– Вы серьёзно? – Катя сжала телефон так, что пальцы побелели. – Это что, теперь каждый раз, как вам захочется шашлыков, я должна ключи привозить?
Голос Любы, сестры мужа, на том конце провода был приторно-сладким, но с ноткой стали, которую Катя уже научилась распознавать за семь лет брака.
– Катюш, ну что ты начинаешь? – Люба цокнула языком. – Дача же семейная! Мы просто хотим на выходные съездить, отдохнуть, воздухом подышать. Не чужие ведь люди.
Катя стояла посреди своей маленькой кухни, где пахло кофе и ещё тёплым пирогом с яблоками. Семейная дача? Она чуть не рассмеялась в трубку, но сдержалась. Семь лет она с Димой, её мужем, тянула эту дачу на себе. Семь лет, пока Люба с её мужем и сыном Славиком появлялись там от силы раз в год, да и то с претензиями.
– Люба, – Катя старалась говорить спокойно, – дача не общая. Она мне от бабушки досталась. Мы с Димой её ремонтировали, всё своими руками. Вы же даже не помогали.
– Ой, Катя, не начинай, – голос Любы стал резче. – Мы же семья! А ты всё делишь – твоё, моё. Дима, между прочим, мой брат. И что, теперь нам, его родне, на дачу нельзя?
Катя глубоко вдохнула, чувствуя, как кровь стучит в виски. Она посмотрела на старый деревянный стол, где лежали ключи от той самой дачи – потёртые, на брелоке с выцветшей надписью «Счастье». Эти ключи она забрала у нотариуса три года назад, когда бабушка Маша, её любимая бабушка, оставила ей в наследство участок в Подмосковье. Тогда это был не дом, а скорее сарай с покосившейся верандой, заросший бурьяном. Катя с Димой вложили в него всё – время, силы, деньги. А теперь Люба, которая ни разу не взяла в руки лопату, требует ключи?
– Люба, я подумаю, – выдавила Катя, лишь бы закончить разговор.
– Вот и подумай, Катюш, – Люба смягчилась. – Мы в субботу заедем, хорошо? Славик уже мечтает там шашлыки пожарить.
Катя положила трубку и опустилась на стул. В голове крутилось: «Семья… общая дача…». Она вспомнила, как Люба, приезжая в прошлом году, фыркала, что веранда «какая-то простенькая», а Славик оставил после себя гору окурков у крыльца. Дима тогда только пожал плечами: «Ну, родня же, Катя, что ты хочешь?».
Дима вернулся с работы поздно, как всегда, пахнущий асфальтом и машинным маслом – он работал прорабом на стройке. Катя встретила его в прихожей, уже не в силах молчать.
– Дим, твоя сестра звонила, – начала она, пока он снимал ботинки. – Хочет ключи от дачи. Говорит, семейное имущество.
Дима замер, потом выпрямился, вытирая руки о джинсы. Его лицо, обычно спокойное, напряглось.
– И что ты ответила? – спросил он, глядя куда-то мимо.
– Что подумаю, – Катя скрестила руки. – Но, Дим, это не их дача. Это моя. Ну, наша. Мы же всё сами делали – крышу чинили, забор ставили, грядки копали. А они? Они даже траву не косили ни разу!
Дима вздохнул, потирая затылок.
– Катя, ну они же не чужие. Люба, Славик… Может, дать им ключи на выходные? Что такого?
– Что такого? – Катя почувствовала, как голос срывается. – А то, что они будут там мусорить, всё разнесут, а потом опять скажут, что мы «жадные»! Дим, я не хочу, чтобы они туда ездили без нас.
Дима молчал, глядя в пол. Катя знала этот взгляд – он всегда так смотрел, когда не хотел спорить с сестрой. Люба была старше его на десять лет, и Дима привык её слушаться с детства. Но сейчас Катя чувствовала, что терпение на исходе.
– Дим, – она шагнула ближе, – это не просто дача. Это мой дом. Бабушкин дом. Я туда душу вложила.
Он поднял глаза, и в них мелькнуло что-то новое – не раздражение, не усталость, а что-то похожее на вину.
– Ладно, – наконец сказал он. – Я поговорю с Любой.
Катя кивнула, но в груди остался тяжёлый ком. Она знала, что разговор с Любой не будет простым.
На следующий день Катя поехала на дачу одна. Ей нужно было проветрить голову, вдохнуть запах сосен и травы, пройтись по дорожкам, которые они с Димой выкладывали плиткой два лета назад. Дом встретил её тишиной – деревянные стены, выкрашенные в светло-зелёный, пахли свежей краской, а на веранде покачивались занавески, которые Катя сшила сама. Она прошла в сад, где цвели поздние астры, и села на старую качель, которую бабушка Маша любила больше всего.
Здесь, среди деревьев, Катя всегда чувствовала себя дома. Бабушка Маша научила её всему – как сажать помидоры, как варить варенье, как слушать тишину. Дача была её убежищем, её памятью. И мысль, что кто-то может прийти сюда, как к себе домой, без спроса, без уважения, разрывала сердце.
Катя достала телефон и набрала Диму.
– Я на даче, – сказала она, едва он ответил. – Дим, я не хочу, чтобы твоя родня сюда ездила. Это наше место.
– Катя, – голос Димы был усталым, – я же сказал, поговорю с Любой.
– Ты всегда так говоришь, – Катя сжала телефон. – А потом она делает, что хочет. Дим, я устала. Это моя дача. Моя.
На том конце повисла пауза. Катя слышала, как Дима шумно выдохнул.
– Хорошо, – наконец сказал он. – Я разберусь.
Но Катя знала: это только начало. Люба не из тех, кто отступает.
К субботе напряжение в доме наросло, как перед грозой. Люба звонила ещё дважды, каждый раз добавляя в голос всё больше металла.
– Катя, ты что, решила нас совсем от семьи отрезать? – бросила она в последнем разговоре. – Дима, между прочим, тоже имеет право на эту дачу!
– Люба, – Катя старалась говорить твёрдо, – Дима мой муж, и мы вместе решим, как быть с дачей. А вы… вы даже не спросили, удобно ли нам.
– Удобно? – Люба фыркнула. – Да мы же родня! Какие ещё удобства?
Катя положила трубку, чувствуя, как внутри всё кипит. Она повернулась к Диме, который сидел на диване, уткнувшись в телефон.
– Дим, – она сжала кулаки, – ты собираешься с ней говорить или нет?
Дима поднял глаза. В них было что-то новое – не привычное «да ладно, Катя, не заводись», а что-то более твёрдое.
– Я сказал, что разберусь, – он встал, подошёл к ней. – Катя, я понимаю. Это твоя дача. Наша. Я не хочу, чтобы Люба туда лезла.
Катя смотрела на него, не веря. Дима, который всегда избегал конфликтов с сестрой, сейчас говорил так, будто наконец-то выбрал сторону.
– Ты серьёзно? – спросила она тихо.
– Серьёзно, – он кивнул. – Я поговорю с ней. Сегодня.
Вечером Люба с мужем и Славиком всё-таки приехали. Не на дачу – к Кате и Диме домой. Катя открыла дверь и замерла: Люба стояла с двумя пакетами продуктов, а Славик сжимал в руках бутылку вина.
– Ну что, Катюш, – Люба улыбнулась, но глаза оставались холодными. – Мы решили заехать, поговорить по-семейному. Дачу-то когда откроете?
Катя почувствовала, как горло сжимается. Она посмотрела на Диму, который стоял за её спиной. Его лицо было напряжённым, но он шагнул вперёд.
– Люба, – начал он, и голос его был непривычно твёрдым, – дача не ваша. Она Катина. И наша. Мы туда вложили всё, что у нас было. А вы даже не спрашиваете, просто требуете.
Люба открыла рот, но Дима поднял руку.
– Нет, послушай, – продолжил он. – Я всю жизнь тебя слушал, но это уже слишком. Хотите на дачу – приезжайте с нами, как гости. Но ключи? Ключи останутся у нас.
В комнате повисла тишина. Славик кашлянул, Люба сжала губы, а её муж, дядя Коля, неловко переминался с ноги на ногу.
– Дима, ты что… против семьи? – наконец выдавила Люба.
– Я за свою семью, – отрезал Дима, глядя ей в глаза. – За Катю и за себя.
Катя стояла, затаив дыхание. Впервые за семь лет брака она видела, как Дима ставит её интересы выше своей родни. Внутри что-то дрогнуло – смесь облегчения и гордости.
– Ну, раз так… – Люба поджала губы. – Мы тогда подумаем.
Она развернулась и вышла, хлопнув дверью. Славик и дядя Коля молча последовали за ней.
Катя закрыла дверь и повернулась к Диме. Он выглядел усталым, но в его глазах была искра, которой она давно не видела.
– Ты правда это сказал? – спросила она, чувствуя, как голос дрожит.
– Правда, – Дима улыбнулся уголком губ. – Катя, я же вижу, сколько ты в эту дачу вложила. Это твоё. Наше. Я не хочу, чтобы кто-то это отбирал.
Катя шагнула к нему и обняла, уткнувшись в его плечо. Пахло асфальтом и домом.
– Спасибо, – прошептала она.
Но в глубине души она знала: Люба так просто не сдастся. И что-то подсказывало, что это только начало.
Катя сидела на веранде дачи, завернувшись в старый плед бабушки Маши. Утренний туман стелился над участком, цепляясь за ветки яблонь, а в воздухе пахло сырой землёй и соснами. Она держала в руках кружку с остывшим чаем, но мысли были далеко – там, в той напряжённой тишине, что повисла после ухода Любы. Дима тогда впервые встал на её сторону, но Катя знала: его сестра не из тех, кто отступает.
Дима вышел из дома, потирая руки от утреннего холода. Его тёмные волосы торчали в разные стороны, а под глазами залегли тени – вчера он полночи ворочался, что-то бормоча во сне.
– Катя, – он присел рядом, – ты как?
– Нормально, – она пожала плечами, но голос выдал усталость. – Просто… думаю, что Люба так просто не успокоится.
Дима кивнул, глядя на заросли малины у забора.
– Я знаю, – сказал он тихо. – Но я сказал ей всё, как есть. Это наша дача. Точка.
Катя посмотрела на него. В его голосе было что-то новое – не просто решимость, а какая-то твёрдость, которой она раньше не замечала. Но внутри всё равно кололо: а что, если Люба найдёт способ надавить? Она ведь мастер манипуляций.
– Дим, – Катя поставила кружку на столик, – ты правда с ней разберёшься? Если она опять начнёт?
Он повернулся к ней, и в его глазах мелькнула искра.
– Катя, я обещал. Разберусь.
Она хотела поверить, но в груди всё ещё ворочался ком сомнений.
К полудню на дачу приехали гости – не Люба с семейкой, а Катин брат Серёжа с женой Леной и их пятилетней дочкой Машей. Катя позвала их, чтобы разрядить обстановку. Маша носилась по саду, собирая опавшие листья, а Лена помогала Кате накрывать стол на веранде.
– Ну и что ты решила? – спросила Лена, раскладывая тарелки. – Сдашь им ключи?
– Нет, – Катя отрезала быстрее, чем ожидала сама. – Это моё. Бабушка мне оставила. Я не хочу, чтобы они там хозяйничали.
Лена кивнула, поправляя прядь светлых волос.
– Правильно, – сказала она. – Знаешь, у нас с Серёжей было похожее. Его тётка как-то заявила, что наша машина – «семейная», и требовала, чтобы мы её возили по выходным. Пришлось жёстко поставить границы.
Катя улыбнулась, но улыбка вышла натянутой.
– Дима… он вроде за меня, – сказала она, нарезая помидоры. – Но я не знаю, надолго ли его хватит. Люба его всегда дожимала.
Лена посмотрела на неё внимательно.
– Катя, он твой муж. Если он тебя не поддержит, то кто? Главное – не молчи. Говори, что тебе важно.
Катя кивнула, но внутри всё сжалось. Она знала, что Лена права, но говорить с Димой о таких вещах всегда было непросто. Он не любил конфликты, особенно с семьёй.
К вечеру, когда Серёжа с семьёй уехали, Катя с Димой остались на даче одни. Они сидели у костра, глядя, как искры улетают в тёмное небо. Катя подбросила в огонь ещё одну ветку и вдруг сказала:
– Дим, а если Люба опять начнёт? Если скажет, что ты предаёшь семью?
Дима помолчал, глядя на пламя.
– Она уже начала, – сказал он наконец. – Звонила сегодня утром. Сказала, что я «забыл, кто меня воспитывал».
Катя замерла.
– И что ты ответил?
– Что я взрослый мужик, – Дима усмехнулся, но в голосе чувствовалась горечь. – И что у меня своя семья. Ты.
Катя посмотрела на него, чувствуя, как тепло разливается в груди. Но тут же вспомнила Любу – её приторную улыбку, её умение выворачивать слова так, что ты сам начинаешь чувствовать себя виноватым.
– Дим, – она взяла его за руку, – я боюсь, что она не остановится.
– Не остановится, – согласился он. – Но я тоже не остановлюсь.
На следующее утро Катю разбудил звонок. Она потянулась к телефону, ожидая увидеть номер Лены или мамы, но на экране высветилось: «Люба». Катя сглотнула, сердце заколотилось.
– Алло, – сказала она, стараясь звучать спокойно.
– Катя, – голос тёти Любы был холодным, как осенний ветер. – Я тут подумала. Дача-то, конечно, твоя, но Дима – мой брат. И я не хочу, чтобы из-за тебя он с семьёй ссорился. Давай договоримся по-хорошему.
– По-хорошему? – Катя почувствовала, как кровь приливает к лицу. – Это как?
– Дай нам ключи, – тётя Люба говорила медленно, будто втолковывая ребёнку. – Мы будем приезжать, когда захотим. А ты не будешь делать из этого проблему.
Катя сжала телефон так, что пальцы заболели.
– Тёть Люба, – она старалась говорить твёрдо, – дача моя. И я решаю, кто туда приезжает. Хотите – приезжайте с нами. Но ключи я не дам.
На том конце повисла пауза. Потом тётя Люба рассмеялась – коротко, зло.
– Ну, посмотрим, – сказала она. – Дима ещё передумает.
Катя бросила телефон на кровать, чувствуя, как внутри всё кипит. Она вышла на кухню, где Дима пил кофе.
– Люба звонила, – сказала она, и голос её дрожал. – Сказала, что ты передумаешь.
Дима поставил кружку на стол. Его лицо стало жёстким.
– Она тебе угрожала? – спросил он.
– Не прямо, – Катя пожала плечами. – Но… Дим, она не остановится.
Он встал, подошёл к ней и взял за плечи.
– Катя, – сказал он, глядя ей в глаза, – я с тобой. Поняла?
Она кивнула, но в груди всё ещё было неспокойно.
Через неделю Люба сделала новый ход. Она приехала не одна, а со знакомым юристом. Катя открыла дверь и замерла: тётя Люба стояла в своём неизменном пальто, а рядом с ней был мужчина в строгом костюме, с папкой в руках.
– Катя, – Люба улыбнулась, но глаза оставались холодными. – Мы тут по делу. Это Олег Иванович, он поможет нам разобраться с дачей.
– Разобраться? – Катя почувствовала, как горло сжимается. – С чем?
– Дача, – Люба говорила спокойно, но в голосе сквозила угроза. – Она ведь семейная. А ты, Катя, ведёшь себя так, будто она только твоя. Олег Иванович объяснит, что у Димы тоже есть права.
Катя посмотрела на Диму, который стоял за её спиной. Его лицо побледнело, но он шагнул вперёд.
– Люба, – сказал он, и голос его был твёрдым, как камень. – Хватит. Дача записана на Катю. Это её наследство. У тебя нет никаких прав.
Юрист кашлянул, явно чувствуя себя неловко.
– Я просто хотел уточнить… – начал он, но Дима его перебил.
– Уточнять нечего, – отрезал он. – Если хотите судиться, судитесь. Но я на стороне Кати.
Люба открыла рот, но слов не нашла. Впервые Катя видела её такой – растерянной, без привычной самоуверенности.
– Дима, – наконец выдавила она, – ты что, против семьи?
– Я за свою семью, – сказал он, как в тот вечер. – За Катю. За нас.
Юрист пробормотал что-то о «неясной ситуации» и поспешил ретироваться. Люба постояла ещё минуту, сжимая сумочку, потом развернулась и ушла.
После этого случая Люба больше не звонила. Катя слышала от знакомых, что она жаловалась всем подряд, какая Катя «жадная» и как Дима «предал семью». Но Дима только пожимал плечами, когда Катя пересказывала эти сплетни.
– Пусть говорит, – сказал он однажды, когда они сидели на даче, крася забор. – Мне плевать.
Катя посмотрела на него – на его загорелое лицо, на краску, попавшую на щеку. Впервые за годы брака она почувствовала, что они настоящая команда.
– Дим, – сказала она, – спасибо.
Он улыбнулся, и в его улыбке была та самая искра, которую она так любила.
– Это тебе спасибо, – сказал он. – За то, что не сдаёшься.
Они вернулись к покраске, а за их спинами сад шумел осенними листьями. Дача была их – не просто дом, а место, где они строили свою жизнь. И никто не мог это отнять.
Рекомендуем: