Осенний холодный воздух наполняет недоумением: как могло быть когда-то тепло? и даже жарко?.. Не могло такого быть.
Вспоминаются первые годы в школе - становятся такими яркими, будто те осенние листья из бумаги, которые мы резали в классе рукоделия. У меня был жёлтый листок, на котором я рисовала мелком прожилки. Потом из них собрали гирлянду и натянули над партами, но мой листок коварно улетел, подхваченный ветром из распахнутого окна и... было много слёз, конечно же. Сейчас смешно вспоминать...
В памяти сияют и светильники, будто обсыпанные мелким сахаром, с непременными золотыми ободками... и тонкий тюль шторы, пузырём взлетающим от порывов ветра из окна, и толстые деревянные плахи... в десятые годы двадцать первого века их прикрыли линолеумом, раз я, будучи молодой и дурной, на нём здорово раскатилась со стопкой тетрадей, когда опаздывала на урок и бежала. Урок уже начался, учитель усадила детей в класс, а я влетела в класс, запыхавшаяся, ловя изумлённые взгляды шестиклассников.
-Это вы так растянулись в коридоре сейчас?
Кивнула, переводя дух.
-Фигассе... думал, кто-то из малышей так расхлестался знатно, - присвистнул Макс.
В девяностые годы всё было ещё деревянным - включая сидения в туалете. Их вырезала одна швейцарка, которая приезжала волонтёрить в школу. А ручки на дверях были деревянные, круглые, гладкие, но на каждой - выжжен цветочек (помните выжигательные наборы из детства?). И северная стена, ведущая к окну, была выкрашена в сине-зелёные цвета и... казалось, что идёшь по морскому дну, а не в туалет. А толстый подоконник между чёрной лестницей и умывальником? Сколько поколений детей на нём сидели? Он был толстый от слоёв масляной краски и... сколько там было переговорено разговоров, сколько глупостей он слышал!.. А потом одна талантливая старшеклассница с командой помощников сделала эту картину и... собираться под деревом стало ещё приятнее. Когда со временем у оленя отвалилась голова, то я её гордо перерисовала. И вообще взяла на себя роль человека, который регулярно подновляет эту картину:
От того, что я и училась в этих стенах, и работала, вспоминается какой-то феномен из психиатрии... конфабуляции! - вспомнила. Вот у меня сплошные конфабуляции наступают, когда речь идёт о старом здании школы:
Смотрю на фото и вспоминаю зелёно-красный вязаный мячик на учительском столе. Помню его на ощупь - шероховатость и мягкость одновременно. И тонкий силуэт колокольчика. И ксилофон на столе, и тарелочку для мела... а ещё лакированную гладкость парт и грохот крышек, когда класс встаёт:
Эти люстры-шары заменили после того, как с годами подобные лампы стали падать вниз. Одна лампа, помню, сорвалась и упала за моим затылком - прямиком на парту моего одноклассника. Раскололась на белые осколки, рассыпалась стеклянным сахаром. Воспоминаний было на несколько дней!..
А этот кадр я сделала в этом же классе в десятых годах, когда пораньше пришла на урок, а классе ещё никого не было... люблю эти редкие минуты, когда дети орут во дворе, а ты уже в классе и в кои-то веки можешь как-то спокойно посмотреть по сторонам и поскучать:
Холодный воздух, подсвеченный лимонно-жёлтым утренним светом, подсвеченный фонариками бархатцев вдоль дорог, а потом ещё корабликами тополиных листьев, золотыми лодочками плавающими в черноте луж... через пару недель лужи можно было разбивать ногой, топая по утрам, выдыхая пар изо рта. И хотелось ещё "пофорсить", но помню, как то бабушка, то дедушка, забирая меня из школы, иногда пытались навязать мне косынку "алёнушкой", а я обижалась и дулась по дороге на автобусную остановку.
Думаешь: сейчас я бы шапку-ушанку или воронье гнездо готова была бы надеть, чтобы их ещё разок увидеть и порадовать!..
Яркими в памяти становятся даже туфельки девочки, которая училась на класс младше. У неё были каштановые локоны и карие огромные глаза. Звали ей Катя Басова. А туфельки были замшевые лодочки. Чёрные с ярко-красными пряжками из пластмассы. Тогда в моду только входили яркие краски, вещи, непривычные фактуры, текстуры, фасоны... боже, девяностые годы. Как там много всего намешено...
До этого почему-то в память врезались туфельки девочки Вики, которая была в садиковской группе, а потом куда-то ушла из садика, а туфли ещё какое-то время стояли на нижней полке узкой кабинки. Белые лакированные босоножки с ярко-красными осенними листьями...
Забавно: зачем мы помним не только имена одноклассников (боже, я помню ещё и все дни рождения! - самым старшим был Серёга, т.к. у него день рождения 13-ого октября, в понедельник, а потом шли "старички" Катя и Ваня - в первую неделю ноября...), но ещё имена одношкольников..? Улыбку Лёши Соколова, нежные и немножко лисьи черты Юли Лидиной, мягкие светлую шапочку волос Шуры Рычковой... две пряди локонов у неё были оставлены по плечам. Узкое лицо Витали, насупленный взгляд Вити, надменный взгляд Геры, задумчивое и непроницаемое лицо Кристины... Класс, который шёл за нами вторым тоже помнится отлично; третьим и четвёртым тоже. И вот нам пятом память словно начинает подсовывать ложные воспоминания - я их уже помню на выпуске, когда сама пришла работать в школу, то есть. Да и класс, который шёл за нами четвёртым - тоже успела поучить, хотя со стороны это выглядело комично. Но они честно звали меня Анной Андреевной, а сейчас смешно было бы...
Вообще с каждым годом всё сложнее заглядывать в папки со школьными фотографиями. Так многих людей уже с нами нет. А с каждым годом их будет только больше. И... замечаю, что я выискиваю глазами только тех, кого уже нет, а остальные будто идут фоном, но потом тоже будут идти под меткой "как я это удалю? уже нет этой девочки/мальчика". Со взрослыми как-то иначе это... мне почему-то кажется, что они со мной теперь всегда. С детьми это не так работает...
Радует, что с годами вспоминаются не какие-то острые моменты (счастья или трагедии), а какие-то бытовые мелочи, лица людей, с которыми не вышло ни любви, ни дружбы... но память всё это вытягивает словно многократным "зумом", приближает, увеличивает, подсвечивает... делает значимым и важным. Наверное, для меня это одно из безусловных преимуществ возраста. Вот морщины меня пока только расстраивают. А какие-то внутренние вещи - радуют. Хотя... недавно ведь жаловалась подруге - как хорошо в юности! Рубишь с плеча (хочется написать слитно: как? сплеча! - прямо просится) и говоришь, что думаешь. А сейчас взвешиваешь, помалкиваешь, побаиваешься порой, терпишь, терпишь, терпишь... любишь. Как родитель терпит, когда малыш неловкими кулачками тянет тебя за волосы, размахивает и попадает по лицу... но ты терпеливо ловишь эти кулачки, целуешь и даже не замечаешь неудобств.
Вспомнила разговор Фионы и Мораса. Он ей объяснял, что в жизни есть такие необратимые точки, которые можно как звёзды нанести на карту... соединить - получатся созвездия.
"-Там были какие-то важные для тебя моменты... когда ты понял, что больше не будешь изучать филологию. И день, когда ты понял, что твой брат тебя не любит. Там было что-то ещё, но, прости, я забыла..."
Побег куманики, Лена Элтанг
P.S. Ужинаем с подругой, вдруг я спрашиваю:
-Что ты думаешь про Бетельгейзе?
-Ну... я надеюсь, что она ещё светит. Хочется верить.
-Вот и я надеюсь. Что она ещё посветит какое-то время, погорит, поживёт...
В общем, хочется верить, что ещё поживём, погреем, посветим друг другу.