Звонок в дверь, как назло, раздался в самый неподходящий момент – Екатерина только-только убаюкала шестимесячного сынишку.
С тяжелым вздохом, стараясь не разбудить задремавшего малыша, она осторожно передала его мужу и пошла открывать.
На пороге, распираясь от самодовольной улыбки, стояла свекровь. Нина Степановна картинно потрясла связкой ключей.
— Ну вот, добыла дубликат у слесаря, он там кое-что подточил! — триумфально объявила Нина Степановна и, не дожидаясь приглашения, ввалилась в прихожую.
— Завтра Витя с Любой заселяются. Давай свои ключи от "бабушкиной" квартиры, я их себе прихвачу, а эти им отдам. А то эти оболтусы вечно что-нибудь потеряют или сломают, молодежь нынче ненадежная.
Катя замерла, словно громом пораженная. Кровь бросилась в лицо, вмиг стало душно и жарко.
— Какие еще ключи? Кто заселяется? — выдавила она, с трудом сдерживая дрожь в голосе.
— Как кто? Племянничек мой, Витя, с женой! Я ж тебе говорила! Или забыла? — фыркнула свекровь, развешивая свое пальто в шкафу.
— Во второй квартире, что тебе от бабули досталась. Ну, той, что пустует. Поживут там, пока на свое жилье не накопят. А я им помогла – дверь подлатали, кран подкрутили. Всё за мой счет, не переживай!
Иван, услышав шум в прихожей, уложил ребенка в кроватку и вышел посмотреть, что происходит.
— Мам, привет. Что за новости? — он застал лишь обрывок фразы и, как и жена, был в полном недоумении.
— Да вот, Нина Степановна решила, что моя квартира – это проходной двор для ее родственников, — ледяным тоном произнесла Екатерина, не сводя взгляда со свекрови.
— Без моего ведома, без моего согласия. Уже дубликаты ключей наделала, слесаря вызвала, новоселов на завтра позвала.
— А что тут согласовывать-то? — Нина Степановна уперла руки в бока, ее голос зазвенел металлом.
— Квартира простаивает! Людям помогать надо! Да и Витя мне почти как сын родной. Это же семья!
— Это моя квартира, Нина Степановна! — Катя повысила голос, чувствуя, как лопается последняя капля терпения.
— Унаследованная от моей бабушки. И решать, кто в ней будет жить, буду только я, а не вы. Вы слишком много на себя берете!
Свекровь мгновенно впала в истерику. Вытянулась в струну, глаза стали как блюдца.
— Ваня! Ты слышишь?! Как твоя жена со мной разговаривает?! Указывает мне тут! А я же добра хотела! Для семьи же! — она заламывала руки, лицо исказилось гримасой обиды оскорбленной добродетели.
Иван, выдержав эффектную паузу, как обычно, принял сторону матери.
— Кать, ну чего ты завелась? Мама же из лучших побуждений! Квартира и правда пустует. Пусть поживут, тебе что, жалко?
— Разница в том, Ваня, что это – мое! — Екатерина повернулась к мужу, и в этот момент что-то надломилось внутри нее.
Розовые очки любви, сквозь которые она годами смотрела на него и на его мамашу, разлетелись вдребезги.
Она увидела не любимого мужчину, а обыкновенного маменькиного сынка, у которого приоритеты расставлены так криво, что дальше некуда.
— Разница в том, что твоя мать давно ведет себя здесь как хозяйка, а не как гостья. Разница в том, что она распоряжается моим имуществом, не спрашивая меня! И ты ее в этом поддерживаешь! Для меня это неприемлемо!
Крик, слезы свекрови, заполошные попытки Ивана одновременно успокоить мать и призвать жену к благоразумию – все слилось в оглушительный, невыносимый бедлам.
От шума проснулся малыш и испуганно закричал. Катя, не обращая на них внимания, бросилась к сыну.
Этот скандал стал той самой "точкой невозврата". Любовь, которую годами протачивало неусыпное "вмешательство" Нины Степановны – от навязчивых советов в их собственной квартире, подаренной Катиными родителями, до регулярных поездок на машине, подаренной на рождение ребенка, вместо необходимых семейных дел – окончательно улетучилась.
Теперь Катя видела ситуацию в истинном свете: муж, которым она когда-то так восхищалась, что едва не выпала из туфель, мчась в ЗАГС, оказался слабовольным и зависимым от матери человеком.
А его мать – расчетливой и властной женщиной, мечтавшей контролировать их жизнь и, как оказалось, прибрать к рукам чужое добро.
Последующие месяцы превратились в нескончаемую череду ссор, упреков и отчуждения.
Нина Степановна, учуяв угрозу своему влиянию, только усилила давление, нашептывая сыну о неблагодарной жене.
Екатерина больше не поддавалась ни на какие уговоры.
Брак затрещал по швам и вскоре рухнул, как карточный домик.
Свекровь ликовала.
Она предвкушала, как будет самолично участвовать в разделе чужого имущества.
Вместе с супругами Нина Степановна примчалась к юристу по бракоразводным делам.
— Ну что, детки мои, — начала она приторно-сладким голосом, когда юрист попросил перечислить совместно нажитое.
— Давайте по порядку. Квартира, где жили – пополам. Машина – пополам. Дача – разумеется, тоже. И вторая квартира – ее тоже надо справедливо поделить!
Адвокат Екатерины, до этого невозмутимо изучавший документы, оторвался от бумаг и поднял голову.
— Госпожа Иванова, прошу прощения, но вы не являетесь стороной в данном процессе. Что касается имущества… — он откашлялся.
— Согласно представленным документам, квартира, в которой проживали супруги, оформлена как дарственная на Екатерину Сергеевну от ее родителей в день свадьбы. Автомобиль – также подарок Екатерине Сергеевне в честь рождения ребенка. Дача и вторая квартира перешли к Екатерине Сергеевне по наследству от ее бабушки. Всё это – личная собственность Екатерины Сергеевны, не подлежащая разделу, как имущество, полученное по безвозмездным сделкам.
В кабинете повисла тишина, которую можно было резать ножом. Нина Степановна сначала побледнела, а потом ее лицо медленно начало наливаться багровым оттенком.
— Что?! Что вы такое говорите?! Этого не может быть! Они же в браке жили! Пользовались всем этим! Значит, общее! — ее голос сорвался на визг.
— Закон, к сожалению, в данном случае не на стороне вашего сына, сударыня, — сухо ответил юрист Екатерины.
— Совместно нажитым имуществом является лишь телевизор, приобретенный в прошлом году, комплект мебели в гостиной и некоторая бытовая техника. И, конечно, вопросы, касающиеся общего ребенка.
Нина Степановна вскочила как ужаленная, ее глаза бешено метались от сына, который понуро опустил голову, к невестке, сохранявшей невозмутимое спокойствие, и – к юристу.
— Это… это просто грабеж средь бела дня! Ваня! Ты чего молчишь?! Ты же работал! Деньги вкладывал!
— Иван Иванович действительно работал, — подтвердил адвокат.
— Но его доходы шли на текущие расходы семьи: питание, коммунальные платежи, одежду, отдых. Никаких значительных вложений в указанную недвижимость или автомобиль документально не зафиксировано. Поэтому претендовать на них он не может. Зато Екатерина Сергеевна имеет полное право на алименты на содержание общего ребенка.
Нина Степановна схватилась за сердце, ее дыхание стало прерывистым. Казалось, она вот-вот рухнет в обморок.
Весь ее хитроумный план – "развести дурочку", оттяпать сыну (а значит, и ей, ведь она так им ловко манипулировала) львиную долю имущества – рассыпался в прах.
Последующие попытки Нины Степановны "бороться за справедливость" – походы к другим юристам, давление на сына, чтобы он подал в суд – оказались лишь пустой тратой времени и денег.
Суд подтвердил законность раздела имущества.
Свекровь осталась у разбитого корыта. Ее сын теперь обязан выплачивать алименты на ребенка.
Когда через полгода Иван с горечью обвинил мать в том, что она сломала ему жизнь, та с ядовитой насмешкой ответила:
— Я тебя ни к чему не принуждала. Я всего лишь высказывала свое мнение. Решение принимал ты сам, вот себя и вини!