— Мама, ну это уже просто за гранью! — Кирилл стоял посреди кухни, опершись руками о край стола, и смотрел на мать так, будто та только что заявила, что собирается устроить в их квартире ночлежку для бездомных. — Ты совсем, что ли, берега потеряла?
Елена Петровна, ухоженная женщина лет шестидесяти, в домашнем халате цвета шампанского и с идеальным маникюром, медленно села на высокий табурет у окна. Легко закинув ногу на ногу, она сделала глоток из своей кружки с капучино, и, прищурившись, лениво спросила:
— А в чём, собственно, проблема, сынок?
Кирилл размахнул рукой в сторону комнаты, словно показывал на поле после урагана:
— Проблема в том, что дома бардак! Посуду некому помыть, пол липкий, пыль везде. На кухонных шкафах уже можно писать пальцем. А ты… — он запнулся, чтобы сдержать раздражение, — только и знаешь, что мотаться по салонам, магазинам и сидеть с подружками в кофейнях.
Марина, жена Кирилла, стояла у плиты и молча протирала плиту влажной тряпкой. Она старательно держала взгляд на разводах от моющего средства, но напряжение в её плечах говорило, что она всё слышит и готова в любой момент вступить. Опыт подсказывал — иногда лучше переждать, пока Кирилл и его мать выскажутся друг другу.
— Ну и что? — пожала плечами Елена Петровна, отставляя кружку. — Я всю жизнь убиралась, готовила, стирала, гладила. Воспитывала тебя, терпела твоего отца. А теперь, извини, хочу пожить для себя.
— Пожить для себя… — Кирилл нервно провёл рукой по волосам. — А мы? Нам что, в хлеву жить?
Елена Петровна закатила глаза, как закатывают их подростки, когда слышат нравоучения.
— Кирилл, ну не драматизируй. Не в хлеву вы живёте.
— Не драматизирую! — голос Кирилла стал громче. — Марина пашет на работе, я прихожу домой — выжатый как лимон. А ты сидишь с идеально накрашенными ногтями, зато в квартире, извини, срач!
— Ну а почему сразу я? — приподняла брови мать. — Вы тут живёте, вот и убирайтесь.
Марина, не выдержав, подняла взгляд:
— Елена Петровна, вы же дома целыми днями. Разве так трудно хотя бы посуду за собой помыть? Или ужин приготовить раз в неделю?
— А я не домработница! — отрезала та, поправляя прядь волос.
— Нет, ты у нас теперь дама на содержании, — не удержался Кирилл. — Массажи, шопинг, встречи с подругами… А в доме — хоть волков гони.
— А что, я должна до конца жизни ходить в фартуке и халате? — фыркнула мать.
— Ну хотя бы иногда в них походи, — бросил Кирилл.
— Сынок, ты хочешь видеть свою мать несчастной?
— Нет, мама, — он резко сел напротив и опёрся локтями о стол, — я хочу видеть дом чистым и холодильник полным.
— У вас же есть этот… робот-пылесос, — отмахнулась Елена Петровна. — Пусть работает.
Марина чуть не прыснула от смеха:
— Он в коридоре застрял и «умер» неделю назад!
Кирилл шумно выдохнул, встал и, положив ладони на стол, наклонился вперёд:
— Либо ты начинаешь что-то делать, либо…
— Либо что? — Елена Петровна скрестила руки и сузила глаза.
— Либо ищи себе другую квартиру.
В кухне повисла мёртвая тишина.
Елена Петровна медленно выпрямилась, её губы сжались в тонкую линию:
— Ты что, выгоняешь меня?
— Нет. Но если тебе так не нравится домашний быт, живи отдельно. Делай что хочешь и когда хочешь.
Марина замерла у плиты.
Елена Петровна пару секунд смотрела на сына, потом резко поднялась и, пройдя мимо, открыла кран на раковине.
— Ладно. Помою я эту чёртову посуду. Но только сегодня.
Марина тихо улыбнулась:
— А там посмотрим.
Окей, продолжаю.
— Мама, ты же всегда была хозяйственной… — Кирилл, уже остывший после утренней перепалки, сидел на кухне с кружкой чая и пытался понять, в какой момент всё пошло не так.
Елена Петровна, устроившись в кресле у окна, ловко подвела контур губ в небольшом зеркальце, сложила их «бантиком» и криво усмехнулась:
— Была. Когда-то. А теперь — не хочу.
Марина, до этого молчавшая, тихо отложила тряпку и обернулась:
— Но ведь раньше всё было по-другому. Вы вставали раньше всех, готовили завтрак, пироги, котлеты… У вас дома всегда пахло выпечкой. Полы блестели, шторы всегда свежие, отглаженные.
Елена Петровна, не отрываясь от зеркальца, кивнула:
— Так это раньше. Когда я работала в школе, когда Кирилл был маленьким. Тогда всё для семьи, всё для дома. Я жила заботами, вечно куда-то бежала. А сейчас? Что мне, на пенсии, снова в кастрюлях копаться? Нет уж. Я своё оттрубила. Теперь мне важнее маникюр, массаж и поездка с подругами на выставку.
Кирилл поставил кружку на стол и покачал головой:
— Ты же не всегда такой была…
Елена Петровна вдруг замолчала и, отложив зеркало, уставилась куда-то в сторону, как будто мысленно провалилась на двадцать лет назад.
Тогда, в девяностые, она тянула всё на себе. Школа — полный класс подростков, за которыми надо было приглядывать, как за собственными детьми. Дом — маленькая двушка в панельке, где всегда было тесно, но уютно. Муж — вечно в разъездах по стройкам. А маленький Кирилл — её гордость и главный стимул.
Она поднималась в шесть утра, готовила кашу, гладила сыну школьную форму, бежала на работу. После уроков — в магазин, потом домой, готовить ужин, проверять тетради, стирать, убирать. Иногда засыпала прямо за письменным столом, с красной пастой в руке.
Ей казалось, что она обязана быть идеальной. Чтобы сын вырос в чистоте, в порядке, чтобы у него всегда были выглаженные рубашки и горячий суп. Чтобы муж, вернувшись из командировки, видел ухоженную жену, аккуратный дом и полные кастрюли.
Когда Кирилл привёл Марину, молодую, светлоглазую девушку с аккуратной причёской, Елена Петровна обрадовалась. «Наконец-то у него будет своя семья», — подумала она тогда. И первые годы после свадьбы помогала им, чем могла: привозила закрутки, пекла пироги, приходила убираться, когда у Марины были авралы на работе.
Но потом всё изменилось.
Пенсия пришла внезапно. В первый месяц ей казалось, что это подарок судьбы: можно спать до восьми, нет тетрадей, нет родительских собраний. Но радость быстро сменилась пустотой.
Дни стали тянуться одинаковыми. Сериалы, новости, звонки подруг. Потом — первый поход в салон красоты «просто для настроения». Новый маникюр, новая стрижка. Ощущение, что она снова молодая и привлекательная.
Она втянулась. Выходить из дома без макияжа стало немыслимо. А готовить борщ или драить ванну казалось унижением. «Я уже всю жизнь этим занималась, пусть теперь молодые стараются», — всё чаще повторяла она про себя.
— Понимаешь, сынок, — наконец сказала Елена Петровна, вернувшись из воспоминаний, — я жила для семьи больше тридцати лет. А теперь хочу пожить для себя. Я устала быть прислугой.
Кирилл тяжело вздохнул:
— Мама, мы же не просим тебя снова пахать, как в школе. Просто — элементарное. Чтобы дома было не как после бомбёжки.
— Это вы для себя хотите. А я хочу другого, — упрямо ответила она, беря зеркальце обратно.
Марина посмотрела на Кирилла. Он только развёл руками — спорить дальше было бесполезно.
Кирилл вернулся с работы уставший, мечтая только о горячем ужине и тишине. Но, переступив порог кухни, он застыл.
За столом сидел какой-то незнакомый мужчина лет семидесяти. Лысина поблёскивала в свете лампы, густые усы были в масле, на рубашке — крошки, а в руках он держал огромный кусок пирога, который уплетал с таким удовольствием, будто неделю голодал.
— А это… кто? — медленно выдавил Кирилл, переводя взгляд с незваного гостя на мать.
Елена Петровна, вся сияющая, как после удачной покупки, поставила перед мужчиной чашку чая.
— Познакомься, сынок. Это Степан Львович.
— Очень приятно! — басовито прогудел тот, облизывая пальцы. — Пирог — загляденье, жена у вас кулинар!
Марина, стоявшая у плиты, чуть не выронила лопатку.
— Подождите… Жена? — нахмурилась она.
— Ну, в смысле… — замялся Степан Львович и, не теряя аппетита, потянулся за ещё одним куском.
Елена Петровна с гордой улыбкой поправила:
— Мы со Стёпой теперь вместе.
— Вместе… — Кирилл протянул слово, как будто пробуя его на вкус. — Ты серьёзно?
— Абсолютно. — Мать скрестила руки на груди. — Я всю жизнь пахала на семью. Теперь хочу быть счастливой женщиной.
— Ага, счастливой… — буркнула Марина, наблюдая, как пирог исчезает у гостя на глазах. — За наш счёт.
— Ой, какие мы жадные! — Елена Петровна усмехнулась. — Стёпочка теперь будет жить с нами.
— Что?! — Кирилл чуть не опрокинул стул. — Мама, ты с ума сошла?
— А почему нет? У нас дом большой. Я хочу, чтобы он был рядом.
Степан Львович довольно похлопал себя по животу и ухмыльнулся:
— Ну а чё вы, ребятки, переживаете? Я человек неприхотливый. Чистое бельё, горячий суп и тёплый угол — и я доволен.
Марина тяжело вздохнула:
— Прекрасно… Ещё один нахлебник.
— Ну, если по-хорошему не хотите, — усмехнулся Степан Львович, — можно и по-плохому.
— Это как? — насторожился Кирилл.
— А так, что я скоро тоже буду долю в этом доме иметь.
Кирилл замер:
— С чего вдруг?!
— Потому что мы с Фаиной… то есть с Еленой Петровной… пожениться собираемся!
Вилка выпала из руки Марины.
Кирилл медленно поднял взгляд на мать:
— Жениться?..
— Да. — Елена Петровна подняла подбородок. — Я имею право на личную жизнь.
— Личную — да, но ты хочешь приволочь в дом какого-то проходимца, который даже за столом себя вести не умеет!
— Оскорбляешь, малец! — рявкнул Степан Львович, откидываясь на спинку стула. — Я тебе сейчас за это…
— Да ты… — Кирилл шагнул вперёд, но Марина вцепилась ему в рукав.
— Пусти, Надь… то есть Марин! — процедил он. — Я ему сейчас объясню, кто в доме хозяин.
— Объясни, объясни… — лениво ответил Степан Львович. — Только потом не удивляйся, если дом окажется переписан на меня.
— Что?! — Кирилл и Марина переглянулись.
Елена Петровна, словно не замечая их реакции, сказала:
— Я имею право распоряжаться своей долей, как хочу.
— Мама, очнись! — Кирилл стукнул кулаком по столу. — Он просто хочет тебя развести!
— Подозрительные вы какие… — фыркнул Степан Львович.
Напряжение в комнате стало густым, как кисель.
— Последний раз спрашиваю, — тихо сказал Кирилл. — Ты с ним или с нами?
Мать медленно перевела взгляд с сына на Степана Львовича.
— Ну чё, Фаин… то есть Лена, — ухмыльнулся тот, — мы же договаривались.
Елена Петровна резко выпрямилась:
— А ну-ка, Стёпочка… Вон из моего дома!
Тот моргнул:
— Чего?!
— Ты меня обманул. Иди-ка ты… куда шёл.
Степан Львович, буркнув что-то нечленораздельное, схватил пиджак и вышел, хлопнув дверью так, что посуда в шкафу звякнула.
Марина опустилась на стул и выдохнула:
— Слава богу…
Кирилл провёл рукой по лицу:
— Ну и денёк.
— Пойду картошки нажарю, — буркнула мать и ушла к плите.
Но, когда они уже молча накрывали на стол, она тихо сказала:
— Спасибо вам.
Вечером в доме стоял запах жареной картошки, смешанный с лёгким ароматом укропа. Казалось, обычный ужин. Но за столом царила какая-то новая тишина — не тяжёлая, как раньше, а усталая и теплая, как после долгой грозы.
Кирилл сидел, ковыряя вилкой в тарелке, Марина молча пила чай, а Елена Петровна, удивив всех, принесла на десерт собственноручно испечённый яблочный пирог.
— Ну что вы на меня так смотрите? — хмыкнула она. — Руки помнят, как тесто месить.
— Мама… — осторожно начал Кирилл. — Мы… ну… рады, что ты…
— Очнулась? — подхватила она. — Да, очнулась. И поняла, что чуть не вляпалась.
Марина не удержалась:
— А что тебя переклинило? Ты же пару часов назад готова была его в дом поселить.
Елена Петровна вздохнула и поставила чайник обратно на плиту:
— Когда он начал говорить про «переписать дом»… Поняла, что не о любви он думает, а о квадратных метрах. Я, может, и люблю внимание, но не до такой степени, чтобы позволять собой пользоваться.
— Ну… это уже прогресс, — усмехнулся Кирилл.
Вечер прошёл спокойно. Впервые за долгое время.
Через неделю Елена Петровна объявила, что записалась… в кулинарный кружок при Доме культуры.
— Я решила, — сказала она, — если уж развлекаться, то с пользой. Там, кстати, соседка Людмила из третьего подъезда ходит. Говорит, скоро конкурс пирогов будет.
— Вот это я понимаю! — оживилась Марина. — Может, и нам что-то вкусненькое перепадёт.
— Перепадёт, перепадёт… — усмехнулась свекровь. — Только предупреждаю: кастрюли и сковородки обратно в мой обиход не возвращайте. Готовить буду, но без фанатизма.
Кирилл и Марина переглянулись и решили не спорить.
Месяц спустя дом изменился до неузнаваемости.
В прихожей перестали скапливаться пакеты из бутиков, на кухне снова пахло свежесваренным супом, а в гостиной появился большой цветок в горшке — подарок Елены Петровны самой себе.
Иногда она, конечно, срывалась и устраивала мини-скандалы из-за пыли на полке или невымытой кружки. Но теперь это было даже мило — как будто в доме снова зазвучала та самая «семейная» нотка, которую они потеряли.
Однажды вечером, когда Кирилл вернулся с работы, он застал мать и жену за одним столом — они смеялись, перебрасывались рецептами и даже обсуждали, какой торт испечь на Маринин день рождения.
— Это что, я в параллельную вселенную попал? — пошутил он.
— Нет, сынок, — улыбнулась Елена Петровна. — Просто я наконец поняла, что семья — это не только мои желания. И что если рядом хорошие люди, надо их беречь.
— Ну, за это можно и чокнуться, — сказал Кирилл, наливая чай.
А про Степана Львовича они вспоминали редко — разве что в шутку, когда кто-то из соседей начинал хвалиться новым «другом».
— Берегитесь, — говорила тогда Елена Петровна, — а то окажется, что он вам пирог ест и дом переписать просит.
Марина всегда в такие моменты подмигивала Кириллу, а он, усмехаясь, тихо благодарил судьбу, что однажды всё закончилось именно так — с пирогом на столе, а не с аферистом в доме.
Год спустя
В доме пахло корицей и свежей выпечкой. На кухне стояла такая суета, что Кирилл, едва переступив порог, застыл на месте.
— Мама? — осторожно заглянул он. — Это что тут за кулинарный апокалипсис?
Елена Петровна, в ярком фартуке с надписью «Королева кухни», стояла у плиты и раскатывала тесто. На щеках у неё был румянец, волосы убраны под цветастый платок.
— Не мешай, сынок! — отмахнулась она. — У нас завтра праздник.
— Какой ещё праздник? — удивился Кирилл.
Марина, нарезающая яблоки, обернулась и улыбнулась:
— Праздник пирога. Мама участвует в городском конкурсе.
— И не просто участвует, — вставила Елена Петровна, — а собирается выиграть!
Кирилл рассмеялся:
— Ну, это я не сомневаюсь. После того, как ты нас на блинах обставила, конкуренты могут сразу расходиться.
Конкурс действительно прошёл на ура. Елена Петровна заняла первое место, получив в награду огромный набор посуды и сертификат в продуктовый магазин.
Но главным сюрпризом оказалось то, что на сцене, получая диплом, она вдруг сказала в микрофон:
— А ещё я хочу поблагодарить своего сына и невестку. Они научили меня, что забота — это не обязанность, а выбор. И я этот выбор сделала. Теперь я хочу быть частью их жизни, а не камнем на шее.
В зале зааплодировали, а Кирилл с Мариной переглянулись и поняли, что это и есть настоящий приз.
Весной они устроили пикник во дворе. На столе — шашлыки, салаты, пироги. Елена Петровна разливала компот по стаканам и командовала, как расставить стулья.
— Мама, ты как всегда на высоте, — сказал Кирилл, обнимая её.
— Ну, я же теперь не просто мама, а главный организатор семейных праздников, — лукаво улыбнулась она. — И да, не бойтесь, никаких Стёпочек больше.
— А что, были предложения? — прищурилась Марина.
— Были, — ухмыльнулась свекровь. — Но я теперь умная. Мне аферисты не нужны, у меня есть семья.
Кирилл вздохнул с облегчением, а Марина подмигнула:
— Ну всё, теперь можно жить спокойно.
Елена Петровна, поправляя фартук, добавила:
— Жить — да. Но спокойно — вряд ли. Я всё-таки твоя мама, сынок.
И они все рассмеялись, глядя, как над двором медленно опускается тёплый весенний вечер.