Марина окинула веранду последним, придирчивым взглядом. Всё было идеально. Даже лучше, чем она представляла себе в самых смелых мечтах, когда три месяца назад, тайком от мужа, затеяла эту перестройку. Старая, продуваемая всеми ветрами терраса, где годами складировался дачный хлам, превратилась в уютное, почти сказочное гнездо. Панорамные окна в пол отражали рдеющий закат и верхушки сосен, мягкий диван с горой подушек манил присесть, а в углу потрескивал дровами новенький камин-имитатор, создавая полную иллюзию настоящего огня.
Она провела рукой по гладкой поверхности дубового стола. Два бокала на тонких ножках отбрасывали на белоснежную скатерть дрожащие рубиновые блики от налитого в них вина. В центре стола, в хрустальной вазе, стоял букет её любимых пионов — нежных, с тугими, обещающими раскрыться бутонами. Их тонкий, сладковатый аромат смешивался с запахом дерева и горячих лепёшек с сыром, которые она только что достала из духовки.
Тридцать пять лет. Сегодня исполнялось ровно тридцать пять лет с того дня, как они с Виктором стали мужем и женой. Дата казалась ей неправдоподобной, огромной. Целая жизнь. Жизнь, в которой было всё: и безумная юношеская любовь, и трудности девяностых, и радость от рождения сына, и тревоги за него, и тихие, спокойные годы, когда быт устоялся и, казалось, ничто уже не могло нарушить их размеренного течения.
Виктор ничего не знал. Он думал, что она просто заказала «косметический ремонт» — подновить краску да заменить пару сгнивших досок. Он вообще в последние годы мало вникал в дачные дела, отмахиваясь: «Делай как знаешь, Мариша, ты у меня хозяйка». А она знала. Она хотела вернуть в их отношения что-то давно ушедшее, какую-то искру, романтику, которая стёрлась под грузом лет и привычек. Этот ужин, здесь, в их обновлённом уголке, должен был стать не просто празднованием годовщины. Он должен был стать новым началом.
Она поправила на себе шёлковое платье цвета морской волны, которое не надевала уже лет пять, и улыбнулась своему отражению в тёмном стекле. Нет, она ещё очень даже ничего. Конечно, морщинки у глаз стали глубже, а в волосах, несмотря на старания парикмахера, пробивалась упрямая седина. Но взгляд… Взгляд сегодня был как у той двадцатилетней девчонки, которая без памяти влюбилась в серьёзного, немногословного курсанта Виктора.
Со стороны соседнего участка донёсся знакомый скрип калитки. Марина поморщилась. Раиса. Ну конечно, кто же ещё. Не могла она не сунуть свой любопытный нос. Соседка появилась у невысокого заборчика из штакетника, разделявшего их участки, и привычно сложила на него свои полные, обтянутые цветастым халатом руки.
— Маринка, привет! А я смотрю, у тебя свет горит, дымок вьётся. Думаю, дай загляну, — пропела она своим приторно-сладким голосом, который у Марины всегда вызывал неприятные мурашки. — Ой, а что это у тебя тут за красота? Неужто веранду закончили?
Марина подошла к окну, не собираясь выходить на улицу. Настроение моментально начало портиться. — Закончили, Рая. Вот, решила сегодня опробовать. — Ой, как шикарно! Прям как в журналах заграничных! — Раиса вытягивала шею, пытаясь получше разглядеть убранство. Её маленькие, глубоко посаженные глазки так и бегали по сторонам, оценивая, запоминая, чтобы потом было что обсудить с другими соседками. — А ты чего это одна? Виктору своему стол накрыла? Праздник какой?
Марина вздохнула. Скрывать было бесполезно — всё равно разнесёт по всему посёлку. — Годовщина у нас сегодня, Рая. Тридцать пять лет. — Ого! — искренне или притворно ахнула Раиса. — Вот это дата! Поздравляю, Мариночка, поздравляю! Великое дело — столько лет вместе прожить. Не то что некоторые… — Она многозначительно поджала губы. — А Виктор-то твой где? Неужто опаздывает на такой праздник?
В её голосе проскользнули нотки, которые Марина научилась распознавать безошибочно. Это была не просто праздная болтовня. Раиса явно к чему-то вела. — Он с работы едет. Задержался немного, пробки, — сухо ответила Марина, бросив взгляд на часы. Виктор и правда уже должен был приехать. — А-а-а, с работы… — протянула Раиса, и в этом простом «а-а-а» было столько яда и скрытого смысла, что у Марины неприятно засосало под ложечкой. — Работа — это дело святое. Особенно когда работа такая… ответственная. Он ведь у тебя всё в том же своём НИИ? Начальником сидит?
— Сидит, — коротко бросила Марина. Ей до смерти не хотелось продолжать этот разговор. Хотелось захлопнуть окно, задёрнуть шторы и сделать вид, что никакой Раисы не существует. — Ну да, ну да… — соседка сделала паузу, явно наслаждаясь эффектом. — Я почему спрашиваю-то… Видела я его сегодня в городе. Совершенно случайно. На Ленинском проспекте. Я как раз из поликлиники шла.
Сердце Марины пропустило удар. НИИ Виктора находился на другом конце Москвы. — На Ленинском? Ты, наверное, ошиблась, Рая. Что ему там делать? — Ой, нет, Мариночка, как я могу ошибиться! — Раиса даже всплеснула руками. — Виктора твоего я из тысячи узнаю. Он из машины выходил. Такая… блестящая, чёрная. Иномарка. Я в машинах-то не разбираюсь, но видно, что дорогая. У него разве такая?
— У него «Камри», тоже чёрная, — машинально ответила Марина, чувствуя, как холодеют пальцы. — Может, и «Камри», не знаю. Но только выходил он не один, — с расстановкой, смакуя каждое слово, произнесла Раиса. — С ним девушка была. Молоденькая совсем. Блондиночка такая, худющая, в пальтишке коротком, ножки как спички. Он ей так галантно дверцу открыл, ручку подал… А потом они под ручку пошли в сторону нового жилого комплекса. «Аквамарин» который. Говорят, там квартиры — миллионы и миллионы стоят.
Тишина, повисшая над участком, звенела. Слышно было, как потрескивают дрова в камине и как где-то далеко лает собака. Марина смотрела на довольное, раскрасневшееся от собственной значимости лицо Раисы и чувствовала, как земля уходит у неё из-под ног. Картина, нарисованная соседкой, была такой яркой, такой злой и убедительной, что не поверить было невозможно. — Ты врёшь, — тихо, но твёрдо сказала Марина. — Да что ты, Маринка, зачем мне врать? — Раиса даже обиделась. — Я ж по-соседски, по-дружески. Предупредить хотела. Мужики-то они знаешь какие… Седина в бороду — бес в ребро. Мой-то, царство ему небесное, тоже под конец жизни чудить начал. Думаешь, я не знаю? А твой-то Виктор — мужик видный, при должности, при деньгах. На таких молоденькие хищницы так и кидаются.
Марина молчала. Она больше не смотрела на соседку. Её взгляд был прикован к столу, к двум бокалам, к нежному букету пионов. Весь её идеальный мир, который она с такой любовью строила этим вечером, рушился на глазах, погребая её под своими обломками. Каждое слово Раисы было как удар молотка по тонкому стеклу её счастья.
— Ты бы присмотрелась к нему, Мариночка, — не унималась Раиса, входя в раж. — Они ведь сначала шифруются, а потом… раз! — и нет ни мужа, ни денег. А квартирка-то в этом «Аквамарине» — это ж целое состояние! Откуда у простого начальника отдела такие деньжищи, а? Вот то-то и оно…
В этот момент послышался шум подъезжающей машины. Фары высветили ворота. Приехал. — Ой, твой приехал! — засуетилась Раиса. — Ну, я пошла, не буду вам мешать. Празднуйте! — Она подмигнула и, довольная произведённым эффектом, засеменила к своей калитке.
Марина осталась стоять у окна, как окаменевшая. Она слышала, как хлопнула дверца машины, как скрипнули ворота, как шаги мужа зашуршали по гравийной дорожке. Он сейчас войдёт, увидит всю эту красоту, и она должна будет улыбаться. Улыбаться, когда внутри у неё всё кричало от боли и обиды. Сюрприз был безнадёжно испорчен. Но это было только начало. Теперь ей казалось, что вся её жизнь, все тридцать пять лет — это один большой, жестокий обман.
Виктор вошёл на веранду, стряхивая с плаща невидимые пылинки, и замер на пороге. — Ого! — выдохнул он. — Вот это да, Мариша… Это ты… всё это ты? Он с неподдельным восхищением оглядывал веранду, камин, накрытый стол. В его глазах было удивление и что-то ещё… Радость? Благодарность? Марина уже не могла понять. Она смотрела на него совсем другими глазами. — С годовщиной, Витя, — сказала она ровным, бесцветным голосом.
Он подошёл, протянул ей немного помятый букет алых роз. — И тебя, родная. Прости, что опоздал, на работе завал, потом пробки… Ты у меня просто волшебница! Такую красоту сотворила! Он попытался её обнять, поцеловать, но она инстинктивно отстранилась. — Что-то случилось? — он сразу почувствовал её холод. — Ты какая-то… не такая.
Марина усмехнулась, и усмешка эта получилась кривой и жалкой. — Не такая? А какой я должна быть, Виктор? Радостной? Счастливой? — Ну… да. У нас же праздник. Ты такой сюрприз устроила. Он всё ещё не понимал. Смотрел на неё своим привычным, хозяйским взглядом, в котором она вдруг увидела не любовь и заботу, а снисходительность и превосходство.
— А у тебя для меня есть сюрпризы, Витя? — спросила она, глядя ему прямо в глаза. — В смысле? — он нахмурился. — Я вот, цветы купил… — Цветы — это не сюрприз. Это вежливость. Я говорю о настоящих сюрпризах. Например, о квартире в жилом комплексе «Аквамарин». Для молоденькой блондинки.
Лицо Виктора изменилось. Оно не побледнело, не покраснело. Оно стало непроницаемым, как маска. Взгляд сделался жёстким, колючим. — Ты что несёшь? Какая ещё блондинка? Какая квартира? Тебе Раиска напела, что ли? Я видел её рожу в окне, когда подъезжал. Его реакция была слишком быстрой. Слишком правильной. Он не удивился, не растерялся. Он сразу перешёл в нападение.
— А если и Раиска? — голос Марины задрожал, но она старалась держать себя в руках. — Это что-то меняет? Ты был сегодня на Ленинском проспекте? — Допустим, был, — вызывающе ответил он, снимая плащ и небрежно бросая его на стул. — У меня там деловая встреча была. По работе. — Деловая встреча с худенькой блондинкой, которую ты под ручку ведёшь к элитному дому? — Марина, прекрати этот цирк! — он повысил голос. — Ты что, с ума сошла? Верить этой старой сплетнице! Она же завидует нам всю жизнь! Её муженёк спился и помер, а у нас — дом полная чаша! Вот она и бесится!
Он говорил громко, убедительно, втаптывая в грязь и соседку, и сами подозрения. Старый, проверенный приём. Сделать виноватой её. Выставить её ревнивой дурой, которая слушает бабские сплетни. Сколько раз это уже срабатывало? Но не сегодня. — Дело не в Раисе, Витя. Дело в тебе. Ты врёшь. «Я это чувствую», —тихо сказала она. — Что ты там чувствуешь? — он рассмеялся, но смех получился злым, нервным. — Ты накрыла на стол, налила вина и уже начувствовала себе невесть что! Лучше бы поели, отпраздновали по-человечески, чем слушать всякий бред!
Он подошёл к столу, взял кусок горячей лепёшки, откусил. — М-м-м, вкусно. Ты, как всегда, на высоте, — сказал он с набитым ртом, пытаясь свести всё к бытовой, привычной сцене. Но Марина не поддавалась. — Я не хочу есть. Я хочу знать правду. — Правду? — он прожевал, отпил вина прямо из бокала. — Правда в том, что у меня есть жена-параноик, которая испортила нам обоим праздник. Вот и вся правда! Ты довольна?
Он смотрел на неё с вызовом. В его глазах плескалось раздражение. Не было ни вины, ни раскаяния. Только злость от того, что её, Марину, посмели настроить против него, что она посмела усомниться. Что она нарушила правила их игры, по которым он всегда был прав. — Это я испортила? — в груди у Марины поднялась горячая волна гнева, смывая страх и обиду. — Это я, значит, виновата, что ты годами врёшь мне в глаза? Что у тебя другая жизнь, о которой я ничего не знаю? Что ты покупаешь любовницам квартиры, а мне привозишь веник роз в знак благодарности за тридцать пять лет рабства?!
Последние слова она почти выкрикнула. Бокалы на столе тихо звякнули. Виктор побагровел. — Ты что себе позволяешь? Какое рабство? Ты всю жизнь не работала, сидела у меня на шее! Я пахал как проклятый, чтобы у тебя всё было — и эта дача, и квартира, и шмотки твои! А ты меня в чём упрекаешь?
Это был удар ниже пояса. Да, она не работала с тех пор, как родился Андрей. Так они решили вместе. Чтобы у сына была мать, а в доме — уют. Она не сидела сложа руки. Она была дизайнером их квартиры, прорабом на стройке этой дачи, садовником, поваром, психологом, жилеткой, в которую можно поплакаться. Она была тылом. А теперь оказалось, что она просто сидела на шее.
— Я не работала, потому что воспитывала твоего сына! — её голос сорвался. — Потому что создавала уют, в который тебе хотелось возвращаться! Или уже не хотелось? Уже тогда не хотелось, Витя? Когда это началось? Пять лет назад? Десять? — Прекрати истерику! — рявкнул он. — Нет у меня никого! А если бы и была — с такой женой, как ты, не мудрено! Вечно недовольная, вечно пилишь!
Он схватил свой плащ, направился к выходу. — Куда ты? — крикнула она ему в спину. — Подальше от тебя! Поеду в город! Надоело! — Конечно, поезжай! — выкрикнула она, уже не сдерживая слёз. — Она, наверное, уже заждалась! Ждёт, когда ты приедешь праздновать годовщину с ней!
Дверь за ним хлопнула так, что зазвенели стёкла в окнах. Марина осталась одна посреди своей разрушенной мечты. Нарядная, в красивом платье, перед столом, сервированным для двоих. Электрический камин продолжал уютно потрескивать. Пионы в вазе, казалось, насмехались над ней своей нежной, чистой красотой.
Она села на диван, но не заплакала. Слёзы кончились. Внутри была звенящая, холодная пустота. Она медленно, как во сне, взяла свой бокал с вином, поднесла к губам. Терпкая, холодная жидкость обожгла горло. Она пила за тридцать пять лет лжи. За своё разрушенное счастье. За своё горькое прозрение.
Вечер медленно перетекал в ночь. Марина не зажигала больше света. Она сидела в темноте, глядя на искусственные языки пламени в камине, и думала. Мысли, обрывочные, злые, кружились в голове, как стая ворон. Вспоминались какие-то мелочи, на которые она раньше не обращала внимания: его частые «задержки на работе», внезапные «командировки» на один день, его раздражение, когда она брала в руки его телефон. Он стал очень осторожен с телефоном в последний год. И с деньгами. Он всегда был прижимист, но в последнее время это стало почти маниакальным. Он отчитывал её за каждую лишнюю трату, жаловался на нехватку денег, на кризис. А сам… покупал квартиры.
Сколько она просидела так, она не знала. Час, два, вечность. Виктор не возвращался. И не звонил. Наверное, это было к лучшему. Говорить с ним она больше не хотела. Да и не о чем было.
Уже далеко за полночь она встала. Ноги затекли и плохо слушались. Нужно было что-то делать. Убрать со стола. Потушить камин. Лечь спать. Жить дальше. Но как?
Она вышла на крыльцо. Ночь была прохладной и звёздной. Воздух пах сосновой хвоей и влажной землёй. Она глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться. Взгляд её скользнул по участку и остановился на старом, вросшем в землю металлическом гараже в дальнем углу. Эту уродливую коробку Виктор почему-то отказался сносить, когда они строили новый дом. Говорил, что ему нужен «мужской угол», где он сможет хранить инструменты и ковыряться с машиной.
Машина стояла у ворот. Значит, в гараже его не было. Но что-то в его поведении, связанное с этим гаражом, вдруг всплыло в её памяти. Он всегда запирал его на два замка. Никогда не разрешал ей туда заходить, говорил, что там беспорядок и она может пораниться. Иногда, даже поздно вечером, он уходил туда, и она слышала оттуда какой-то тихий, монотонный стук или скрежет. «Полочки прибиваю», — бросал он небрежно, если она спрашивала.
Раньше она не придавала этому значения. У каждого должны быть свои маленькие секреты, свой личный угол. Но сейчас, в свете открывшейся правды, эта его таинственность приобретала совсем другой, зловещий оттенок. Что он мог там прятать?
Внезапная, почти безумная мысль обожгла её. А что, если он вернулся? Не в дом, а именно туда, в своё убежище? Что, если он сейчас там?
Подчиняясь внезапному порыву, Марина накинула на плечи плед, сунула ноги в резиновые сапоги и, стараясь не шуметь, пошла по мокрой от росы траве к дальнему концу участка. Она не знала, что хочет там увидеть. Может быть, она просто хотела убедиться, что его там нет. Что она одна.
Подойдя ближе, она замерла. Из-под щели внизу ворот гаража пробивалась тонкая полоска света. А ещё она услышала звук. Тихий, едва различимый щелчок, потом ещё один. И ещё. Словно кто-то медленно, очень осторожно поворачивал диск кодового замка.
Сердце заколотилось где-то в горле. Она подкралась к стене гаража, нашла небольшую щель между криво прибитыми досками и заглянула внутрь.
Виктор был там. Он не заметил её. Он стоял на коленях на пыльном бетонном полу спиной к ней. Но он был не один. Перед ним, в свете тусклой лампочки, стоял не верстак с инструментами и не полки с хламом. Перед ним стоял массивный, тёмно-зелёный сейф, которого она никогда в жизни не видела. Руки Виктора медленно и уверенно вращали блестящую рукоятку кодового замка.
В его сосредоточенной позе было что-то ритуальное, почти интимное. Он не просто открывал замок. Он общался со своей главной тайной.
В этот момент Марина поняла. Предательство было не просто в другой женщине. Оно было гораздо глубже, страшнее и расчётливее. Оно было там, в этом холодном железном ящике. Всё, что он скрывал от неё годами — его настоящая жизнь, его настоящие цели и его настоящие ценности, — хранилось за этой стальной дверцей. И она вдруг отчётливо осознала, что то, что она сейчас увидела, перевернуло не просто один праздничный вечер. Это перевернуло всю её жизнь.