Тишина в доме Елены всегда была особенной, густой, как старый мёд. Она оседала на полированных поверхностях серванта, впитывалась в тяжёлые бархатные шторы, дремала на книжных полках. Игорь говорил, что это не тишина, а покой. Елена тридцать лет ему верила.
Вечер субботы был именно таким – покойным. Игорь, вернувшись из очередной командировки в Воронеж, устроился на диване с планшетом. Его крупное, обмякшее тело занимало почти всё пространство. Он что-то читал, и уголки его губ изредка подрагивали в едва заметной усмешке. Раньше Елена подошла бы, заглянула бы через плечо, спросила, что его так развеселило. Сейчас не подошла. Уже с полгода как не подходила.
Она решила навести порядок в его кабинете, маленькой комнатке с видом на заросший сиренью двор их тульского дома. Это было её ритуальное действие после его возвращений – разобрать чемодан, протереть пыль, создать иллюзию, что его временное отсутствие было лишь досадным недоразумением, и вот теперь всё снова на своих местах.
Стол из тёмного дуба, купленный ими ещё в девяностые на первую серьёзную зарплату Игоря, скрипнул, когда она выдвинула верхний ящик. Обычно там лежали старые квитанции, гарантийные талоны, какая-то канцелярская мелочь. Но сегодня, под стопкой пожелтевших счетов за свет, её пальцы наткнулись на плотный белый конверт формата А4. Без подписей. Тяжёлый.
Сердце сделало неуклюжий кульбит и замерло. Это было что-то чужеродное, неправильное. Как если бы в идеально выполотой грядке с морковью вдруг вырос ядовитый болиголов. Она медленно вытащила конверт. Руки слегка дрожали. Внутри прощупывались сложенные в несколько раз листы. Поколебавшись секунду, она вскрыла его. Аккуратный, почти хирургический разрез ногтем по клеевому шву.
«Предварительный договор купли-продажи».
Слова были напечатаны жирным шрифтом. Ниже – адрес. Улица не в Туле. В Калуге. Новый жилой комплекс с каким-то вычурным названием «Лазурные берега». Покупатель: Морозов Игорь Степанович. Продавец… какая-то строительная компания. Двухкомнатная квартира, семьдесят два квадратных метра, сдача в следующем квартале. Сумма сделки заставила Елену присесть на краешек стула. Она была сопоставима со стоимостью их дома, который они строили и выплачивали полжизни.
Кровь отхлынула от лица. В ушах зазвенело так, словно рядом ударили в медный таз. Калуга. Он часто ездил в Калугу. Говорил, там крупный объект, новый дилерский центр. Квартира. Зачем ему квартира в Калуге?
Первая мысль, отчаянная, спасительная: это сюрприз. Для них. Может, он хочет переехать? Но почему молча? Почему в другом городе? Или… для их сына Антона? Но Антон с семьёй прочно осел в Подмосковье и ни о какой Калуге и не помышлял.
Она аккуратно сложила документы обратно в конверт, засунула его на прежнее место и прикрыла счетами. Её движения стали механическими, как у заводной куклы. Нужно было идти на кухню, разогревать ужин. Нужно было улыбаться и спрашивать, как прошла дорога.
Игорь оторвался от планшета, когда она поставила перед ним тарелку с гречневой кашей и поджаркой из печени. Его любимое.
– О, спасибо, Лен. Устал как собака.
Он ел быстро, сосредоточенно, не отрывая взгляда от экрана. Елена сидела напротив, ковыряя вилкой в своей порции. Еда казалась ватной.
– Как съездил? – её голос прозвучал глухо и чуждо.
– Да как обычно. Пробки, переговоры, гостиница душная. Всё то же самое, – он махнул рукой, не глядя на неё. – В Калуге совсем дороги разбили.
При слове «Калуга» её сердце снова пропустило удар. Она смотрела на его лицо – знакомое до последней морщинки у глаз, до родинки на щеке. И видела перед собой чужого человека. Кто он? Человек, который тайком от неё покупает квартиру за баснословные деньги.
– Устал, наверное, – сказала она, поднимаясь. – Я постелю тебе.
– Да, давай. Я сейчас, только дочитаю.
Он снова улыбнулся чему-то на экране. И эта улыбка, предназначенная не ей, резанула сильнее, чем самые жестокие слова. В ту ночь Елена лежала без сна, вслушиваясь в ровное посапывание мужа. Она вспоминала. Вспоминала, как двадцать пять лет назад, на их годовщину, он принёс ей нелепый букет полевых ромашек и дешёвые серебряные серёжки. Он тогда сказал, смущаясь: «Ленк, прости, пока только так. Но вот увидишь, я для тебя горы сверну. Будет у тебя всё, и даже Париж». Парижа не случилось. Случились гель для душа на восьмое марта и сковородка на день рождения. Она не обижалась. Главное ведь не подарки, а внимание. Так она думала. Так она себя убеждала.
Сколько лет я себе вру? Этот вопрос возник в темноте, отчётливый и страшный. Сколько лет я закрываю глаза на его отстранённость, на его молчание дома, которое сменялось оживлёнными перешёптываниями по телефону на балконе? На его новые рубашки, которые он покупал себе сам, хотя раньше терпеть не мог ходить по магазинам. На дорогой одеколон, запах которого она чувствовала, разбирая его командировочный чемодан, и которого не было на полке в их ванной.
Она встала и на цыпочках прошла на кухню. Налила себе воды. Руки всё ещё мелко дрожали. Из окна был виден их сад. Пионы, которые она сажала пять лет назад, уже отцвели. В темноте виднелись лишь тёмные, тяжёлые шапки листьев. Всё в этом доме, в этом саду было создано её руками, её заботой, её терпением. А где-то там, в ста пятидесяти километрах отсюда, в городе Калуге, рос другой дом. Чужой. Для другой жизни.
Утром она позвонила старшей сестре, Татьяне, в Питер. Татьяна, дважды разведённая, язвительная и проницательная, была её единственной настоящей подругой.
– Тань, привет.
– О, сестрица. Что за голос? Кто-то умер? – бодро поинтересовалась та.
Елена усмехнулась сквозь слёзы.
– Почти. Я, кажется.
И она рассказала. Про конверт. Про Калугу. Про сумму. Татьяна долго молчала.
– Так, – наконец произнесла она. – Значит, дозрел наш орёл. Я тебе говорила ещё пять лет назад, когда он на юбилей к тёте Вере один поехал. Помнишь? Ты ещё защищала его, мол, работа, аврал. Какой, к чёрту, аврал в субботу вечером? Лен, ну ты же не девочка.
– Я думала, это для нас… сюрприз… – пролепетала Елена, понимая всю абсурдность этих слов.
– Сюрприз на семь миллионов в другом городе? Лена, очнись! Мужики в его возрасте, если и делают сюрпризы, то только себе и своей новой пассии. Он гнездо вьёт. Запасной аэродром строит. Вопрос только в том, кто там будет стюардессой. Тебе сколько лет, пятьдесят четыре? Ему пятьдесят семь. Классика жанра. Кризис не среднего, а предпенсионного возраста. Ему хочется доказать себе, что он ещё ого-го. А ты, прости, сестра, напоминаешь ему о том, что он уже ого-го какой дедушка скоро будет.
Слова Татьяны были жестокими, но отрезвляющими. Как нашатырь.
– Что мне делать, Тань?
– Для начала – ничего. Не кричи, не плачь, не устраивай сцен. Ты партизан в тылу врага. Собирай информацию. Посмотри его телефон, когда он будет в душе. Проверь карманы. Банковские выписки. Ты должна знать врага в лицо. И главное – думай о себе. Что у тебя есть? Квартира эта ваша общая? Дом?
– Дом в долевой собственности. Половина моя.
– Уже хорошо. Работа у тебя есть. Сын взрослый. Ты не пропадёшь. Главное – перестань быть для него удобной мебелью. Поняла?
Разговор с сестрой придал ей странной, злой решимости. Она пошла на работу в свою школьную библиотеку. Тихий мир книг, запах пыли и клея всегда её успокаивал. Но сегодня всё было иначе. Она смотрела на девочек-старшеклассниц, щебечущих о мальчиках, и видела в них себя – юную, наивную, верящую в вечную любовь.
– Елена Дмитриевна, вам нехорошо? – спросила Марина, молодая учительница литературы.
– Да так, голова что-то разболелась, – соврала Елена.
– Ой, эти мужики, всех до головной боли доведут, – встряла Галина Петровна, заведующая хозяйством, женщина-скала с трагической судьбой. – Мой-то вчера опять зарплату пропил. Говорит, стресс снимал. А у меня, значит, стресса нет? Хоть бы раз кто спросил.
Елена слушала их и понимала, что её история – не уникальна. Она одна из многих. Просто её обман был масштабнее и дороже. Вечером она решилась. Игорь ушёл в душ, оставив телефон на тумбочке у кровати. Раньше она бы никогда к нему не прикоснулась. Это было его личное пространство. Но теперь её личное пространство было вероломно взорвано, и все правила отменялись.
Она взяла телефон. Пароля не было. Игорь всегда был уверен в своей безнаказанности. В списке вызовов – десятки звонков на один и тот же номер, подписанный «Сергей Петрович Калуга». Сергей Петрович? Елена горько усмехнулась. Старый, как мир, трюк. Она открыла мессенджер. Переписка с «Сергеем Петровичем» была предсказуемой до тошноты.
«Солнышко, я уже выехал».
«Котик, жду не дождусь. Купи по дороге мой любимый йогурт».
«Зай, посмотрела дизайн-проект нашей спальни. Это волшебно! Ты лучший!»
И фотографии. Молодая женщина, лет тридцати пяти, с яркой улыбкой и хищным взглядом. Они вместе в каком-то ресторане. Они на фоне строящегося дома – того самого, из договора. «Наше гнёздышко», – гласила подпись.
Елена почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она положила телефон на место за секунду до того, как Игорь вышел из ванной, обёрнутый полотенцем.
– Что-то ты бледная, – заметил он мельком.
– Давление, наверное. Пойду прилягу.
Она легла в постель и отвернулась к стене, закрыв глаза. Но перед глазами стояло лицо той женщины. Молодой. Счастливой. В их «гнёздышке». А она, Елена, здесь, в старом доме, который стал символом её обманутой жизни. Она не плакала. Слёзы кончились. Внутри нарастало ледяное спокойствие. Точка невозврата была пройдена.
Прошла неделя. Елена жила как в тумане. Она механически готовила, убирала, ходила на работу. Игорь ничего не замечал. Он был поглощён своей новой жизнью, своей тайной, которая делала его глаза блестящими, а движения – более энергичными. Он даже начал бегать по утрам. Купил себе модные кроссовки и спортивный костюм.
Однажды вечером, когда они ужинали, Елена спокойно спросила:
– Игорь, скажи, пожалуйста, что такое «Лазурные берега»?
Он поперхнулся. Вилка с куском мяса застыла на полпути ко рту.
– Что?
– «Лазурные берега». Жилой комплекс в Калуге. Ты о нём что-нибудь слышал?
Его лицо медленно побагровело.
– Откуда ты это взяла?
Елена встала, подошла к его столу в кабинете, достала конверт и положила его на кухонный стол перед ним.
– Отсюда. Я убиралась.
Он посмотрел на конверт, потом на неё. В его глазах не было раскаяния. Только злость. Злость, что его поймали.
– Лазишь по моим вещам? – прошипел он.
– Это и мои вещи тоже. Деньги, на которые это куплено, – общие. Мы их тридцать лет вместе зарабатывали. Я – своим терпением и бытом, пока ты «горы сворачивал».
Это была новая Елена. Она сама не узнавала свой голос. Твёрдый, без малейшей дрожи.
– Ах, вот как ты заговорила! – он вскочил, опрокинув стул. – Да что ты вообще в этой жизни видела, кроме своих пыльных книг и огорода? Я пахал, как вол, чтобы у нас всё было! А ты превратилась в тень, в скучную, вечно недовольную тень! Мне пятьдесят семь, я жить хочу! Понимаешь? Жить! А не доживать с тобой!
– Так живи, – спокойно ответила она. – Собирай вещи и живи. В своём «гнёздышке». С той, кто не тень.
– И соберу! Думаешь, ты мне нужна? Массажистка пятидесятилетняя!
– Я библиотекарь, – поправила она его с ледяным спокойствием, хотя внутри всё сжалось от обиды. «Массажистка»? Откуда это? Ах да, та, с фото, наверное, массажистка. Он перепутал. В его голове они уже слились в одну серую массу «бывших».
– Да какая разница! – рявкнул он и пошёл в спальню, вытаскивая из шкафа чемодан.
Он уехал в тот же вечер, громко хлопнув дверью. Елена осталась одна в оглушительной тишине. Но это была уже другая тишина. Не медовая, а звенящая, как натянутая струна. Она села за стол, налила себе чаю. Руки больше не дрожали. Впервые за много лет она почувствовала не боль, а облегчение. Словно с плеч свалился неподъёмный груз, который она тащила десятилетиями, даже не осознавая его веса.
На следующий день она позвонила сыну.
– Антон, здравствуй. У меня новость. Мы с отцом расходимся.
В трубке повисло молчание.
– Мам… – голос Антона был растерянным. – Что случилось?
Елена коротко, без эмоций, рассказала ему про квартиру и другую женщину.
– Вот оно что… – тихо сказал Антон. – Знаешь, мам, я, наверное, не должен этого говорить, но… я не удивлён. Я давно видел, что вы живёте как соседи. Просто… не решался ничего сказать. Ты как? Тебе нужна помощь?
– Мне нужна твоя поддержка, сынок.
– Она у тебя есть. Всегда была. Я приеду на выходных.
Этот разговор стал для неё ещё одним шагом к исцелению. Её сын видел всё. И он был на её стороне.
Прошло два месяца. Жизнь медленно входила в новую колею. Елена подала на развод и раздел имущества. Игорь не спорил. Он хотел поскорее отделаться от прошлого, чтобы с головой окунуться в будущее. Он даже не приехал забрать оставшиеся вещи – прислал машину с грузчиками. Елена сама упаковала его книги, старые фотографии, удочки. Когда выносили его кресло, она не почувствовала ничего, кроме лёгкости.
Она начала замечать мир вокруг. Оказалось, что утренний кофе в одиночестве на веранде может быть невероятно вкусным. Что после работы можно не спешить домой, а зайти в книжный магазин и купить себе не кулинарную книгу, а новый детектив. Она встретила на улице Светлану, свою одноклассницу, которую не видела лет двадцать. Та, овдовев, продала квартиру в городе, купила маленький домик в деревне, завела коз и делала потрясающий сыр.
– Ленка, ты не представляешь, какое это счастье – жить для себя! – говорила Светлана, смеясь. – Никому ничего не доказывать, ни под кого не подстраиваться.
Елена слушала её и понимала, что в пятьдесят четыре жизнь действительно не кончается. Она только начинается. Другая. Неизвестная. Страшная. Но её собственная.
Однажды, разбирая старые бумаги в том самом столе, она снова наткнулась на пожелтевшие счета. И среди них – маленькую записку, написанную её рукой тридцать лет назад. Список дел: «Поклеить обои в детской. Купить Игорю тёплый свитер. Посадить флоксы. Научиться печь «Наполеон». Верить ему».
Она посмотрела на этот список. Почти всё было выполнено. Кроме последнего пункта. Больше он был неактуален. Она скомкала записку и выбросила в мусорное ведро.
В конце августа, в тёплый, пахнущий яблоками вечер, она сидела в своём саду. Дом был продан по решению суда, деньги разделены. Она купила себе небольшую, но уютную двухкомнатную квартиру в новом районе, поближе к работе. Часть денег осталась. Она думала, что с ними делать.
Зазвонил телефон. Сестра.
– Ну что, Робинзонша, как ты на своём острове? – весело спросила Татьяна.
– Остров обживаю, – улыбнулась Елена. – Тань, а помнишь, Игорь мне когда-то Париж обещал?
– Помню, конечно. Трепло.
– А я вот думаю… Может, съездить? Не в Париж, конечно. Но куда-нибудь. В Калининград, например. Там море.
– Вот это правильный разговор! – обрадовалась Татьяна. – Одна поедешь?
Елена посмотрела на заходящее солнце, которое золотило верхушки деревьев. Впервые за долгие годы она чувствовала себя не половиной чего-то, а целым. Цельной. Самодостаточной.
– Да, – твёрдо сказала она. – Одна. Я, кажется, только учусь этому. Быть одной. И мне это начинает нравиться.