поправляя галстук, который не застёгивался на шее.
— Не смешно, — шепнула Нина, но улыбнулась. — Хотя, может, и правда... вдруг это чтоб из посёлка вывозить невесту с охраной.
Аня нахмурилась:
— Мам, ну перестаньте. Это же праздник.
— Конечно, праздник, — вздохнула Нина. — Только я всё думаю: чей?
Во двор они въехали уже под аплодисменты. Гостиница, зал, украшенный золотыми шарами. На входе их встретила она — Валентина Семёновна, мать жениха. В костюме, который явно стоил как ползарплаты Нины за год, с серьгой в ухе величиной с рубль.
— Нина Григорьевна! — растянула губы в улыбке. — Как хорошо, что вы всё-таки доехали.
Как будто я пешком должна была идти из своего посёлка, подумала Нина.
— Аня у нас просто принцесса, — продолжала Валентина. — Не хватало только кареты и... павлина!
В этот момент сбоку действительно пронёсся крик — за оградой по двору ходил самый настоящий павлин. Кто-то из гостей воскликнул:
— О, как символично!
— Символично-то символично, — буркнула тётя Лида. — Только у нас в деревне петух кричит, а тут... вот это чудо.
Аня сделала вид, что не слышит.
Свадьба началась. Роскошь, музыка, официанты с серебряными подносами. Родня жениха раздавала улыбки направо и налево. Родня невесты сидела кучкой у края зала, будто их привезли сюда в качестве статистов.
— Ну, тост за молодых! — поднял бокал отец жениха. — Пусть их жизнь будет такой же блестящей, как наши семейные традиции!
Нина почувствовала, как у неё внутри всё сжалось.
— А какие у них традиции? — шепнул дядя Петя. — Внуков по расписанию заводить или домофон ставить из золота?
Нина хмыкнула, но промолчала.
Настал момент «выступлений родителей». Валентина Семёновна вышла на сцену, включили проектор с детскими фотографиями Алексея.
— Наш Лёшенька с детства был особенным. Вот он в английской школе, вот в Париже...
Аплодисменты.
— А вот он в детском лагере! — закричала она, показывая фото сына в костюме мушкетёра.
Все смеялись и хлопали.
А потом слово дали Нине. Она вышла. Микрофон в руке дрожал.
— Ну... Аня у нас была обычным ребёнком, — сказала она просто. — Училась, помогала мне. Больше нечего и сказать.
Зал притих. Кто-то неловко кашлянул.
Ну да, обычный ребёнок. Не Париж и не мушкетёр, подумала Нина и вернулась на место.
Аня бросила на неё быстрый взгляд — смесь обиды и благодарности.
Вечер катился дальше. Гости смеялись, ели, пили. Нина ловила каждый взгляд Валентины. Тот взгляд говорил: Ты чужая здесь. Мы купили твою дочь, и ты должна быть благодарна.
И Нина впервые почувствовала настоящую тревогу.
После тостов подошёл сам жених, Алексей. Подсев к Нине, сказал почти шёпотом, но так, чтобы слышали другие:
— Нина Григорьевна, не волнуйтесь. Аня будет у нас в золоте жить.
— В золоте жить... — повторила она. — Главное, чтоб в одиночестве не пришлось.
Алексей усмехнулся, но глаза его остались холодными.
Когда раздавался фейерверк, гости ахали и хлопали. Павлин за забором закричал снова — громко, пронзительно, будто протестуя.
Нина смотрела на дочь. Аня стояла рядом с мужем, улыбалась фотографам. Но улыбка была выученной. Настоящая Аня будто исчезла.
Нина вдруг ясно поняла: этот брак — не союз. Это сделка.
И сердце её болезненно сжалось.
Прошла неделя после свадьбы.
Нина Григорьевна каждый вечер возвращалась с работы, садилась на кухне с чашкой дешёвого чая и ждала звонка от дочери. Но телефон молчал. Иногда присылала короткие сообщения: «У нас всё хорошо, не переживай». И всё.
Ну да, конечно. «Всё хорошо». У таких, как Валентина Семёновна, всегда всё «хорошо» — хоть дом горит, хоть муж изменяет.
Нину глодала тревога. Она всё чаще вспоминала тот павлин крикливый. И почему-то верила: это не случайность. Природа редко ошибается.
В субботу она всё же поехала к дочери в «новый дом». К дому этот особняк, конечно, назвать трудно. Целый дворец, с воротами на пульте и газоном, где травинки ровнее, чем зубы у её соседа-дантиста.
Вышла встречать её не Аня, а Валентина Семёновна.
— О, Нина Григорьевна, — голос у неё был медовый, но глаза колючие. — А вы чего без предупреждения?
— А я, простите, должна по записи приходить? — усмехнулась Нина.
— У нас, знаете ли, всё по расписанию. У молодых своя жизнь. Вы ж не хотите мешать?
Нина сжала кулак в кармане.
— Я к дочери приехала. Где она?
В этот момент с лестницы сбежала Аня.
— Мама! — обняла её крепко, как ребёнком. — Как хорошо, что ты приехала!
Валентина Семёновна тут же вскинула брови.
— Анна, у тебя через час приём гостей. Ты должна быть готова.
— Я готова, мам, — ответила Аня сухо.
Нина заметила, как дочь потупила глаза.
На кухне Нина вытащила из сумки банку домашних огурцов.
— Вот, думаю, хоть на стол вам поставить.
— О, спасибо, — протянула Аня и сразу же поставила банку в шкаф. — Потом откроем.
Валентина посмотрела на это, скривив губы:
— Ну-ну, огурцы... А у нас тут, знаете ли, креветки на льду.
— Ну так креветки пусть полежат, а огурцы люди съедят, — отрезала Нина.
В кухне повисло молчание.
Вечером гости начали собираться. Мужчины в дорогих костюмах, женщины — с ногтями длиной, как ложки для мороженого. Аня бегала с подносами, хотя официанты тоже были.
— Анна, не стой так! — шикнула Валентина. — Тебе положено улыбаться.
Нина не выдержала:
— Валентина Семёновна, а не много ли обязанностей на одну невестку?
— Это воспитание, — резко ответила та. — У нас в семье все женщины должны быть хозяйками.
— Да? — усмехнулась Нина. — Странно, я думала, у вас женщины только визитки коллекционируют.
За столом напряжение росло. Гости пили шампанское, смеялись громко, но смех звенел как стекло. Аня всё время оглядывалась на мужа.
Алексей сидел во главе стола. Он улыбался, рассказывал байки, но глаза его всё чаще прилипали к какой-то молодой женщине в красном платье. Нина заметила это сразу.
— Ну и что за птичка у нас в красном? — спросила она тётю Лиду, сидевшую рядом.
— Да бог её знает. Только смотри, как наш «муженёк» на неё заглядывается. Прям павлин распушил хвост.
Нина прикусила губу.
После ужина она пошла в коридор за сумкой и случайно услышала разговор. Валентина шептала кому-то по телефону:
— Да-да, мы всё уладили. Брак заключён, имущество теперь в безопасности. Никаких рисков.
Нина замерла.
Какое имущество? Зачем им брак для безопасности?
В этот момент дверь хлопнула, и Валентина резко повернулась:
— Вы что, подслушиваете?
— А вы что, шёпотом в собственном доме разговариваете? — парировала Нина. — Может, у вас секреты?
— Это не ваше дело.
— Это дело моей дочери.
Они стояли лицом к лицу. Воздух между ними был тяжёлым, как перед грозой.
Позже, когда гости разошлись, Нина осталась с дочерью наедине.
— Ань, скажи честно, — начала она. — Ты счастлива?
Аня опустила глаза.
— Мам... Я не знаю.
— Это не ответ. Ты или счастлива, или нет.
— Я... стараюсь.
Нина вздохнула.
— Дочь, я видела, как твой муж смотрел на ту в красном платье.
Аня резко подняла голову:
— Мам, хватит! Это же гости! Ты всё преувеличиваешь.
— Я ничего не преувеличиваю. Я просто вижу.
Аня вспыхнула:
— Ты всегда всё портишь! Даже свадьбу!
Эти слова ударили Нину сильнее, чем могла бы ударить пощёчина.
Она с трудом сдержала слёзы.
— Хорошо, — сказала тихо. — Пусть будет так. Но помни: если что-то случится, двери моего дома для тебя открыты.
Аня отвернулась к окну.
Ночью Нина не спала. Лежала на диване для гостей и думала. В голове крутилось: «имущество», «в безопасности». Слишком много совпадений.
А вдруг её дочь втянули в какую-то аферу?
Она вспомнила, как Валентина говорила про «традиции». Какие уж там традиции, если в голосе слышалась только жадность.
Я найду правду, решила Нина. Даже если для этого придётся влезть в их грязь.
Она знала: впереди будет скандал.
И готовилась к нему.
Нина уехала из особняка под утро. Домой добралась в разбитом автобусе, но сон к ней так и не пришёл. Всё время звучали в ушах слова Валентины: «имущество теперь в безопасности».
Она понимала: дочь втянули в чужие игры. Но пока доказательств не было.
Через месяц её тревога подтвердилась.
Позвонила соседка дочери:
— Нина Григорьевна, вы уж извините, но я всё вижу из окна. Ваш Алексей каждый вечер привозит в дом молодую... ну, сами понимаете.
У Нины руки затряслись. Она решила ехать сразу.
Ворота особняка открылись по кнопке, и Нина вошла прямо в холл. Аня сидела на диване, глаза красные, рядом чемодан.
— Мам... — прошептала она. — Я всё знаю.
— Он? — спросила Нина.
Аня кивнула.
И в этот момент сверху спустился Алексей. В халате, ленивый, будто хозяин всего мира.
— О, а вот и тёща. Что, пришли лекцию читать?
— Я пришла за дочерью, — твёрдо сказала Нина. — Собирайся, Аня.
— Подождите, — вмешалась Валентина Семёновна, появляясь из кухни. — Никто никуда не поедет. Анна — жена моего сына. И имущество, которое мы оформили, принадлежит теперь им обоим.
— Какое имущество?! — взорвалась Нина.
— Квартира, что на Ани оформлена. Мы перевели её в общую собственность. Это же семья! — произнесла Валентина сладким голосом.
Нина побледнела.
— Значит, вот ради чего весь этот цирк...
— Мама, я подписала бумаги, — прошептала Аня. — Алексей сказал, так надо...
— Так надо?! — Нина сорвалась на крик. — Это не брак, это кража!
Алексей подошёл ближе.
— Успокойтесь, Нина Григорьевна. Квартира теперь общая, а ваша дочь — часть нашей семьи. Так что сидите спокойно и не мешайте.
Нина не выдержала — влепила ему пощёчину. Хлопок разнёсся по залу.
— Вот тебе за «семью».
Валентина вскрикнула:
— Как вы смеете?! В нашем доме!
— Это не ваш дом, это клетка, — бросила Нина.
Аня встала.
— Мама права. Я не вещь. Я ухожу.
— Куда ты пойдёшь? — зашипела Валентина. — Без денег, без статуса?
— Я пойду домой, — твёрдо сказала Аня. — В свой дом.
Алексей попытался схватить её за руку.
— Стоять!
Но Аня резко оттолкнула его.
— Не смей.
Она взяла чемодан и пошла к двери.
Нина обняла дочь и шепнула:
— Молодец. Я знала, что ты всё-таки моя девочка.
Сзади Валентина кричала:
— Вы ещё пожалеете! Квартира наша!
Нина обернулась и улыбнулась.
— Суд разберётся. А я уже не боюсь.
Они вышли за ворота. Улица встретила их свежим воздухом.
Аня заплакала.
— Мам, прости меня. Я думала, это любовь.
Нина крепко сжала её руку.
— Любовь никогда не начинается с бумаг и расписаний. Она начинается с уважения.
И в этот момент, будто подтверждая её слова, за забором снова закричал тот самый павлин. Громко, резко, но в этом крике слышалось нечто освобождающее.
Нина усмехнулась:
— Вот видишь, даже природа на нашей стороне.
Они пошли вперёд, навстречу новой жизни. Без иллюзий, но свободные.