Семён проснулся от того, что кто-то держал его за руку. Пальцы были холодными, неживыми. Он попытался открыть глаза, но веки словно налились свинцом. Где-то рядом пищала аппаратура, пахло лекарствами и ещё чем-то приторно-сладким — наверное, цветами. Больница. Точно больница.
— Очнулся, — голос Жанны звучал странно. Не радостно, не испуганно. Просто констатация факта. Как будто она сообщала, что закончился дождь или подорожал хлеб.
Семён с трудом разлепил веки. Жена сидела на стуле возле кровати, держала его ладонь в своих руках, но смотрела в окно. За стеклом темнело. Сколько же он пролежал без сознания?
Память возвращалась обрывками. Дорога под Воронежем. Дождь начался внезапно, стеной. Фура впереди резко затормозила, он попытался уйти в сторону, но прицеп понесло. Дальше — провал.
— Долго я? — голос не слушался, хрипел.
— Три недели. — Жанна наконец посмотрела на него. В глазах что-то мелькнуло и пропало. — Врачи говорили, шансов мало. Перелом основания черепа, внутреннее кровотечение. Думали, не выкарабкаешься.
Она говорила это спокойно, будто обсуждала покупки домой. Семён списал всё на шок. Наверное, она так пережила, бедная. Он слабо сжал её пальцы.
— Прости, что так вышло.
— Ты не виноват. — Жанна высвободила руку, поправила одеяло. — Отдыхай. Я схожу, врача позову.
Она вышла, и Семён закрыл глаза. Голова гудела. Три недели в коме — это не шутки. Хорошо хоть живой. Сколько раз за пятнадцать лет за рулём видел аварии похуже, где люди не выживали. А он вот лежит, дышит. Повезло.
Следующие дни сливались в одну серую полосу. Капельницы, уколы, процедуры. Жанна приходила каждый день, приносила домашнюю еду — больничную Семён есть не мог, тошнило. Сидела рядом, листала журналы, иногда что-то рассказывала про дом, про соседей. Но чаще молчала.
— Ты какая-то не такая, — сказал он как-то. — Случилось что?
— Устала просто. — Жанна отложила журнал. — Три недели не знала, очнёшься или нет. По больницам моталась, с врачами разговаривала. Страховая компания ещё проблемы создавала, не хотели платить.
— Заплатили хоть?
— Кое-что перевели. На лечение хватило.
Семён кивнул. После таких аварий многие остаются инвалидами. А он уже ходить начал, пусть и с палочкой пока. Через месяц-другой вернётся за руль. Работа не пыльная — сел и поехал. Не на стройке же вкалывать.
Выписали его через две недели. Жанна встретила у больничных ворот, поймала такси. Дома всё было как обычно — чисто, аккуратно. Только запах какой-то чужой. Не то чтобы неприятный, просто другой. Семён принюхался — вроде мужской одеколон. Странно.
— У нас кто-то был? — спросил он, опускаясь на диван.
Жанна замерла у шкафа, где раскладывала его вещи.
— Сантехник приходил. Кран на кухне потёк, пока тебя не было.
Логично. Семён откинулся на подушки. Надо же, как ослаб. Раньше мог сутками за рулём сидеть, а сейчас от получаса в такси голова кружится.
Дни потянулись однообразно. Семён восстанавливался, делал упражнения, которые прописал врач. Жанна уходила на работу — она бухгалтером в небольшой фирме трудилась. Вечерами они ужинали вместе, смотрели телевизор. Как раньше, только что-то изменилось. Жанна стала отстранённой, холодной. На расспросы отвечала, что устаёт на работе, что начальство достало.
Однажды Семён спустился во двор — врач велел больше гулять. На лавочке у подъезда сидела соседка, Валентина Петровна. Старушка лет семидесяти, вечно всё про всех знала.
— Семён! Живой! — всплеснула она руками. — А я уж думала, помрёшь. Жанна-то твоя места себе не находила.
— Да вроде обошлось, — Семён присел рядом.
— Обошлось, говоришь? — Валентина Петровна странно посмотрела на него. — Ну-ну. Оно и к лучшему, наверное. Хотя тот мужчина, что к ней ходил... Родственник, наверное? Помогал, пока ты болел?
Семён похолодел.
— Какой мужчина?
— Да такой... представительный. На иномарке приезжал. Я думала, брат её или там двоюродный кто. Часто бывал, ночевал даже. Жанна говорила, помогает ей с документами по страховке.
Старушка ещё что-то говорила, но Семён не слушал. В голове стучало. Ночевал. Часто бывал. Пока он умирал в больнице, в его квартире, в его постели...
— Спасибо, Валентина Петровна, — он встал. — Пойду я.
Дома Жанны не было. Семён сел за компьютер, открыл её страницу в соцсети. Она не выходила из аккаунта — пароли у них общие были, доверяли друг другу. Или он доверял.
Переписка с каким-то Романом. Фотография — мужчина лет тридцати пяти, холёный, в дорогом костюме. Сообщения... Семён читал, и тошнота подкатывала к горлу. Не от последствий травмы — от того, что видел на экране.
«Когда он уже сдохнет?» — писала Жанна две недели назад.
«Потерпи, милая. Врачи говорят, шансов мало», — отвечал Роман.
«Надоело ждать. Хочу, чтобы всё закончилось. Квартира останется мне, он завещание не писал. Продам, купим домик за городом».
«Скоро, любимая. Скоро мы будем вместе».
А потом, после того как он очнулся: «Придётся подождать. Может, в следующий раз повезёт больше».
Семён закрыл ноутбук. Руки дрожали. Пятнадцать лет вместе. Он пахал как проклятый, чтобы у неё всё было. Квартиру эту купил, ремонт сделал. А она... ждала его смерти.
Входная дверь щёлкнула. Жанна вернулась с работы. Семён сидел в кресле, смотрел в темное окно.