Мы копили на свадьбу три года. Три года я отказывала себе в новых платьях, красивом маникюре и поездках на море. Максим брал сверхурочные и откладывал каждую премию. Наша общая мечта — красивый праздник в усадьбе за городом, с живой музыкой и фотографом, а не скромная регистрация в загсе с посиделками в кафе — того стоила.
В тот вечер я, наконец, перевела последнюю сумму на наш общий свадебный счет. Я сидела на полу в гостиной, окруженная распечатками из интернета: фотографии локаций, меню, платья. Сердце трепетало от счастья. Цифра на экране ноутбука казалась не просто числом, а билетом в новую, счастливую жизнь.
— Макс, смотри! — я чуть не опрокинула ноутбук, когда он вошел с работы. — Я все посчитала. Нам даже на небольшой фонтанчик у беседки хватит! Ну, знаешь, как в тех фотографиях, что мы сохраняли?
Он устало улыбнулся, поцеловал меня в макушку и бросил портфель на диван.
— Это здорово, солнышко. Очень здорово. Ты молодец.
Но в его голосе не было того восторга, которого я ждала. Он казался рассеянным, погруженным в свои мысли.
— Что-то случилось? — я прикоснулась к его руке.
— Да так… Сергей опять позвонил. — Максим тяжело вздохнул и прошелся по комнате. — С кредитами у него там полная запара. Угрожают, требуют.
Мое сердце сжалось. Его старший брат был вечной проблемой семьи. Постоянные долги, неудачные бизнес-авантюры и уверенность, что все ему должны.
— Опять? — в моем голосе прозвучала тревога. — И что он собирается делать?
— Не знаю. Говорит, что решает. Мама вся на нервах, конечно. — Максим сел рядом и обнял меня. — Не переживай, ты уж точно ни при чем. Все обойдется. Мы-то как раз на финишной прямой.
Он попытался звучать оптимистично, но беспокойство в его глазах меня не обмануло. Я прижалась к нему, стараясь отогнать неприятное предчувствие.
— Просто… — я сказала тихо. — Просто это наши с тобой деньги. Нашу мечту. Ничего общего с Сергеем.
— Конечно, — он крепче сжал мои пальцы. — Конечно, наши. Никто не посмеет на них позариться.
Мы договорились встретиться у него вечером следующего дня, чтобы вместе окончательно выбрать площадку. Я решила заехать без звонка, чтобы сделать ему сюрприз — купила его любимое пирожное.
Дверь в квартиру была приоткрыта. Я уже хотела войти, как услышала из кухни громкий, резкий голос своей будущей свекрови, Людмилы Петровны. Я замерла на пороге. Она говорила на повышенных тонах, почти кричала.
— Да она вообще тебя недостойна! Три года копить на какую-то пышную гулянку! Нормальные люди на жилье копят, на машины! А ты подкаблучник, который потакает ее прихотям!
Я невольно затаила дыхание, прижав коробку с пирожным к груди. Мое сердце бешено заколотилось.
— Мама, успокойся, — послышался сдавленный голос Максима. — Это наша общая мечта…
— Какая еще мечта?! — фыркнула свекровь. — Показуха одна! А сейчас брату твоему реально плохо! Его из-за этих долгов в яму закопают! Или того хуже! Ему срочно нужны деньги, все эти твои накопления!
В горле встал ком. По спине пробежал холодок.
— Но, мама… это же наши с Алиной деньги… — попытался возразить Максим, но голос его звучал слабо, неубедительно.
— Твои деньги! — отрезала Людмила Петровна. — Ты их заработал! А она что, просто пришла и готова все спустить на банкет?!
И тут прозвучала та самая фраза, которая перевернула все с ног на голову. Та, что отозвалась ледяной болью в каждой клеточке моего тела.
— Вика твоя без свадьбы обойдётся! Лучше долги брата погаси! Она чужая, а он родная кровь! Понял меня?
Фраза свекрови повисла в воздухе тяжелым, ядовитым облаком. «Вика твоя без свадьбы обойдётся!» Эти слова звенели у меня в ушах, словно удар хлыста. Я не помнила, как оказалась на кухне. Просто сделала шаг, потом другой, и вот я уже стояла в проеме, сжимая в руках коробку с пирожным, которая вдруг стала непосильной тяжестью.
На их лицах было интересно наблюдать. Людмила Петровна, только что громогласная и властная, на секунду опешила.
Ее рот приоткрылся, а в глазах мелькнуло то ли смущение, то ли досада, что ее уличили. Но это длилось лишь мгновение. Почти сразу ее взгляд стал колючим, оценивающим.
Максим побледнел. Он смотрел на меня, как привидение, и по его лицу было видно, что он готов провалиться сквозь землю. Он отшатнулся от матери, будто обжегшись.
— Алина… я… ты что тут делаешь? — выдохнул он растерянно.
Коробка в моих руках слегка дрожала. Я поставила ее на стол с тихим стуком, который прозвучал невероятно громко в этой давящей тишине.
— Я привезла тебе пирожное, — мой голос прозвучал странно отчужденно, будто это говорил кто-то другой. — А заодно услышала что-то очень интересное. Повтори, пожалуйста, Людмила Петровна, я не расслышала. На что именно я должна «обойтись»?
Свекровь выпрямилась во весь свой рост, принимая бойцовскую позу. Смущение испарилось без следа, уступив место привычной наглости.
— А чего под дверями-то подслушивать? Нехорошее дело, — она язвительно улыбнулась. — Но раз уж слышала, давай говорить прямо. Ситуация критическая. Сергею нужны деньги, срочно и большие. А вы тут со своими воздушными замками. Так что да, твоя свадьба подождет.
Меня будто обдали кипятком. Вся кровь бросилась в лицо.
— Моя свадьба? — я сделала шаг к ней. — Вы сейчас говорите о наших с вашим сыном деньгах. О деньгах, которые мы три года копили вдвоем. И вы решили, что просто так можете их забрать и отдать своему старшему сыну, который вечно нарывается на проблемы?
— Не забирать, а помочь! — вспылила свекровь. — Семья должна держаться вместе! А вы что устраиваете? Пир во время чумы! Показуха одна! Распишитесь в загсе и устройте ужин в кафе, вот и вся свадьба. А настоящие деньги — на настоящие проблемы!
Я перевела взгляд на Максима. Он смотрел в пол, молчал и тер ладонью лоб. Его молчание было хуже любых слов его матери.
— Максим? — позвала я его тихо, почти шепотом, в котором дрожала вся моя боль. — И ты что, согласен с этим? Ты правда считаешь, что мы должны отдать все, что копили на наше начало, на твоего брата?
Он поднял на меня глаза, полные муки и растерянности.
— Алина, не надо так… Мама не совсем так это имеет в виду… Просто Сергею правда плохо, его могут… — он замолчал, не в силах договорить.
— Могут что? — не отступала я. — И с чего это его проблемы стали нашими? Он взрослый мужчина!
— Он мой брат! — вдруг крикнул Максим, и в его голосе прорвалось отчаяние. — Я не могу просто взять и оставить его! Ты же не понимаешь!
— Что я не понимаю? — голос мой сорвался, и из глаз, наконец, предательски потекли слезы. — Не понимаю, как можно за три года совместной жизни так легко предать человека, который рядом? Как можно позволять матери указывать, что делать с нашей общей жизнью? Я не понимаю этой вашей семейной кабалы!
Людмила Петровна фыркнула с презрением.
— Вот видишь, Максим? Она тебя в семью не пускает. Чужая кровь — она всегда чужой и останется. Для нее только ее интересы важны.
Я посмотрела на них обоих: на него — сломленного, беспомощного, и на нее — ядовитую, уверенную в своей правоте. И в этот момент что-то внутри меня перемкнуло. Боль и обида вдруг отступили, сменились леденящей, абсолютной ясностью.
Я выпрямилась, смахнула слезы тыльной стороной ладони и посмотрела прямо на свекровь.
— Нет, Людмила Петровна. Ваши деньги останутся при вас. Все до копейки. А наши — наши с Максимом — тоже никуда не денутся.
Я повернулась и пошла к выходу. Максим сделал шаг ко мне.
— Алина, подожди, давай обсудим…
Я обернулась на пороге. Взгляд мой был пустым.
— Обсуждать нечего. Ты уже все обсудил. Ты сделал свой выбор.
И, не добавив больше ни слова, я вышла, притворив за собой дверь. Стук каблуков по бетонным ступеням отдавался в полной тишине, которая наконец наступила внутри меня.
Вечер тянулся мучительно долго. Я сидела одна в тишине своей квартиры, и каждая минута давила на виски тяжелым, свинцовым грузом. В голове прокручивался тот ужасный разговор снова и снова. Фраза свекрови, ее наглый, уверенный взгляд. И самое страшное — молчание Максима. Его растерянность, его неспособность встать на мою защиту.
Я ждала его звонка.
Ждала, что он приедет, извинится, скажет, что его мама не права, что наша свадьба — это главное. Что мы вместе против всех.
Но звонок раздался только под утро. На экране телефона светилось его имя. Сердце екнуло от слабой надежды.
— Алло, — мой голос прозвучал хрипло от бессонной ночи.
— Алина… — он тяжело дышал в трубку, словно только что поднялся по лестнице. — Ты спишь?
— Нет. А ты где?
— Дома. Мама ушла… Мы с ней очень долго разговаривали.
В его голосе не было ни раскаяния, ни энергии. Только усталая, вымотанная покорность. Моя надежда начала таять, уступая место холодному предчувствию.
— И к каким вы пришли выводам? — спросила я, стараясь, чтобы голос не дрожал.
Он помолчал.
— Слушай, я понимаю, что ты расстроена. Я сам в шоке. Но… ты же не представляешь, в какой ситуации Сергей. Эти люди… они не шутят. Ему реально могут навредить.
— Максим, — я закрыла глаза, пытаясь собраться с мыслями. — Я прекрасно все понимаю. Но при чем здесь наши деньги? Почему это должна быть наша ответственность? Пусть твои родители помогают, пусть он сам ищет выход, продает что-то…
— Родители уже все, что могли, отдали! — голос его сорвался на крик, полный отчаяния. — У них больше нет! А я… я его брат. Я не могу его бросить. Пойми же!
— Я понимаю, что ты хочешь помочь брату! — уже не сдерживаясь, крикнула я в ответ. — Но почему ценой нашего с тобой счастья? Ценой нашего общего будущего? Ты хоть на секунду задумался обо мне?
Наступила пауза. Густая, тяжелая.
— Я думаю… — он начал медленно, с трудом подбирая слова. — Я думаю, мама не совсем не права. Свадьба — это ведь не главное в жизни. Главное — чтобы мы были вместе. А ее можно и попроще сделать. Скромненько, без этих всех замков и фонтанов. А часть денег… мы могли бы дать Сергею. Хотя бы часть. В долг, конечно. Чтобы мама отстала, а брату помогли. Это же логично?
В его словах не было злого умысла. Была жалкая, слабая попытка найти какой-то компромисс, который устроил бы всех, кроме меня. Меня, чьи чувства, чьи годы труда и ожиданий просто перечеркивались одним росчерком пера.
В моей груди что-то разорвалось. Вся боль, вся ярость, все обиды вырвались наружу.
— Логично? — засмеялась я горько и истерически. — Это логично — отдать наши общие кровные деньги твоему брату-неудачнику, который вечно влипает в истории? Логично — позволить твоей матери бесцеремонно распоряжаться нашей жизью? Логично — предать меня и наши общие планы, потому что тебе так удобнее?
— Я тебя не предаю! — закричал он. — Я пытаюсь спасти семью!
— Какую семью? — в голосе моем звенели слезы. — Ты выбираешь не семью, Максим! Ты выбираешь путь наименьшего сопротивления! Тебе проще уступить своей матери и кинуть меня, чем иметь свое мнение и защищать ту, с кем ты собирался строить эту самую семью!
— Да что ты вообще понимаешь! — в его крике слышались слезы. — Он же мой брат! Родная кровь! А ты… ты…
Он запнулся, но я поняла. Поняла все без слов. В его системе координат я так и осталась чужой. Чужой, которую можно принести в жертву «родной крови».
— Я что? — прошептала я ледяным тоном, в котором застыла вся моя боль. — Я та, кто три года верил в тебя и в нас. И та, кто сегодня эту веру потерял. Ты знаешь, что я сейчас поняла? Твоя мама права в одном. Ты действительно подкаблучник. Только не моим, а ее. И я не хочу быть замужем за маминым сынком, который по первому зову бежит решать проблемы своего брата, забыв о данных мне обещаниях.
— Алина, не говори так… — его голос дрогнул. — Давай встретимся, поговорим спокойно…
— Говорить нам больше не о чем, — перебила я его. Внутри все было пусто и холодно. — Ты уже все сказал. Ты предложил мне отдать наши деньги. Наши общие деньги, Максим. Ты их уже мысленно отдал. Значит, и нашей свадьбе не бывать. И нашей общей жизни — тоже.
— Ты что, это… все? — он не верил своим ушам.
— Да, Максим. Все. Я не могу выйти замуж за человека, который в трудную минуту не защищает меня, а предлагает мне «обойтись». Женись на своей маме. У вас, я смотрю, все общее.
Я положила трубку. Телефон выскользнул из дрожащих рук и упал на диван.
По щекам текли слезы, но это были слезы не боли, а горького, страшного осознания. Осознания того, что все, во что я так верила, оказалось иллюзией. И что человек, которого я любила, в самый важный момент оказался не рядом.
Первые несколько часов после того разговора я просто лежала в тишине, уставившись в потолок. Слезы высохли, оставив после себя лишь неприятную стянутость кожи на щеках и пустоту, оглушительную и бездонную, внутри. Горечь и ярость постепенно уступали место другому чувству — холодному, цепкому страху.
Страху не за отношения — с ними уже было все ясно. А за то, что осталось. За наши деньги.
Слова Максима «мы могли бы дать Сергею. Хотя бы часть» висели в воздухе, как угроза. Он уже мысленно согласился. Он уже был готов отдать. А что, если он попытается сделать это без моего согласия? Ведь счет общий. Он знает все данные.
От этой мысли я резко села на кровати, сердце заколотилось уже не от обиды, а от паники. Нет. Нет, я не позволю этому случиться. Я не позволю им всем — его матери, его брату-должнику и ему, своему слабовольному жениху, — растоптать не только мои чувства, но и мои годы труда, мои лишения, мои надежды.
Я вскочила с кровати, схватила ноутбук. Руки дрожали, но ум работал с пугающей, кристальной ясностью. Острая необходимость действовать вытеснила всю боль, превратив ее в топливо.
Первым делом — банк. Я зашла в мобильное приложение. Наш общий свадебный счет светился на экране круглой, такой желанной еще вчера суммой. Я не стала ничего переводить сразу. Вместо этого я нашла номер горячей линии службы поддержки банка. Мне нужна была не эмоциональная поддержка, а юридическая.
Мне повезло дозвониться быстро. Вежливый женский голос на том конце провода спросил, чем может помочь.
— Здравствуйте, у меня вопрос по общему счету, — сказала я, стараясь говорить максимально спокойно и четко. — Он открыт на меня и на другого человека. Могу ли я, как один из владельцев, снять все средства без его согласия?
— Нет, это невозможно, — последовал мгновенный ответ. — По правилам нашего банка, для проведения операций по общему счету требуется согласие обоих владельцев, подтвержденное их электронными подписями.
Облегчение, острое и сладкое, волной накатило на меня. Они не могли просто так взять и украсть деньги.
— А если я хочу полностью обезопасить свою часть средств? — спросила я, переходя к главному. — Могу ли я перевести деньги на свой личный счет?
— Да, конечно, — ответил оператор. — Для этого вам необходимо оформить заявление на перевод средств между своими счетами. Так как счет общий, второй владелец будет уведомлен о проведенной операции. Но его согласие на перевод средств на ваш личный счет не требуется.
Это было именно то, что мне нужно. Я поблагодарила оператора и положила трубку. Теперь нужно было действовать быстро.
Я открыла перевод между счетами. Мои пальцы летали по клавиатуре. Сумма. С моего общего с Максимом счета — на мой личный, открытый еще до знакомства с ним. Подтверждение по смс. Еще одно подтверждение.
На экране появилось сообщение: «Заявка на перевод принята. Средства будут зачислены в течение рабочего дня».
Я выдохнула. Самое главное было сделано. Большая часть наших общих накоплений теперь была в безопасности. На нашем общем счету осталась лишь незначительная сумма — символические несколько тысяч рублей, которые мы откладывали на мелкие предсвадебные расходы.
Но я понимала, что это только половина дела. Юридические нюансы могли быть сложнее. Я вспомнила о своей подруге Кате, которая работала юристом в крупной компании. Мы не виделись пару месяцев, но сейчас было не до светских условностей.
Я набрала ее номер. Катя ответила почти сразу.
— Привет, Алина! Давно не звонила! Как дела? Готовишься к свадьбе? — ее голос был бодрым и жизнерадостным.
У меня перехватило горло. Слово «свадьба» теперь звучало как издевательство.
— Кать, привет, — я сглотнула ком в горле. — Дела… не очень. Мне очень нужен твой профессиональный совет. Как юриста.
Тон Кати мгновенно стал серьезным, деловым.
— Я слушаю. Что случилось?
Я коротко, без лишних эмоций, изложила ситуацию: общие накопления, требования свекрови, слабость Максима и то, что я только что перевела деньги.
— Молодец, что быстро сориентировалась, — одобрительно сказала Катя, когда я закончила. — Ты все сделала абсолютно правильно. По закону, средства на общем счете считаются общей совместной собственностью, но распоряжаться ими вы можете только по взаимному согласию. Перевод на свой личный счет — это твое законное право распорядиться своей долей. Пусть только попробуют что-то предъявить!
— А если… если бы я не успела? Если бы он снял деньги? — спросила я, боясь услышать ответ.
— Тогда пришлось бы через суд доказывать, что это были общие средства и твое право на половину, — пояснила Катя. — А это нервы, время и деньги. Ты все правильно сделала. Запомни главное: никаких расписок о займе Сергею, ни под каким предлогом! Ни устных договоренностей, ничего. Деньги твои, и точка.
Ее уверенность действовала на меня лучше любого успокоительного. Я чувствовала, как внутренняя дрожь понемногу утихает, сменяясь твердой почвой под ногами.
— Спасибо тебе, Кать, — я сказала искренне. — Ты не представляешь, как ты мне помогла.
— Пустяки. Держись. И гони этих халявщиков и манипуляторов в шею. Ты сильная, справишься.
Мы попрощались. Я отложила телефон и снова посмотрела на экран ноутбука. На моем личном счете теперь лежала не просто сумма. Лежала моя свобода. Моя независимость. Моя возможность начать все с чистого листа.
Боль от предательства никуда не делась. Она была все такой же острой и режущей. Но теперь у меня была не только боль. Теперь у меня была и сила. Сила, основанная не на эмоциях, а на знании своих прав и на готовности их защищать.
Я была готова к войне. И впервые за эти сутки я чувствовала, что у меня есть все шансы ее выиграть.
Тишина после разговора с Катей длилась недолго. Мой мобильный телефон разрывался от звонков и сообщений. Сначала Максим. Десятки пропущенных вызовов и голосовых сообщений, текст которых варьировался от умоляющего до обвиняющего. Я не слушала и не читала. Мне было нечего ему сказать. Все было озвучено ранее.
Затем наступила очередь его матери.
Первым признаком ее атаки было сообщение в общем чате, куда она была добавлена давно и против моей воли. Просто короткая, как удар кинжалом, фраза:
«Алина, перезвони мне срочно. Обсудим вопрос с деньгами».
Я представила ее лицо — надменное, уверенное, что ее приказ будет немедленно исполнен. Я не ответила.
Через пятнадцать минут раздался звонок. На экране горел номер Людмилы Петровны. Я сделала глубокий вдох, представив себе спокойное, профессиональное лицо Кати, и взяла трубку. Мне был нужен этот разговор. Чтобы поставить точку.
— Наконец-то! — раздался в трубке ее резкий, недовольный голос, без всякого приветствия. — Я тебе писала, звонила! Где ты пропадаешь?
— Здравствуйте, Людмила Петровна, — мой голос прозвучал на удивление ровно и холодно. — Я не пропадала. Я была занята.
— Приезжай немедленно. Нам нужно решить, как ты будешь переводить деньги Сергею. Я уже договорилась, что он завтра утром их получит.
Ее наглость снова взбесила меня, но я не поддалась эмоциям. Я четко следовала плану.
— Какие именно деньги вас интересуют? — спросила я вежливо, делая ударение на слове «вас».
— Какие какие?! — она фыркнула. — Не притворяйся дурочкой! Те, что вы с Максимом на свою ненужную свадьбу копили. Все до копейки.
— А, эти, — я сделала небольшую театральную паузу. — Так я уже распорядилась этими деньгами.
На другом конце провода воцарилась мертвая тишина. Я почти слышала, как у нее закипает мозг.
— Как… распорядилась? — ее голос стал тише и опаснее.
— Перевела их на свой личный счет. Для безопасности. Чтобы никто не мог принять за меня опрометчивых решений.
— Ты что себе позволила?! — ее крик был таким пронзительным, что я на секунду отодвинула телефон от уха. — Это же деньги моего сына! Он их заработал! Это воровство!
— Нет, Людмила Петровна, — парировала я, все так же спокойно. — Это наши с вашим сыном общие деньги. Заработанные и накопленные совместным трудом.
И, согласно договору с банком, я имею полное право распоряжаться своей долей по своему усмотрению. Как, впрочем, и он — своей.
— Какая доля?! Какие договоры?! — она почти неистовствовала. — Ты обязана вернуть их немедленно! Максим требует! Я требую!
— Я никому и ничего не обязана, — мой голос наконец зазвенел сталью. — Эти деньги я копила три года на свою свадьбу. На нашу с вашим сыном свадьбу. Но since вы с ним решили, что ваш взрослый, сорокалетний брат важнее, свадьбы не будет. Соответственно, и деньги мне больше не нужны для этой цели. Я потрачу их на себя.
— Да я… да я в полицию обращусь! Заявим на тебя за кражу! — зашипела она в трубку.
Я невольно улыбнулась. Она сама вела меня туда, куда мне было нужно.
— Это ваше право, — сказала я почти сладким голосом. — Но прежде чем звонить в полицию, я бы советовала вам проконсультироваться с юристом. Он вам популярно объяснит, что общая совместная собственность и кража — это разные статьи. И что для возбуждения уголовного дела о краже вам придется доказать, что ваш сын не имел никакого отношения к этим накоплениям. Удачи, кстати, с этим. А еще… у меня есть кое-какие аудиозаписи наших с вами милых бесед. Думаю, они будут очень интересны следователям для понимания мотивов моего «преступления».
Я слукавила насчет записей, но была почти уверена, что она не станет проверять этот блеф.
На той стороне снова повисло тяжелое, давящее молчание. Она проигрывала, и она это понимала. Понимала, что ее обычные методы — давление, крик, манипуляции — не сработали.
— Так ты… ты просто так все забрала? — ее голос вдруг стал старческим и сиплым. В нем не осталось ни наглости, ни уверенности, только злоба и бессилие. — И бросила его в такой момент? Когда брату грозит опасность? Да ты же… бессердечная эгоистка!
Это был последний, отчаянный выпад. Но он уже не мог меня ранить.
— Нет, Людмила Петровна, — ответила я тихо и четко. — Сердце у меня было. Большое и любящее. Но вы и ваш сын растоптали его, решив, что мои чувства, мои мечты и мой труд — это разменная монета для решения проблем вашего семейства. Так что сохраните свои оценки при себе. На этом наш разговор окончен. И наши отношения — тоже. Больше не звоните мне. Никогда.
Я положила трубку. Мои руки наконец перестали дрожать.
В квартире снова было тихо. Тишина после боя. Тишина победы, которая пахла не радостью, а пеплом.
Я подошла к окну. На улице темнело. Зажигались фонари. Где-то там был он — растерянный, слабый, так и не сделавший свой выбор. И была она — злая, бессильная, проигравшая.
А я была здесь. Одна. С разбитым сердцем, но с деньгами на счету и с непоколебимой уверенностью, что поступила правильно.
Они думали, что имеют дело с покорной невесткой. Они ошибались.
Война была окончена. Пора было думать о мире. О своем собственном.
Он приехал под утро. Я не спала, сидя у окна с чашкой остывшего чая, когда услышала знакомый звук мотора его машины и скрип тормозов под окном. Сердце на секунду екнуло, по старой, глупой привычке. Затем снова замерло, ожидая новой боли.
Звонок в дверь прозвучал неуверенно, почти робко. Я медленно подошла, взглянула в глазок. Он стоял на площадке, бледный, помятый, с тенью щетины на щеках. В его глазах, которые я так любила, была пустота и растерянность.
Я открыла. Мы молча смотрели друг на друга несколько секунд. Он пах холодом и сигаретным дымом.
— Можно? — наконец проговорил он, и голос его был сиплым, чужим.
Я молча отступила, пропуская его внутрь. Он прошел в гостиную, но не сел, а остановился посреди комнаты, беспомощно оглядываясь, как будто попал сюда впервые.
— Мама сказала… — начал он и сразу замолк, поняв, что начал не с того.
— Что именно сказала твоя мама? — спросила я, оставаясь у двери, скрестив руки на груди. — Что я воровка? Бессердечная эгоистка? Что я украла твои деньги и бросила тебя в трудную минуту?
Он поморщился, будто от физической боли.
— Не надо так, Аля… Я не знаю, что там между вами произошло. Я… я не спал всю ночь. Я не могу поверить, что ты просто так… забрала все и оборвала все концы. Без разговора.
Во мне снова закипела ярость.
После всего случившегося он приехал выяснять про деньги и «оборванные концы».
— Без разговора? — я рассмеялась коротким, сухим, безрадостным смехом. — А наш вчерашний разговор по телефону — это что был? Не разговор? Ты предложил мне отдать наши деньги твоему брату. Ты назвал это логичным. О каком еще разговоре после этого может идти речь?
— Но я же не говорил, что отдать все! — всплеснул он руками, и в его голосе прорвалось отчаяние. — Я говорил о части! О помощи! Ты вообще слышала меня? Или только себя?
Это было уже слишком. Слишком глупо, слишком лицемерно.
— Максим, ты сейчас вообще себя слышишь? — я сделала шаг к нему, и голос мой зазвенел. — Ты стоишь здесь и пытаешься выторговать у меня скидку на предательство? Мол, мы не все деньги заберем, а только часть? А какая разница, скажи мне? Ты согласился с тем, что моя мечта, наши общие планы, наши три года жизни стоят меньше, чем долги твоего бестолкового брата! Ты согласился с тем, что твоя мама имеет право решать, что нам делать с нашей жизнью! В тот момент, когда ты сказал «хотя бы часть», для меня все закончилось. Понимаешь?
Он смотрел на меня, и по его лицу было видно, что он не понимает. Не понимает всей глубины своего падения.
— Я пытался найти выход! — крикнул он, и в его глазах блеснули слезы. — Я разрывался между вами! Мне казалось, это будет хоть каким-то компромиссом!
— Выход? Компромисс? — я смотрела на него, и мне было одновременно и жаль его, и противно. — Максим, настоящий мужчина, настоящий партнер, в такой ситуации не ищет компромисса между матерью и женой. Он встает плечом к плечу с женой и вместе они ищут выход из ситуации. А ты встал плечом к плечу с ней. Против меня.
— Она же моя мать! — это прозвучало как последний, исчерпывающий аргумент в его картине мира.
— А я кто? — спросила я тихо. — Тот, кого можно отложить в сторону? Чьими чувствами можно пренебречь? Чью жизнь можно перечеркнуть одним росчерком пера? Я думала, я твоя будущая жена. Оказалось — просто чужая девушка, которую не жалко.
Он молчал, опустив голову. Слезы катились по его щекам, но они уже не трогали меня. Слишком много слез пролила я сама.
— Я не знаю, что теперь делать, — прошептал он безнадежно. — Сергей… эти люди…
— У тебя есть два варианта, — сказала я холодно, возвращаясь к реальности. — Первый: ты продолжаешь жить так, как жил. Слушаешь маму, решаешь проблемы Сергея, ищешь, где занять денег для него. Второй: ты, наконец, становишься взрослым мужчиной. Говоришь им, что это их проблемы, и идешь своей дорогой. Выбирай. Но знай, что со мной твоя дорога больше не пересекается. Я не выйду замуж за маминого сына. Я не буду жить в твоей токсичной семье, где у меня нет ни права голоса, ни уважения.
Он поднял на меня глаза, полые от боли и страха.
— Это ультиматум?
— Нет, Максим, — я покачала головой. — Это констатация факта. Ты уже сделал свой выбор. Вчера. Своим молчанием. Своим согласием. Своим «логично». Ты просто не хочешь этого признавать. Я освобождаю тебя от этого. Иди. Спасай свою родную кровь.
Я увидела, как по его лицу проходит судорога. Он понял. Понял, что я не шучу, не манипулирую, не пытаюсь его проучить. Я констатирую непреложный факт: мы закончили.
Он постоял еще мгновение, потом медленно, будто старик, развернулся и побрел к выходу. Его плечи были сгорблены, спина ссутулена. Он был похож на разбитого, побежденного человека.
Он вышел, не обернувшись. Я закрыла за ним дверь и повернула ключ. Тихий щелчок замка прозвучал как последний аккорд в симфонии нашей несбывшейся жизни.
Я облокотилась о косяк и закрыла глаза. Не было ни злости, ни обиды. Только тихая, всепоглощающая пустота и щемящее чувство потери. Потери не его, а того человека, в которого я верила. Того будущего, о котором мы мечтали.
Оно умерло. И теперь мне предстояло научиться жить с этой пустотой.
Неделю я прожила как в тумане. Дни сливались в одно серое пятно, наполненное тишиной, которая давила на уши. Я отключила все уведомления, кроме рабочих, и перестала отвечать на звонки с незнакомых номеров.
В квартире повсюду валялись следы несостоявшейся свадьбы: распечатки локаций, открытые вкладки браузера с платьями, образцы тканей. Я методично, почти с маниакальным спокойствием, собрала все это в большую картонную коробку и убрала на антресоль. Выбрасывать было жалко. Слишком много сил и души было вложено в эти бумажки.
Я не плакала. Слез больше не было. Была только тяжелая, свинцовая усталость и чувство, будто я заново учусь дышать.
Одним утром я проснулась и поняла, что за ночь туман в голове начал рассеиваться. Первое, что я сделала — зашла в мобильный банк. Деньги лежали на моем личном счете. Круглая, серьезная сумма. Уже не свадебная. Просто мои деньги.
Я смотрела на цифры и не чувствовала радости. Но я чувствовала нечто другое — опору. Почву под ногами. Эта сумма была материальным доказательством того, что я смогла себя защитить. Что я не позволила все отнять.
В тот же день я пошла в салон связи и поменяла номер телефона. Старый сим-карту я разрезала ножницами и выбросила. Это был не жест отчаяния, а простой, гигиенический акт. Стирание старого адреса. Я больше не хотела быть на связи с тем миром, который остался за моей спиной.
Прошла еще одна неделя. Я потихоньку возвращалась к жизни: ходила на работу, готовила себе ужин, смотрела сериалы. Боль притупилась, превратившись в тихую, фоновую грусть, как старая рана, которая ноет к непогоде.
Как-то раз, перебирая почту, я наткнулась на конверт с его почерком. Сердце на секунду замерло. Я вскрыла его. Внутри лежала открытка с какой-то безвкусной романтической картинкой и мое обручальное кольцо. Никаких денег, конечно же. Никаких расписок.
На открытке было всего несколько строк:
«Алина, я не знаю, дочитаешь ли ты это. Я все понимаю. Ты была права во всем. Прости меня, если сможешь. Я был слеп и слаб. Желаю тебе счастья. Твоего, настоящего. Максим.»
Я долго сидела с этим кольцом в руке. Оно было холодным и чужим. Таким же чужим, как и человек, который его подарил. Я не почувствовала ни злости, ни удовлетворения. Только легкую печаль по тому, что могло бы быть, но не случилось.
Я убрала кольцо в шкатулку с бижутерией. Не как память, а просто как вещь. Когда-нибудь я, наверное, отнесу его в ломбард или переплавлю во что-то другое.
Вечером я зажгла ароматическую свечу, включила спокойную музыку и села с ноутбуком. Я открыла браузер и в поисковой строке набрала: «туры в Италию на майские».
Я всегда мечтала посмотреть Рим. Но тогда, три года назад, мы с Максимом решили, что поездка в Европу — это слишком дорогое удовольствие, и лучше отложить эти деньги на свадьбу.
Я выбрала тур. Красивый, с хорошим отелем и интересной экскурсионной программой. Я ввела данные своей банковской карты и подтвердила бронь.
На экране загорелось уведомление: «Поздравляем! Ваша бронь подтверждена!».
Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Впервые за долгое время на моих губах появилась улыбка. Не широкая и не счастливая, но настоящая. Улыбка человека, который, пройдя через боль, снова начинает чувствовать вкус к жизни.
Эти деньги были оплачены не только моим трудом, но и моими слезами, моим разочарованием, крушением моей мечты. И теперь я потрачу их правильно. Не на показную церемонию для чужих людей. Не на решение проблем наглых родственников.
А на себя. На свое выздоровление. На новую мечту.
Я подошла к окну. На улице темнело, зажигались огни. Где-то там была его жизнь, полная долгов, маминых упреков и чувства вины. А здесь была моя. Пустая пока, но чистая. Как белый лист.
И я была готова начать писать свою историю заново.