Марина бежала по тропинке. Светила луна — полная, холодная, безжалостная, как взгляд судьи, наблюдающего за последними минутами приговорённого. Тропинка извивалась между соснами, чьи тени, вытянутые и зловещие, словно пальцы мертвецов, тянулись к ней с обеих сторон. Ветер шелестел хвоей, но не успокаивал — напротив, каждый шорох казался Марине шагом, каждое поскрипывание ветки — предупреждением.
До дома осталось недалеко. Всего полкилометра — через лес, мимо старого колодца, потом вдоль заброшенной теплицы, и вот он, родной двухэтажный домик с красной крышей и жёлтыми занавесками в окнах. Там её ждала горячая ванна, чашка какао и мама, которая, наверняка, уже злилась, что дочь задержалась после репетиции школьного спектакля.
Но сейчас Марина не думала о какао. Она думала только о том, чтобы бежать. Быстрее. Быстрее. Не оглядываться.
Потому что *что-то* шло за ней.
Она не видела его. Не слышала чётких шагов. Но чувствовала — кожа на затылке горела, будто кто-то дышал ей в шею. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Ноги подкашивались, но она заставляла себя двигаться. Вперед. Только вперед.
Как вдруг — *хруст*.
Она резко остановилась. Звук был слишком близко. Слишком человеческий. Слишком намеренный.
Марина медленно обернулась.
За ней никого не было.
Только лес. Только луна. Только тени.
Но… между двумя соснами, в пятне лунного света, лежало *что-то*. Белое. Длинное. Похожее на… платье?
Она зажмурилась. Потом снова открыла глаза.
Платье исчезло.
— Это игра теней, — прошептала она себе. — Всё нормально. Я просто устала. Перенервничала. Всё будет хорошо.
Она снова побежала.
Но теперь бежала не просто от страха — бежала от *предчувствия*. От ощущения, что что-то изменилось. Что мир вокруг неё стал чужим. Что тропинка, по которой она ходила тысячу раз, вдруг превратилась в ловушку.
***
Десять минут назад всё было иначе.
Марина стояла у школьных ворот, попрощавшись с подругами. Они звали её с собой в кафе, но она отказалась — мама строго-настрого запретила возвращаться домой позже девяти. Особенно через лес.Можно было пройти через мельницу но это гораздо дальше.
— Ты что, боишься Белой Девушки? — засмеялась Лена, закутываясь в шарф. — Её же сто лет никто не видел!
— Не смешно, — ответила Марина, но улыбнулась. — Я просто обещала маме.
— Ну, тогда беги, принцесса, — подмигнула Аня. — И если увидишь кого-то в белом — кричи громче!
Они рассмеялись и ушли, оставив Марину одну.
Она постояла ещё секунду, наслаждаясь вечерней прохладой, запахом осенних листьев и свободой. Потом надела наушники, включила плейлист с любимой музыкой и шагнула на тропинку.
Первые пять минут она шла спокойно. Даже напевала. Луна светила ярко, дорога была знакомой, а музыка заглушала любые посторонние звуки.
Но потом…
Потом музыка начала *искажаться*.
Сначала Марина подумала, что это глюк в наушниках — басы стали тяжёлыми, как шаги, а мелодия — медленной, протяжной, почти похоронной. Она сняла один наушник — и услышала, как ветер шепчет что-то на языке, которого не понимала.
Она снова надела наушник. Музыка исчезла. Вместо неё — тишина. Абсолютная. Глухая. Как в вакууме.
Марина остановилась. Проверила телефон. Плейлист всё ещё играл. Но звука не было.
Она выключила музыку. Попыталась позвонить маме — «Нет сети».
— Чёрт, — пробормотала она, ускоряя шаг.
И тут почувствовала — *на неё смотрят*.
Не со стороны деревьев. Не с неба. А *с тропинки*. С того места, куда она только что ступила.
Она обернулась.
Ничего.
Но когда снова пошла — за спиной раздался *шорох*. Тихий. Медленный. Как будто кто-то ползёт по земле.
Марина побежала.
***
Теперь она снова остановилась. Дышала тяжело, руки дрожали. До дома — рукой подать. Уже виден забор. Уже слышен лай соседской собаки — знакомый, ободряющий.
Но… почему собака лает *так*?
Не радостно. Не предупреждающе. А *в панике*. Как будто видит нечто, от чего шерсть встаёт дыбом.
Марина сделала шаг вперёд — и вдруг *всё изменилось*.
Луна стала ярче — настолько, что стало больно смотреть. Тропинка — уже не земляная, а выложенная серыми плитами, как в старинном парке. Воздух — густым, вязким, как вода. И тишина… тишина стала *живой*. Она дышала. Шевелилась. Ждала.
— Что… происходит? — прошептала Марина.
И тут она увидела *её*.
На тропинке, в двадцати метрах впереди, стояла девушка.
В белом платье до пят. С длинными, до пояса, волосами, развевающимися без ветра. С лицом, скрытым тенью.
Марина замерла. Не могла пошевелиться. Не могла кричать. Не могла дышать.
Девушка не двигалась. Не приближалась. Просто стояла. И *смотрела*.
— Кто ты? — выдавила из себя Марина.
Девушка не ответила. Но её платье… *оно начало меняться*. Сначала появились пятна — тёмные, как кровь. Потом — рваные дыры. Потом — следы от пальцев, впившихся в ткань. А потом… платье *зашевелилось*. Как будто под ним что-то живое. Что-то, что пыталось вырваться.
— Нет… — прошептала Марина, пятясь назад.
И в этот момент девушка *подняла руку*.
Не для приветствия. Не для угрозы. А… *для приглашения*.
Пальцы её были длинными. Бледными. Слишком бледными. Когтистыми.
— Иди, — прошелестел голос. Не изо рта. Не из воздуха. Из *земли*. Из *деревьев*. Из *луны*. — Иди ко мне, Марина.
— Откуда ты знаешь моё имя?! — закричала она, разворачиваясь, чтобы бежать обратно.
Но тропинка позади… *исчезла*.
Там, где секунду назад был лес, теперь стояла стена. Высокая. Чёрная. Из сплетённых веток, шипов и… *волос*. Да, волос. Длинных, женских, запутанных, как провода, как лианы, как верёвки, на которых когда-то… *висели*.
— Это не может быть реально, — плакала Марина, хватаясь за голову. — Я сплю. Я сплю! Проснись, проснись, проснись!
— Ты не спишь, — снова прошелестел голос. — Ты *вернулась*.
— Я… я никогда здесь не была!
— Была. Давно. Очень давно.
И тут Марина *вспомнила*.
Не всё. Не сразу. Но… *образы*.
Лето. Та же тропинка. Она маленькая — лет пяти. Идёт с мамой за грибами. Мама смеётся. Поёт. Вдруг говорит: «Подожди меня здесь, я быстро». Уходит в чащу. Марина ждёт. Пять минут. Десять. Плачет. Зовёт. Никто не отвечает.
Потом… *рука* на её плече.
Холодная.
Она оборачивается — и видит *её*. Ту же девушку в белом. Та улыбается. Говорит: «Пойдём со мной. Я покажу тебе, где мама».
Марина идёт. Через лес. Через болото. Через… *дверь*, которой не должно быть в лесу. Дверь из чёрного дерева с серебряной ручкой.
За дверью — *другой мир*. Серый. Тихий. Без солнца. Без птиц. Без мамы.
Там девушка в белом сажает её на стул. Даёт куклу. Говорит: «Жди. Скоро».
Но «скоро» не наступает. Проходит день. Неделя. Месяц? Год?
Марина не знает. Там нет времени.
Там есть только *она*. И *они* — тени, что шепчут за стенами. Тени, что плачут ночами. Тени, что когда-то тоже были девочками. И тоже шли по этой тропинке. И тоже *верили*.
Потом… *что-то* происходит. Мама находит её. Или… *забирает*? Марина не помнит. Помнит только крик. Свет. Боль. И… *пустоту*.
А потом — обычная жизнь. Школа. Подруги. Спектакли. Мама, которая боится леса. Которая никогда не расспрашивает о том дне. Которая просто… *обнимает* её крепче, когда они проходят мимо этой тропинки.
— Я… я была здесь, — прошептала Марина, глядя на девушку в белом. — Ты… ты забрала меня.
— Я *спасла* тебя, — ответила та. — От неё.
— От кого?
— От твоей матери.
— Что? Нет! Она меня любит!
— Она *отдала* тебя.
— Врёшь!
— Спроси её. Спроси, почему она никогда не говорит о том дне. Почему боится леса. Почему запрещает тебе гулять после заката. Почему… *плачет*, когда ты спишь.
Марина закрыла уши.
— Не хочу слушать!
— Ты должна. Потому что ты *вернулась*. И на этот раз… ты не уйдёшь.
Девушка в белом сделала шаг вперёд.
Платье её теперь было полностью в крови. Лицо оставалось в тени, но Марина *чувствовала* — оно улыбается.
— Ты моя, — прошептала она. — Как и все они.
И тут из земли вокруг Марины начали *прорастать руки*. Бледные. Худые. С обломанными ногтями. Они хватали её за лодыжки. За колени. За платье.
— НЕТ! — закричала Марина, вырываясь. — МАМА! МАМА, ПОМОГИ!
И вдруг — *лай*.
Резкий. Громкий. Яростный.
Соседская собака — огромный доберман — выскочил из-за забора и бросился к тропинке. Он не видел девушку в белом. Не видел рук. Но *чувствовал*. И бросился на то место, где стояла Марина — как будто защищая её от невидимой угрозы.
— Рекс! — крикнула Марина.
Девушка в белом *исказилась*. Впервые её лицо вышло из тени — и Марина увидела *пустоту*. Где должны быть глаза — две чёрные дыры. Где рот — разрез, из которого сочилась тьма.
— ТЫ НЕ УЙДЁШЬ! — завизжала она — голосом, от которого трескались деревья.
Но собака лаяла громче. Бросалась вперёд. Кусала воздух. И… *что-то* отступало.
Марина не раздумывала. Она *побежала*.
Через тропинку. Через забор. Через двор. К двери. К свету. К маме.
Она ворвалась в дом, захлопнула дверь, заперла все замки, упала на колени, рыдая.
— Мама! Мама, где ты?!
Из кухни выбежала женщина — в халате, с полотенцем в руках. Увидев дочь, побледнела.
— Маринка? Что случилось?!
— Она… она там! В лесу! В белом! Она говорит, что ты… что ты меня отдала! Это правда?! ПРАВДА?!
Мама замерла. Лицо её исказилось болью. Она опустилась на колени, обняла дочь.
— Прости… — прошептала она. — Прости, что не рассказала. Прости, что не защитила.
— Расскажи! Сейчас! — кричала Марина.
Мама глубоко вздохнула.
— Тогда… тебе было пять. Мы пошли за грибами. Я… я отвлеклась. Потеряла тебя из виду. Когда нашла — ты сидела на пеньке. Улыбалась. Говорила с кем-то. Я подбежала — а ты… ты *не узнала* меня. Ты сказала: «Эта женщина не моя мама». И… ты пошла за ней. В белом платье. Я бежала за вами. Кричала. Но вы… *исчезли*. Просто растворились в воздухе.
Я искала тебя три дня. Полиция. Волонтёры. Собаки. Ничего.
А потом… ты *появилась*. Посреди дороги. Одна. В мокром платье. Без обуви. И… ты *не помнила ничего*.
Врачи сказали — шок. Травма. Амнезия.
Но я… я *видела* её. Ту, в белом. Она стояла за окном твоей палаты. Смотрела. Улыбалась. И я поняла — она *вернётся*.
Поэтому я запретила тебе ходить в лес. Поэтому я боюсь каждых сумерек. Потому что знаю — она ждёт. Она *хочет* тебя обратно.
— Почему… почему ты не сказала?!
— Потому что боялась, что ты поверишь *ей*. Что уйдёшь *добровольно*. Что… потеряю тебя снова.
Марина смотрела на маму. Видела слёзы. Видела страх. Видела любовь.
— Я не уйду, — прошептала она. — Никогда.
В этот момент — *стук*.
Тихий. В окно.
Они обе обернулись.
За стеклом — *она*.
Девушка в белом. Лицо вплотную к стеклу. Чёрные дыры-глаза. Улыбка-разрез.
— Пора домой, — прошептала она — и стекло *потрескалось*.
— Быстро! — крикнула мама, хватая Марину за руку. — На чердак! Там… там есть дверь. Специальная. Я… я её подготовила.
Они бросились наверх. По лестнице. По скрипучим ступенькам. На чердак — заваленный коробками, старой мебелью, пылью.
Мама отодвинула шкаф — и за ним оказалась *дверь*. Маленькая. Деревянная. С медным замком и… *символами*, вырезанными по краям.
— Что это? — прошептала Марина.
— Дверь, которая ведёт *не туда*. — Мама вставила ключ. — Я нашла её в старых записях. Говорят, если закрыться за ней — тебя не найдут. Даже *она*.
— А ты?
— Я останусь. Отвлеку её.
— НЕТ! — Марина схватила маму за руку. — Мы пойдём вместе!
— Нет времени! — Мама распахнула дверь. За ней — не стена. Не чердак. А… *лес*. Тот же лес. Но другой. Тихий. Спокойный. Без луны. Без теней. — Беги! И не оглядывайся!
— Мама…
— Я люблю тебя! ВСЕГДА ЛЮБИЛА!
Она толкнула Марину в дверь — и захлопнула её за ней.
***
Марина упала на мягкую траву. Вдохнула воздух — чистый, без запаха гнили и страха. Вокруг — деревья, но они не шептали. Небо — без луны, но не пугало. Тишина — но не давила.
Она обернулась.
Двери не было.
Только дерево. Старое. С дуплом.
Она подошла — и увидела внутри… *куклу*. Ту самую, что дала ей девушка в белом. Грязную. С одним глазом. С вырванными волосами.
Марина взяла её. Прижала к груди.
— Я вернусь за тобой, мама, — прошептала она. — Обещаю.
И пошла по тропинке. Не той, по которой бежала раньше. А новой. Узкой. Светлой. Ведущей… *домой*.
Но в глубине души она знала — это не конец.
Потому что *она* всё ещё там. За дверью. За зеркалом. За луной.
И ждёт.
Ждёт, когда Марина *забудет*.
Ждёт, когда Марина *устанет*.
Ждёт, когда Марина *поверит*.
А пока… пока Марина будет бежать.
Бежать по тропинке.
Под луной.
Домой.
Всегда домой.