– Нам нужна твоя зарплата, – заявил муж, пока я оформляла новый счет.
Слова упали на стерильную тишину банковского отделения, как тяжелые, грязные камни. Я вздрогнула, палец соскользнул с экрана терминала. Молоденькая операционистка, щебетавшая секунду назад о преимуществах «премиального обслуживания», испуганно замолчала, уставившись на моего мужа, Дмитрия.
Он стоял позади моего стула, массивный, в пропахшей стройкой и табаком куртке, и смотрел не на меня, а на девушку. В его взгляде читалось пренебрежение хозяина жизни к мелкому офисному планктону. Он не просил. Он констатировал факт.
– Дмитрий, подожди, я почти закончила, – пролепетала я, чувствуя, как щеки заливает предательский румянец.
– Что ждать-то? – он перевел взгляд на меня, и в его серых глазах мелькнуло привычное нетерпение. – Лена, нам деньги нужны. Прямо сейчас. А ты тут бумажки перекладываешь. Новый счет, старый счет… Какая разница? Главное, чтобы деньги на нем были. Твои.
«Нам». Это его «нам» всегда означало «ему и его сыну». Моему пасынку Андрею.
Я, Елена Петровна Воронцова, сорок восемь лет, последние двадцать пять из которых проработала в областной библиотеке Нижнего Новгорода. Тихая, незаметная, как старинный фолиант на дальней полке. Моя жизнь была расписана по минутам: подъем в шесть, завтрак для мужа, восемь часов в гулкой тишине книгохранилища, ужин, сериал, сон. По выходным – генеральная уборка и поездки на дачу к его матери, Таисии Павловне, где я полола бесконечные грядки под ее неодобрительным присмотром.
И вот, впервые за много лет, в моей упорядоченной вселенной произошло событие. Меня не просто повысили. Мне создали новую должность: заведующая отделом цифровизации редкого фонда. Звучало солидно, почти академически. Но главное – к должности прилагался оклад, почти вдвое превышающий мое скромное жалованье. Это был не просто карьерный рост, это был тектонический сдвиг в моем личном финансовом ландшафте. И вот я здесь, в банке, открываю отдельный зарплатный счет. Маленький, но такой важный для меня символ новой жизни. Я хотела, чтобы эти деньги были *моими*. Чтобы я могла, наконец, не отчитываясь, купить себе не новые сапоги, потому что старые прохудились, а, например, дорогие курсы по истории искусств, о которых мечтала со студенчества. Или просто сходить с коллегами в театр, не выкраивая сумму из семейного бюджета с чувством вины.
– Я сейчас, Дмитрий. Пять минут, – я снова повернулась к застывшей девушке. – Простите, мы можем продолжить?
Дмитрий фыркнул, отошел к окну и демонстративно уставился на улицу, скрестив руки на груди. Его поза кричала: «Давай быстрее, у меня дела поважнее твоих женских причуд». Я знала, что это за «дела». Вчера вечером Андрей, его тридцатилетний сын от первого брака, в очередной раз пришел клянчить деньги на свой «бизнес-проект». На этот раз это была кофейня на колесах. До этого были вейп-шоп, мастерская по ремонту телефонов и даже разведение элитных хомяков. Все проекты с треском проваливались, оставляя за собой долги, которые, так или иначе, гасились из нашего общего бюджета. То есть, из зарплаты Дмитрия и моей скромной лепты.
Я подписала последние документы, забрала свеженькую пластиковую карту и договор. Руки слегка дрожали. Чувство радости и предвкушения, с которым я шла в банк, сменилось тяжелой тревогой.
– Ну все? Поехали, – скомандовал Дмитрий, едва я встала со стула.
Мы молча шли к его старенькой «Ниве». Он купил ее для поездок на рыбалку и в лес, и салон намертво пропитался запахами бензина, рыбы и сырости. Я села на пассажирское сиденье, аккуратно положив сумочку с драгоценным конвертом на колени.
– Так что там с зарплатой? – начал он, выруливая на проспект. – Сколько точно накинули? Андрюхе надо помочь со стартом. Парень горит идеей, понимаешь? Кофе сейчас все пьют. Тема верная. Надо только фургончик правильный купить и оборудовать. У него на примете есть один.
Я смотрела в окно на проплывающие мимо купеческие особняки центра, на сверкающую вдали ленту Волги. Как же я любила свой город, его неспешный ритм, его величественную красоту. Моя работа в библиотеке была для меня не просто службой, а служением. Я прикасалась к истории, вдыхала пыль веков, чувствовала себя частью чего-то большого и важного. А потом я приходила домой, и это ощущение испарялось, растворяясь в бытовых проблемах и требованиях мужа.
– Дима, я еще даже первую зарплату не получила, – осторожно начала я. – И я думала…
– Что ты думала? – он резко перебил меня. – Лена, не начинай. Семья – это главное. Сын дело хочет начать, а мы ему должны помочь. Кто, если не мы? Ты же знаешь, я сейчас на объекте все в материалы вложил, свободных денег нет. А тут твоя прибавка – как нельзя кстати. Это судьба!
Судьба. Мои бессонные ночи над методичками по оцифровке, мои выступления на конференциях, мой выстраданный проект, который я защищала перед ворчливым ученым советом, – все это свелось к тому, чтобы «Андрюхе подфартило».
– Но это же огромная сумма, – прошептала я. – Фургон, оборудование… Это все мои новые зарплаты за год, если не больше.
– Ну и что? Зато потом бизнес пойдет, он тебе все вернет с процентами! – самодовольно заявил Дмитрий, словно уже пересчитывал будущие барыши. – Не будь мелочной, Лен. Мы же не чужие люди.
Вечером, как я и ожидала, состоялся «семейный совет». Андрей приехал на такси, благоухая модным парфюмом, в дорогих кроссовках, которые явно не вязались с его статусом безработного. Он разложил на кухонном столе распечатки из интернета: фотографии кофейных фургонов, прайс-листы на кофемашины, расчеты «приблизительной прибыли». Дмитрий сидел рядом, важно кивая и вставляя реплики вроде: «Вот видишь, все продумано!» или «Деловой подход, мой сын!».
Я молча разливала по тарелкам борщ. Ароматный, наваристый, такой, какой любил Дима. Я всегда старалась быть хорошей женой. Создавать уют, вкусно готовить, не перечить по пустякам. Когда мы поженились двадцать лет назад, он был другим. Внимательным, заботливым. Он работал на стройке простым рабочим, а я – юной выпускницей в библиотеке. Мы жили в моей маленькой «однушке», оставшейся от бабушки, и были счастливы. Мы гуляли по набережной, ели мороженое, и он читал мне стихи, которые сам сочинял. Неуклюжие, но такие искренние. Куда все это делось? Когда его забота превратилась в контроль, а любовь – в привычку? Наверное, тогда, когда он стал бригадиром, оброс связями, деньгами. А я так и осталась «тихой Леной из библиотеки». И когда после смерти первой жены он привел в наш дом десятилетнего Андрея, я приняла его, как своего. Стирала его вечно грязные джинсы, проверяла уроки, лечила простуды. А он вырос и теперь смотрел на меня, как на досадную помеху на пути к легкому обогащению.
– …таким образом, первоначальные вложения составят около полутора миллионов, – вещал Андрей, тыча пальцем в свои бумажки. – Но окупятся уже через полгода! Елена Петровна, вы же понимаете, это золотая жила!
Он впервые за вечер обратился ко мне напрямую, и его маслянистый взгляд заставил меня поежиться.
– Андрей, это очень большие деньги, – тихо сказала я. – У меня их нет.
– Ну как же нет? – он фальшиво улыбнулся. – Папа сказал, у вас теперь новая должность, зарплата… Можно же взять кредит под вашу справку о доходах. Вы же теперь ценный сотрудник! Банки вам с радостью дадут.
Дмитрий тут же поддержал:
– Правильно сын говорит! Возьмем на тебя, а платить он сам будет, с прибыли. Все честно. Ты ничем не рискуешь.
Я опустила глаза в свою тарелку с остывающим борщом. Ничем не рискую. Кроме своего имени, своей зарплаты, своего будущего. Они уже все решили. Без меня. Я была не участником обсуждения, а ресурсом. Банкоматом с функцией готовки борща.
– Я должна подумать, – выдавила я. Это была самая решительная фраза, на которую я была способна в тот момент.
– О чем тут думать? – взвился Дмитрий. – Дело надо делать, пока другие не подсуетились! Лен, не упрямься!
– Я сказала, я подумаю, – повторила я чуть громче, сама удивляясь своей смелости.
На следующий день на работе я была сама не своя. Буквы в старинных книгах расплывались, мысли путались. Во время обеденного перерыва ко мне подсела Светлана, молодая коллега из соседнего отдела. Она была моей противоположностью: резкая, современная, с короткой стрижкой и пирсингом в брови. Она развелась пару лет назад и теперь жила одна в своей ипотечной квартире, много путешествовала и выглядела абсолютно счастливой.
– Петровна, вы чего кислая такая? Премию не дали к новой должности? – весело спросила она, разворачивая свой контейнер с какой-то модной киноа.
И я, неожиданно для самой себя, рассказала. Про мужа, про пасынка, про кофейню на колесах и кредит. Я говорила сбивчиво, путано, чувствуя себя глупой и слабой. Светлана слушала молча, не перебивая, только хмурила свои тонкие брови.
– М-да, – протянула она, когда я закончила. – Классика жанра. Сели на шею и ножки свесили. Знаете, моя бабушка говорила: «Если лошадь везет, на нее еще и грузят». Это про вас, Петровна.
– Но это же семья, – по привычке возразила я. – Я должна помогать.
– Кому? Взрослому лбу, который в тридцать лет не научился зарабатывать? Или мужу, который считает вашу зарплату своей? – Света посмотрела мне прямо в глаза. – Петровна, послушайте. Мой бывший тоже был такой. «Нам нужна новая машина», «нам нужно сделать ремонт у моей мамы». А когда я спросила: «А что нужно МНЕ?», он очень удивился. Оказалось, мне ничего не нужно, кроме как обслуживать его «хотелки». Так что я взяла свою половину «нам» и свалила. И знаете что? Ни разу не пожалела.
Она доела свою киноа и добавила, уже мягче:
– Это ваша жизнь. И ваша зарплата. Вы ее заработали. Не они. Подумайте, чего вы сами хотите на самом деле. Не для них, а для себя.
Ее слова крутились у меня в голове весь остаток дня. «Чего я хочу на самомле деле?». Странный, почти забытый вопрос. Я так давно не спрашивала себя об этом. Хочу ли я новую машину? Нет, я люблю ходить пешком или ездить на трамвае, разглядывая город. Хочу ли я шубу? Нет, мне жалко животных. Я хочу… Я хочу тишины. Хочу приходить после работы в спокойный дом, где никто ничего от меня не требует. Хочу заварить себе чашку травяного чая в любимой чашке, сесть в кресло у окна, взять книгу и читать, пока не стемнеет. Хочу в выходной день поехать не на дачу к свекрови, а в музей. Одна. Просто бродить по залам, смотреть на картины. Хочу купить ту самую дорогущую перьевую ручку и красивый ежедневник в кожаном переплете, чтобы записывать туда свои мысли. Такие простые, такие нелепые и такие невозможные в моей нынешней жизни желания.
Вечером дома меня ждал новый виток давления. Позвонила свекровь, Таисия Павловна.
– Леночка, здравствуй, голубушка! – заворковала она в трубку. – Димочка звонил, расстроенный такой. Говорит, ты внучка поддержать не хочешь. Андрюшенька ведь для семьи старается, хочет на ноги встать, опорой нам всем быть. А ты… Ну как же так, Лен? Мы же на тебя надеялись. Ты же у нас самая разумная.
Ее сладкий голос действовал на меня, как удавка. Она всегда умела так повернуть дело, что я чувствовала себя виноватой. Виноватой в том, что устала, в том, что хочу чего-то для себя, в том, что не готова в очередной раз жертвовать своими интересами.
– Таисия Павловна, я еще ничего не решила, – устало ответила я.
– А что тут решать-то? Родному человеку помочь – святое дело! Ты Диму не обижай, он у меня мужчина горячий, но отходчивый. Сделай, как он просит, и мир в семье будет.
Мир в семье. Мир, купленный ценой моего самоуважения.
Следующие несколько дней превратились в холодную войну. Дмитрий со мной почти не разговаривал, демонстративно ужинал в одиночестве и громко хлопал дверью. Андрей слал мне в мессенджере сообщения с грустными смайликами и ссылками на статьи «Как начать свой бизнес с нуля». Я держала оборону, ссылаясь на занятость на новой работе. И это было правдой. Работа захватила меня. Я разбирала архивы, сканировала редчайшие книги XVIII века, чувствовала себя первооткрывателем. Моя новая маленькая зарплатная карта лежала в кошельке, и я иногда доставала ее и просто держала в руках. Она была якорем, который не давал мне снова уйти под воду чужих желаний.
Однажды я не выдержала. После работы я зашла в дорогой канцелярский магазин и купила ее. Ту самую ручку. Тяжелую, с золотым пером и корпусом из темно-вишневой смолы. И блокнот в толстой кожаной обложке. Я потратила на это почти десять тысяч – сумму, которую раньше не позволила бы себе без долгих мук совести. Я принесла свою покупку в библиотеку, спрятала в ящике стола и почувствовала себя заговорщицей. Это был мой маленький бунт. Моя личная территория.
Точка невозврата была пройдена через неделю. Я пришла домой уставшая, но довольная – мы закончили оцифровку уникального атласа Нижегородской губернии. Дмитрий встретил меня в прихожей с необычно довольным видом.
– А у меня для тебя новость! – провозгласил он. – Помнишь, я говорил, что Андрюха фургон нашел? Так вот, я договорился! Завтра едем смотреть!
– Смотреть? – удивилась я. – Но мы же еще ничего не решили насчет денег.
– А чего решать-то? – он сиял. – Я все устроил. Позвонил своему старому знакомому в банк, ну, помнишь, Михалычу. Объяснил ситуацию. Он сказал, проблем нет. Под твою новую зарплату дают до двух миллионов. Завтра утром ты просто заедешь к нему, подпишешь бумаги – и все! Я уже и с продавцом фургона договорился, задаток оставил.
Я смотрела на него, и воздух в легких заканчивался. Он оставил задаток. Он договорился с банком. Он все решил. Мое участие сводилось к тому, чтобы поставить подпись. Я была не просто банкоматом, я была функцией, неодушевленным предметом.
– Задаток? – переспросила я, и мой голос прозвучал глухо и чуждо. – Откуда у тебя деньги на задаток?
– Да ладно тебе, – отмахнулся он. – Взял с твоей старой карточки, там оставалось тысяч тридцать. Все равно она теперь без дела лежит. Ты же на новую зарплату получаешь.
Он взял деньги с моей карты. Без спроса. Он не просто попросил, не просто надавил – он залез в мой кошелек, как вор.
В этот момент что-то внутри меня оборвалось. Тонкая ниточка терпения, которую я пряла все эти годы, с оглушительным треском лопнула.
– Нет, – сказала я. Так тихо, что он, кажется, не расслышал.
– Что «нет»? – он нахмурился. – Не «нет», а «да». Завтра в десять будь в банке. Михалыч будет ждать.
– Я сказала: НЕТ. – Я подняла на него глаза, и, кажется, он впервые за много лет по-настоящему увидел меня. Не привычную «Лену-жену», а незнакомую, чужую женщину с ледяным взглядом. – Я не поеду ни в какой банк. И не подпишу никакие бумаги.
Он на мгновение опешил. А потом его лицо начало наливаться багровой краской.
– Ты… ты в своем уме? Я уже договорился с людьми! Я слово дал!
– Это твои проблемы, – отчеканила я, снимая пальто. Руки больше не дрожали. Внутри была звенящая, холодная пустота. – Ты дал слово – ты и выполняй. Без меня. И без моих денег.
– Ах, твоих денег?! – взревел он. – Да что ты о себе возомнила? Библиотекарша! Пыль книжную глотаешь за три копейки! Тут тебе раз в жизни повезло, зарплату прибавили, так ты корону надела? Да если бы не я, ты бы так и сидела в своей конуре! Это НАШИ общие деньги, потому что мы СЕМЬЯ!
– Нет, Дима. Это МОИ деньги. Я их заработала. Своим умом и своим трудом. И я не позволю спустить их на очередную провальную идею твоего оболтуса-сынка.
Это был удар ниже пояса. Он задохнулся от ярости.
– Ты… Ты моего сына не трогай! Он…
– Что он? Старается? – я горько рассмеялась. – Он старается только жить за чужой счет! Сначала за твой, теперь решил за мой. Хватит. Этот банкет окончен.
– Да ты пожалеешь об этом! – кричал он мне в спину, пока я шла в нашу спальню и закрывала за собой дверь. Я прислонилась к ней, тяжело дыша. Сердце колотилось, как бешеное. Но это был не страх. Это была свобода. Горькая, страшная, но пьянящая.
Я не спала всю ночь. Я лежала и смотрела в потолок, слушая, как Дмитрий гремит посудой на кухне, потом с кем-то долго и зло разговаривает по телефону. Наверняка с сыном или матерью. Под утро в квартире стало тихо.
Я встала, как обычно, в шесть. Умылась, оделась. Но вместо того чтобы идти на кухню и готовить завтрак, я взяла свою сумочку, свою новую ручку, свой новый блокнот и тихо вышла из квартиры.
Город только просыпался. Дворники лениво мели тротуары, редкие машины шуршали шинами по асфальту. Я не поехала на работу. Я пошла пешком по направлению к набережной. Утренний воздух был свежим и прохладным. Я дошла до Чкаловской лестницы, спустилась к самой воде. Волга была огромной, серой и спокойной. Я стояла и смотрела на ее медленное, могучее течение.
Что дальше? Я не знала. Возвращаться в тот дом, к этому человеку я не могла. Не после того, как он показал мне мое место. Место вещи, функции, кошелька. Но и уходить было страшно. Куда? Бабушкина «однушка» давно была продана, деньги ушли на покупку нашей общей трехкомнатной квартиры, где сейчас хозяйничал Дмитрий. У меня не было ничего, кроме зарплаты и этой новой, еще пустой карты в кошельке.
Я достала блокнот и ручку. Пальцы привычно легли на гладкий, теплый корпус. Я открыла первую страницу и написала: «Чего я хочу на самом деле?»
И ниже, столбиком, начала выводить буквы.
1. Снять квартиру. Маленькую. Только для себя.
2. Подать на развод и раздел имущества.
3. Записаться на курсы итальянского языка.
4. Поехать в Санкт-Петербург на белые ночи.
5. Научиться печь хлеб на закваске.
Список рос. Пункты были то смешными, то наивными, то пугающе серьезными. Но все они были моими. Я писала, и с каждой строчкой мне становилось легче дышать. Тугой узел страха и вины, который стягивал мою грудь много лет, начал потихоньку развязываться.
Днем я позвонила Светлане.
– Петровна? Что с голосом? – сразу встревожилась она.
– Света, у меня к тебе странная просьба. Можно я поживу у тебя пару дней? Пока не найду себе жилье.
– Можно и не пару, – без паузы ответила она. – Приезжай. Адрес знаешь. И прекращай меня на «вы» называть.
Вечером, в сопровождении Светы и ее приятеля на машине, я приехала к своему дому. Дмитрий был там. Он сидел на кухне, осунувшийся и злой. Увидев меня, он вскочил.
– Явилась! Нагулялась? Думала, я на коленях приползу?
– Я за вещами, – спокойно сказала я, проходя в комнату.
Я собирала только свое. Книги, немного одежды, шкатулку с нехитрыми украшениями, фотографии родителей. Свой рабочий ноутбук. Спрятанную в шкафу ручку и блокнот.
– И куда ты намылилась? – зло бросил он мне в спину. – Думаешь, нужна кому-то в свои годы?
– Себе, – ответила я, не оборачиваясь. – Я нужна себе.
Когда я уже стояла в дверях с двумя чемоданами, он сказал то, что, наверное, считал своим последним козырем:
– Квартира на меня записана, если ты забыла. Половина моя по закону. Так что ничего ты не получишь.
– Мы будем делить ее через суд. Вместе со всем остальным имуществом. И кредитом, который ты, возможно, все-таки решишь взять, – я посмотрела на него в последний раз. Передо мной стоял чужой, постаревший, разгневанный мужчина. От того парня, что читал мне стихи на берегу Волги, не осталось и следа. И от той влюбленной девочки во мне тоже.
Финальная точка была поставлена через полгода. Суд, раздел квартиры. Он и правда сделал все, чтобы оставить меня ни с чем, но закон был на моей стороне. Мне присудили половину стоимости. Денег хватило на первый взнос по ипотеке за маленькую, но свою студию в новом доме с огромными окнами.
Я стою у такого окна сейчас. За ним шумит вечерний город. На широком подоконнике, о котором я всегда мечтала, стоят горшки с фиалками. В духовке подходит мой первый, немного кособокий, но свой собственный хлеб. На столе лежит раскрытый учебник итальянского.
Дмитрий, как я слышала, все-таки влез в долги и купил Андрею тот фургон. Кофейня прогорела через три месяца. Говорят, он теперь часто выпивает и жалуется всем, какую неблагодарную жену пригрел на своей груди.
Мне его не жаль. Мне не жаль никого. Впервые в жизни я ни о чем не жалею. Я открываю свой красивый блокнот, беру свою любимую ручку и вывожу на новой странице: «Пункт 6. Купить билет в Рим». И улыбаюсь. Потому что я точно знаю, что этот билет у меня будет.