Пролог
История – это не цепь незыблемых фактов, скрепленных годами в учебниках. Это песок, в котором ветер времени то зарывает, то обнажает осколки прошлого. И иногда среди привычных ракушек и камней находится отполированный до зеркального блеска кусок стекла, которому не место в этой геологической эпохе. Он не вписывается, ломает стройную систему, заставляет усомниться в самом ходе времени.
Таким осколком иного века, занесенным причудливыми течениями, стал для меня «Левиафан». Корабль-призрак, корабль-загадка. Официальная история гласит, что этот гигант был заложен в 1857 году на верфях «Миллуолл Айрон Уоркс» на Темзе и должен был стать венцом британского судостроения, затмив и «Грейт Истерн» Брюнеля, и всех своих современников. Но чем глубже я копал, тем больше трещин появлялось на глянцевой картинке викторианской эпохи. Слишком современные обводы корпуса, сварные швы там, где должны быть заклепки, гребной винт, опередивший время на полвека, и бессмысленные, громоздкие колеса по бортам, словно приделанные наспех, чтобы скрыть истинную природу зверя.
Мой дед, инженер-судостроитель, проработавший на секретных верфях полжизни, оставил после себя старый кожаный портфель, набитый чертежами и дневниковыми записями. Среди них был и потрепанный блокнот без подписи с пометкой «Проект «Ящер». Долгие годы я считал его плодом богатой инженерной фантазии. Пока не наткнулся на рассекреченные архивы Адмиралтейства и не сопоставил даты, имена и технические детали.
То, что вы прочтете дальше – это не история в том виде, в каком ее преподают в школах. Это история, сплетенная из обрывков правды, предположений и молчаливых признаний, которые делали старые engineers уставшими голосами в пабах возле верфей, после третьего стакана эля. Это история о том, как будущее нашли на дне прошлого и попытались приручить с помощью паровых молотов и упрямства.
Глава 1. Находка в иле
Лондон, ноябрь 1856 года. Верфь «Миллуолл Айрон Уоркс».
Туман плыл над Темзой гулым, молочным потоком, заглатывая очертания кранов, эллингов и скелетов строящихся кораблей. Воздух был насыщен запахом ржавого металла, угольной пыли и влажного дерева. Свистки паровых лебедок звучали приглушенно, укутанные ватой сырости.
Сэр Джонатан Пим, главный инженер верфи, стоял на краю гигантского котлована, вырытого в самом центре предприятия. Его лицо, обычно невозмутимое и строгое, как у бухгалтера, ведущего счет величию Империи, было бледно. В руках он сжимал свернутый в трубку чертеж, но глаза его были устремлены не на бумагу, а вниз, в грязь.
Котлован должен был стать стапелем для нового гиганта – трансатлантического лайнера, который должен был утвердить морское господство Британии. Но за неделю до начала работ ковш землечерпалки, с глухим скрежетом обо что-то невероятно твердое, сломал три зубца.
Рабочие, ругаясь на всех диалектах империи, три дня раскапывали находку. То, что открылось их глазам, заставило их креститься и шептать заклинания от сглаза.
Из темной, почти черной глины проступали контуры невероятного корпуса. Он был огромен. Металл, из которого он был сделан, был гладким, темно-серым, почти черным, и на ощупь холодным, как лед, даже в этот относительно теплый ноябрьский день. Но самое невероятное были швы. Они не были клепаными. Это была какая-то диковинная, идеально ровная спайка, словно металл когда-то расплавили по краям и спрессовали в единое, монолитное целое. Ни заклепок, ни болтов. Только едва заметные, гладкие линии.
К Пиму подошел, тяжело дыша, его заместитель и друг, Иэн Маклауд, шотландец с огненно-рыжей бородой и практичным взглядом механика.
— Ну, Джон? — хрипло спросил он. — Что скажешь? Я тридцать лет в судостроении, но такого… Этого не может быть. Это… не наш металл.
Пим молча спустился по скобе в котлован. Он провел рукой по поверхности. Гладко, как по полированному мрамору. Он стукнул костяшками пальцев. Звук был глухой, плотный, совсем не тот, что издает обычная корабельная сталь.
— Принесите зубило и молоток, — тихо распорядился он.
Рабочий спустился с инструментом. Пим приставил острие к одному из швов и нанес точный удар. Раздался высокий, звенящий звук. На поверхности шва не осталось и царапины. Зубило было безнадежно затуплено.
По спине Пима пробежал холодок, не имеющий ничего общего с туманом.
— Никому ни слова, — его голос прозвучал резко, отрезая. — Оцепить площадку. Выставить охрану. Маклауд, ты со мной.
Они спустились в самую глубь котлована, где корпус уходил под нависающий пласт глины. С помощью ломов и кирок им удалось расчистить небольшой проход.
Внутри царила абсолютная темнота и тишина, нарушаемая только частым дыханием мужчин и падением капель воды. Пим зажег газовый фонарь. Луч света выхватил из мрака интерьер, от которого у обоих инженеров перехватило дыхание.
Это не было похоже ни на одно судно, которое они когда-либо видели. Переборки были литыми, плавных, обтекаемых форм, без привычных углов и заусенцев. Повсюду виднелись остатки каких-то механизмов, похожих на огромные черные жуки, оплетенные толстыми пучками проводников, похожих на сплетения застывших лиан. В центре огромного помещения стоял не то фундамент, не то основание для чего-то колоссального. От него расходились трубы диаметром с бочку, уходящие вглубь корпуса.
— Господи помилуй, — прошептал Маклауд. — Да что это такое? Это же… не корабль. Это какое-то чудовище.
Пим поднес фонарь к одной из стен. Под слоем ила и окаменевшей грязи проступали следы краски, странные пиктограммы и обрывки надписей на незнакомом языке. Буквы были угловатые, резкие, ничего общего с латиницей или кириллицей.
— Это не наше, Иэн, — тихо сказал Пим, и его голос дрожал. — Это не сделано людьми. По крайней мере, не в наше время.
Они бродили по лабиринтам мертвого исполина еще час. В одном из отсеков Маклауд обнаружил нечто, заставившее его ахнуть. Он скреб ножом по наслоениям на полу, обнажая массивное, сложное устройство.
— Смотри, Джон! — он с трудом выдавил слова. — Винт. Гребной винт. Но его лопасти… их форма… Она рассчитана на невероятные скорости. И привод… — он очистил основание вала, — здесь нет места для шатунов или шестерен. Это какая-то иная передача. Прямая.
Пим молчал. Его мозг, воспитанный на законах термодинамики и сопромата, отказывался принимать реальность. Но его инстинкт инженера, его жажда познания, уже видели в этом кошмаре величайший шанс.
Они выбрались на поверхность, грязные, бледные, с горящими глазами. Наверху их уже ждал третий член их негласного триумвирата — молодой, но гениальный проектировщик, выпускник Кембриджа, Чарльз Девлин. Его звали «Профессором» за его страсть к теориям и расчетам.
— Ну? — спросил он, не в силах скрыть нетерпение.
Пим посмотрел на него, потом на Маклауда, потом на оцепеневших от любопытства рабочих.
— Засыпать, — громко сказал он. — Немедленно. Все, что мы нашли здесь — забвение. Это старый доковый кессон, размытый грунтовыми водами. Опасность обрушения. Все работы здесь прекращаются.
Рабочие, разочарованные, но покорные, стали расходиться. Когда они остались втроем, Пим обвел взглядом Девлина и Маклауда.
— Мы будем строить наш корабль, — сказал он тихо, но очень четко. — Но не на стапеле. Мы построим его вокруг того, что лежит внизу.
Девлин ахнул. Маклауд мрачно хмыкнул.
— Ты спятил, Джон? Его размеры… его форма…
— Именно его форма! — перебил Пим, и в его глазах зажегся огонь. — Ты видел эти обводы? Они идеальны. Они… математически безупречны. Мы не сможем повторить это за сто лет. Но мы можем использовать это. Мы возведем новый корпус поверх старого. Мы используем его как основу, как силовую структуру.
— А что внутри? — спросил Девлин, его ум уже лихорадочно работал. — Механизмы? Привод?
— Мы разберемся, — сказал Пим. — Мы возьмем то, что понятно, и попытаемся приспособить. А непонятное… скроем. Мы построим самый быстрый корабль в мире, Чарльз. Корабль из будущего, рожденный в прошлом.
Так начался величайший обман в истории судостроения. Проект, который получил кодовое имя «Левиафан».
Глава 2. Триумвират
Работа закипела в условиях абсолютной секретности. Котлован накрыли огромным брезентовым шатром под предлогом испытания новых методов сборки. Доступ имели только три человека: Пим, Маклауд и Девлин, и горстка проверенных мастеров, которых заставили подписать бумаги о государственной тайне, пригрозив в противном случае отправить в самую дальнюю колонию.
Сэр Джонатан Пим стал мозгом и дирижером всей операции. Он убедил руководство верфи и инвесторов, что разработал революционную технологию бесшовной клепки и новые обводы корпуса, основанные на «последних гидродинамических изысканиях немецких ученых». Он лгал с непроницаемым лицом государственным чиновникам, адмиралам и даже лично Изамбарду Кингдом Брюнелю, который, посетив верфь, долго ходил вокруг шатра, ворча что-то о «слишком смелых затеях».
Иэн Маклауд, человек дела, взял на себя самое сложное — попытку понять и приручить сердце древнего корабля. Со своей командой он проникал все глубже в его недра. То, что они обнаружили, повергало их в ступор.
В центре корпуса находилась сфера из того же темного, не поддающегося обработке металла. К ней сходились все магистрали. Внутри сферы, как удалось установить с помощью эндоскопов, разработанных Девлиным, находился сложнейший механизм, напоминавший клубок сверхпрочных полированных шестерен и роторов, но сделанный из материала, похожего на керамику и отполированный до зеркального блеска. Рядом находилась камера, напоминающая топку, но абсолютно пустая и чистая.
— Это двигатель, — мрачно констатировал Маклауд, показывая чертежи Пиму и Девлину в своем кабинете, заставленном деталями непонятного назначения. — Но какой? Ни топки для угля, ни котла для пара, ни цилиндров. Ничего. Только эта чертова сфера и эти трубы. И этот… — он ткнул пальцем в эскиз, — этот вал, который идет прямо на тот самый винт. Прямая передача. Без промежуточных механизмов.
— Может, это не двигатель, а его часть? — предположил Девлин, с азартом изучая схемы. — Преобразователь? Посмотри на подвод этих… магистралей. Они идут к обшивке корпуса. Возможно, это система охлаждения? Или, наоборот, подогрева?
— От чего охлаждать? — проворчал Маклауд. — Здесь нет огня!
— Может, он и не нужен? — задумчиво сказал Пим. Он взял со стола Маклаода странный предмет, найденный в одном из отсеков — черный, легкий, как перо, цилиндр с оплавленными концами. — Мы не знаем принципа. Мы как дикари, нашедшие карманные часы. Мы видим шестеренки, но не понимаем пружины.
— Так что будем делать? — спросил Маклауд. — Без двигателя этот корпус — просто баржа. Самая быстрая баржа в мире, но баржа.
— Мы дадим ему свой двигатель, — решительно сказал Пим. — Мы установим паровые машины. Самые мощные, какие только можно построить.
— Но привод-то уже есть! — воскликнул Девлин. — Вал, идущий на винт. Он ждет, когда его раскрутят. Мы можем попробовать подключиться к нему.
— Именно, — кивнул Пим. — Мы построим машины, которые через систему шестерен и муфт будут вращать этот вал. Мы заставим наш пар крутить его винт.
— А колеса? — спросил Маклауд. — Зачем они? С такими обводами и таким винтом колеса только будут мешать, создавать сопротивление.
Пим тяжело вздохнул.
— Это прикрытие, Иэн. Мы не можем явиться миру с кораблем, у которого нет видимых средств движения. Пароход без колес? С одним подводным винтом, эффективность которого еще никто не доказал? Нас поднимут на смех. Нас объявят шарлатанами. Колеса будут нашим alibi. Мы скажем, что винт — вспомогательный движитель. А главные — колеса. Так будет проще объяснить его невероятную скорость.
Девлин согласно кивнул. Логика была железной. Ложь должна была быть правдоподобной.
Так родилась двойная система движения «Левиафана». Внешне — гигантские громоздкие гребные колеса, которые должны были вращаться от двух мощных паровых машин. И тайная, настоящая — древний гребной винт невероятной эффективности, к валу которого через хитроумную зубчатую передачу, спроектированную Девлиным, должны были подключаться те же паровые машины. По замыслу Пима, на малых скородах корабль мог идти на колесах, а на полном ходу — задействовать муфту и отдавать всю мощность на винт.
Работа шла месяцами. Найденный корпус был тщательно очищен, изучен, и вокруг него начали возводить внешнюю оболочку — новый корпус из обычной стали, повторяющий божественные обводы предка. Рабочие, не знавшие истинной правды, лишь качали головами, удивляясь странным «вставкам» и «армирующим элементам», которые требовал устанавливать сэр Пим.
Маклаод бился над подключением. Шестерни, выточенные по расчетам Девлина, лопались, как орехи, не выдерживая нагрузки при пробных запусках. Материал древнего вала был прочнее любой известной стали. В конце концов, Маклауд нашел выход, предложив не передавать усилие напрямую, а использовать систему гидравлических муфт, что было диковинной и новаторской идеей для того времени.
Девлин тем временем изучал другие находки. Странные приборы, похожие на штурвалы и экраны, пучки прозрачных волокон, проводивших свет, как позже выяснилось, и обломки интерьеров, говорящие о невероятном, пугающем уровне комфорта и автоматизации.
Они были первопроходцами, шагающими впотьмах по лабиринту чужого технологического рая. И с каждым днем их охватывал все больший трепет и все большая уверенность в том, что человечество — не первая и, возможно, не последняя цивилизация на этой планете.
Глава 3. Спектакль на воде
Октябрь 1857 года. Спуск на воду.
На верфь съехались сливки лондонского общества, пресса, иностранные гости и высшие чины Адмиралтейства. Гигантский брезентовый шатер был сдернут, и взорам публики предстал «Левиафан». Он был прекрасен и чудовищен одновременно. Его стремительные, непостижимо гладкие обводы контрастировали с неуклюжими коробами гребных колес по бортам. Он выглядел как ястреб, к лапам которого привязали грубые тележные колеса.
Пим, Маклауд и Девлин стояли поодаль, наблюдая за церемонией. На их лицах не было торжества. Был лишь леденящий ужас от предстоящего испытания.
— Гидравлические муфты держат? — тихо спросил Пим, не отрывая взгляда от корабля.
— Держат, — хрипло ответил Маклауд. — Но я не уверен, что выдержит наш пар. Чтобы раскрутить тот винт, нужна бешеная мощность. Машины могут не потянуть.
— Потянут, — сказал Девлин, больше пытаясь убедить себя. — Расчеты верны. На seventy percent мощности мы должны достичь двадцати узлов.
Разбилась бутылка шампанского о форштевень. Раздались торжественные крики. Левиафан, с скрежетом и грохотом задвигался по стапелю и тяжело, величаво, вошел в воду Темзы. Испытание прошло успешно. Корабль сидел в воде идеально, как будто он всегда был ее частью.
Настал день ходовых испытаний. В море, вдали от любопытных глаз. На борту были только команда триумвирата, кочегары и машинисты.
Сначала все шло по плану. Запустили паровые машины. Гребные колеса забурлили воду, и «Левиафан» медленно, неохотно тронулся с места.
— Скорость пять узлов, — доложил матрос на лаге.
— Включаем муфту привода на винт, — скомандовал Пим.
Маклаод personally взялся за рычаг гидравлической системы. Раздался скрежет, лязг, и корпус корабля содрогнулся. Стрелки манометров на паровых машинах рванулись в красную зону.
— Давление падает! — закричал кочегар. — Мы не успеваем!
«Левиафан» будто ожил. Он вздрогнул и рванулся вперед с такой силой, что все на палубе попадали. Гребные колеса, не рассчитанные на такую скорость, замерли, а потом их лопасти began to break с душераздирающим треском. Корабль шел только на винте. Дым из труб повалил черный, густой — машины работали на износ.
— Двадцать узлов! Двадцать пять! Тридцать! — закричал Девлин, глядя на лаг, который он сам сконструировал для этих испытаний.
Они неслись по волнам, как призрак. Корабль почти не оставлял кильватерной струи, его нос чуть приподнялся, и он летел, рассекая воду с нечеловеческой легкостью. Это была не скорость. Это была магия.
И тут раздался оглушительный удар из глубины корпуса. Последовал взрыв пара. Одна из паровых машин, не выдержав нагрузки, взорвалась. Сигнальные колокола забили в набат. «Левиафан», словно раненый зверь, сбавил ход и замер, окутанный клубами пара.
Но они успели. Они увидели. Они достигли скорости, которая была немыслима для любого другого судна того времени.
Эпилог
Запись из дневника сэра Джонатана Пима, сделанная за неделю до его смерти в 1872 году.
«…Они списали взрыв на конструктивные просчеты. «Левиафан» отбуксировали обратно, колеса починили, а привод на винт демонтировали по приказу Адмиралтейства. Теперь он плавает как обычный, хоть и очень быстрый, колёсный пароход. Его истинный потенциал навсегда скрыт под стальной оболочкой.
Иногда я захожу в его машинное отделение и смотрю на массивную заглушку на месте вала, уходящего в тайные недра. Я кладу на нее руку и чувствую едва заметную, ни на что не похожую вибрацию. Словно спящее сердце там, внизу, все еще ждет своего часа. Ждет команды, которую мы так и не смогли дать.
Мы прикоснулись к будущему, Иэн, Чарльз и я. Мы попытались надеть на него смирительную рубашку пара и угля. И у нас почти получилось. Мы доказали, что наследие иного времени, иной цивилизации, можно приручить. Ненадолго. Ценой невероятных усилий.
Что это было? Кто построил этот корабль? Куда исчезли его создатели? Мы никогда не узнаем. Но я уверен в одном: история, которую мы знаем — это лишь тонкий слой краски на корпусе, скрывающем бездны тайн. Истина где-то там, под наслоениями веков, и она ждет, когда ее откопает новый землечерпальный ковш или любопытный ум.
А может, она сама однажды решит напомнить о себе. И тогда наш уютный, предсказуемый мир столкнется с чем-то, что заставит его усомниться в самом себе. Как когда-то усомнились мы, трое сумасшедших инженеров, нашедших ящера в глиняной могиле на берегу Темзы».
Заметка автора: История «Левиафана» — художественный вымысел, построенный на реальных загадках, окружающих некоторые корабли XIX века. Но разве это не заставляет задуматься? Технический прогресс иногда действительно совершает необъяснимые скачки. А что, если причиной некоторых из них были именно такие «находки»? История, как и океан, хранит свои глубинные тайны. И, возможно, наше прошлое гораздо интереснее, чем кажется на первый взгляд.