— Леночка, ты же понимаешь, что без тебя никак нельзя! — голос Валентины Сергеевны звучал в трубке так убедительно, словно речь шла о спасении человечества.
Елена сидела в служебном кабинете аптеки, перебирая накладные. За окном моросил декабрьский дождь, превращая Тверь в серое пятно. Сырость проникала даже сюда, в отапливаемое помещение, заставляя поёживаться под тонким пиджаком. На премию в этом месяце рассчитывать не приходилось — план продаж провалили, а отопление в торговом зале опять сломалось.
— Валентина Сергеевна, я же объясняла — в субботу у меня переучёт...
— Да что ты выдумываешь! — перебила свекровь невестки с таким возмущением, будто Елена предложила отменить Новый год. — Андрюшенька уже всем сказал, что мамочка как всегда всё организует. Традиция же наша семейная!
Традиция. Елена прикрыла глаза, вспоминая прошлые праздники. Двадцать два человека за столом в её двухкомнатной квартире. Сама носится с подносами, пока гости обсуждают политику и делятся советами о воспитании детей. Валентина Сергеевна восседает как королева, принимая комплименты за "прекрасную организацию", хотя её вклад — пакетик салата и громкие указания.
— А что Татьяна? Может, она...
— Танечка у нас молодая, неопытная ещё. Да и клиентура у неё — пальчики красить некогда. А ты мастерица наша! Помнишь, как все в прошлый раз нахваливали твою селёдку под шубой?
Селёдку под шубой, которую Елена готовила до трёх утра, потому что после работы еле доползла до дома. Вставала в шесть утра варить курицу для салата, тёрла овощи до мозолей на пальцах. А потом весь день улыбалась, подавая блюда людям, которые воспринимали это как должное.
— Так решили. Двадцать восьмого декабря, к семи вечера. Я уже всех предупредила.
Гудки. Елена медленно положила трубку, чувствуя знакомую тяжесть в груди. Двадцать два человека. Половина зарплаты на продукты. Целые выходные на готовку. И снова этот безумный марафон — носить, подавать, убирать.
Сотрудница Наташа заглянула в кабинет:
— Лен, ты как? Бледная какая-то.
— Да ничего... Просто свекровь невестки звонила. Опять праздник у меня организовывать будут.
— А ты что, хочешь? — Наташа присела на краешек стула. — Или тебе просто неудобно отказать?
Неудобно. Елена задумалась. А когда ей было удобно? Когда было удобно тратить последние деньги на чужих дальних родственников? Когда было удобно весь праздник проводить на кухне, пока другие веселятся?
— Не знаю уже... Устала я, Наташ. Очень устала.
— Так скажи — не могу и всё. Что они тебе сделают? Убьют?
Убьют. Не физически, конечно. Но Андрей обидится. Татьяна промолчит, как всегда. А Валентина Сергеевна будет жаловаться всем подряд на неблагодарную Елену, которая семейные традиции разрушает.
Вечером, в съёмной квартире, Елена села за стол с листом бумаги. Написала список продуктов, посчитала сумму. Пятнадцать тысяч рублей. При зарплате в тридцать пять — почти половина. А ведь еще нужно заплатить за квартиру, купить лекарства для мамы в доме престарелых, отложить на летний отпуск, который она каждый год откладывает.
Телефон ожил — пришло сообщение от Андрея: "Мам, мы с Таней подумали — может, на этот раз я помогу с готовкой? Только ты лучше знаешь, что и как..."
Лучше знаешь. Елена усмехнулась. Конечно, лучше знает — кто же ещё? Двадцать семь лет она кормила его, потом жену его кормила, теперь ещё и родню всю кормит. А он "поможет" — постоит рядом, поспрашивает, сколько соли добавить.
В ту ночь она не спала до утра. Лежала, слушала шум дождя за окном и думала — а что если? Что если просто сказать "нет"? Что если перестать быть удобной для всех и неудобной только для себя?
К утру решение созрело.
— Андрей, нам нужно поговорить, — сказала она, когда сын заехал на следующий день. — Серьёзно поговорить.
— Мам, если это про праздник, то не волнуйся. Я же сказал — помогу...
— Не будет никакого праздника. У меня. — Елена села напротив сына, сложила руки на коленях. — Я больше не могу принимать по двадцать человек. Не хочу и не буду.
Андрей откинулся на спинку дивана, растерянно моргая:
— Мам, ты серьёзно? Но... но же всегда у тебя. Традиция...
— Чья традиция, Андрюш? Моя? — Елена почувствовала, как внутри что-то переломилось. — Я никого не приглашаю. Меню не выбираю. Гостей не знаю половину. Но почему-то готовлю я, плачу я, убираю я. А "традиция" принадлежит Валентине Сергеевне.
— Но мам... Где же тогда собираться? У неё квартира крошечная...
— Вот пусть и подумает, где собираться. Или пусть каждый семейный вечер будет у разных людей. Или в кафе сходите. Вариантов много — было бы желание искать.
Сын молчал, явно не зная, что сказать. Елена смотрела на него — своего мальчика, которого когда-то учила говорить "спасибо" и "пожалуйста", а теперь он принимает мамину жертвенность как естественный ход вещей.
— Знаешь, — продолжила она тише, — я сорок семь лет живу. Из них двадцать семь посвятила тебе, семь — твоему отцу, которому тоже было всё должно. А себе — когда? Когда я жила для себя?
— Мам, не говори так... Ты же... ты же мама. Это нормально.
— Нормально? — Елена встала, подошла к окну. — Нормально тратить половину зарплаты на людей, которые даже спасибо не говорят? Нормально весь праздник проводить на кухне? Нормально засыпать от усталости, а просыпаться от звонков с новыми требованиями?
— Я не знал, что тебе так тяжело...
— Потому что я молчала. Потому что боялась показаться плохой матерью. Потому что привыкла быть удобной для всех. — Елена повернулась к сыну. — Но знаешь что? Устала я быть удобной. Очень устала.
Андрей ушёл расстроенный. Через час позвонила Валентина Сергеевна — голос дрожал от возмущения:
— Что это за капризы, Елена? Андрей рассказал... Ты что, совсем разум потеряла?
— Я разум как раз обрела, — спокойно ответила Елена. — И решила им пользоваться.
— Да как ты можешь! Семья должна собираться! Традиция!
— Валентина Сергеевна, если вам нужна традиция — организуйте сами. У вас есть квартира, есть руки, есть деньги.
— У меня пенсия маленькая!
— У меня зарплата не больше вашей пенсии. И квартира съёмная. И кредит за неё плачу каждый месяц. — Елена почувствовала странное облегчение от этих слов. — Если хотите собрать семью — собирайте на свои деньги, в своём доме, своими силами.
— Ты... ты неблагодарная! После всего, что я для тебя делала!
— Что именно вы для меня делали? — искренне удивилась Елена. — Командовали? Критиковали мои салаты? Раздавали остатки еды, как будто это ваша еда?
Валентина Сергеевна бросила трубку. Елена села в кресло, почувствовав, как тело наливается непривычной лёгкостью. Как будто сбросила тяжёлый рюкзак, который тащила годами.
Неделю никто не звонил. Елена ходила на работу, покупала продукты только на себя, планировала провести праздники с книгой и чаем. Впервые за многие годы не нужно было составлять меню, рассчитывать порции, думать, поместится ли всё в холодильник.
Двадцать седьмого декабря пришла Татьяна. Без звонка, без предупреждения. Села на диван, заплакала.
— Елена Васильевна, простите меня. Я всё понимаю, но ничего не делаю.
— Таня, что случилось?
— Валентина Сергеевна... Она меня уже неделю пилит. Говорит, что я должна была вас уговорить. Что это всё из-за меня — молодые, мол, старшим не перечат. А я же вижу, как вам тяжело! Только молчу, как дура.
Елена села рядом, обняла девочку за плечи:
— Ты не дура. Ты просто попала в систему, где женщина должна всем угождать и ни о чём не просить.
— Андрей сказал, что вы не хотите видеть семью...
— Я не хочу быть бесплатной прислугой для семьи. Это разные вещи. — Елена погладила Таню по волосам. — Знаешь, мы можем встретить Новый год втроём. Без толпы, без стресса. Просто поговорить, посмеяться.
— А Валентина Сергеевна?
— Пусть организует свой праздник. С теми, кто готов готовить, платить и убирать. Или сидит дома одна — это её выбор.
Татьяна вытерла слёзы:
— А знаете... Она сегодня звонила тёте Свете. Просила принять у себя. Тётя Света отказалась — сказала, что не потянет финансово такую толпу. Тогда Валентина Сергеевна предложила скинуться всем поровну на продукты. Представляете? Оказывается, она даже не думала, что это дорого!
— Теперь думает, — усмехнулась Елена. — Ничто так не открывает глаза на реальность, как необходимость самому за неё платить.
Тридцать первого декабря они встречали втроём — Елена, Андрей и Татьяна. Стол был скромный, но уютный. Андрей принёс вино, Татьяна — торт, Елена приготовила простой ужин. Никто не командовал, не критиковал, не требовал.
— Мам, — сказал Андрей, поднимая бокал, — прости, что не видел раньше. Ты имеешь право жить для себя.
— За то, чтобы всем нам хватало смелости говорить "нет", когда это необходимо, — добавила Татьяна.
А утром пришло сообщение от Валентины Сергеевны: "Праздник провели у Светы. Скинулись по три тысячи с семьи. Готовили все вместе. Было... неплохо. Но без тебя как-то непривычно".
Елена улыбнулась, удаляя сообщение. Пусть привыкает. К самостоятельности, к ответственности, к тому, что традиции создаются не одним человеком.
А она впервые за много лет проснулась в свой выходной без списка дел и чувства вины. За окном сверкал морозный день, и жизнь казалась полной возможностей.