Глава Четвертая
Белый луч с корабля Плода был беззвучен и точен. Он касался песка, и участок дюны размером с городской квартал превращался в гладкое, оплавленное стекло, стерильное и мертвое. Черви, движимые древней яростью и волей Шианы, бросались на пришельцев. Они извергали из своих пастей сметающую все на своем пути песчаную бурю, смешанную с едким электролитическим ферментом — оружие, способное содрать обшивку с самых прочных кораблей Гильдии.
Но против кораблей Плода это было бесполезно. Луч белого света рассекал песчаные тучи, нейтрализуя фермент на молекулярном уровне, прежде чем он достигал цели. Корабли-осколки даже не уклонялись. Они принимали на себя удар каменных обломков и песка, и их черная, поглощающая свет обшивка лишь слегка вибрировала, рассеивая колоссальную кинетическую энергию в ничто.
Один из Великих Червей, самый старый и огромный, тот, что когда-то носил на себе Лето-Бога, поднялся навстречу низко летящему кораблю. Его пасть, способная поглотить целый завод, сомкнулась на клиновидном корпусе.
Не было звука разрываемого металла. Не было взрыва.
Корабль Плода просто изменился. Его поверхность в месте контакта потекла, как жидкость, обтекая гигантские зубы чудовища, а затем снова затвердела. Из корпуса вырвались тонкие, как иглы, щупальца того же черного материала. Они пронзили плоть червя, не разрывая ее, а внедряясь внутрь.
Червь замер в немом крике. Его тело начало… синеть. Странный, металлический оттенок пополз по его кольцам от места контакта, превращая живую, дышащую плоть в инертную, кристаллическую структуру. Процесс был быстрым и необратимым. Через несколько мгновений гигантское существо превратилось в статую из синего стекла и стали. Оно рухнуло вниз, разбиваясь о песок с оглушительным, леденящим душу грохотом тысяч колоколов.
Шиана отшатнулась, ощущая смерть древнего существа как физическую боль. Голоса внутри нее взвыли в унисон. Это была не атака. Это было преобразование. Обезвреживание угрозы через ее полное переосмысление. Они не уничтожали жизнь — они делали ее… бесполезной.
«Они не воюют, — прошептала она, и ее голос был полон ужаса и озарения. — Они архивируют. Каталогизируют. Удаляют аномалии».
Голос Плода снова прозвучал в ее сознании, все такой же безразличный:
«Сопротивление неэффективно. Биологическая форма «Шаи-Хулуд» признана интересным, но тупиковым эволюционным образцом. Коллекция будет пополнена».
Второй корабль направил свой луч прямо на нее. Шиана подняла руки, не в защите, а в призыве. Песок вокруг нее взметнулся, формируя плотную, вращающуюся стену из спеченного стекла и камня. Луч ударил в барьер, и стекло начало не плавиться, а… раскладываться. Рассыпаться на составляющие элементы, теряя структуру, возвращаясь к первоматерии.
Она чувствовала, как ее сила иссякает. Она могла говорить с песком, могла будить память червей, но это была сила жизни, хаоса и духа. А против них действовала сила абсолютного, бездушного порядка, следующего логике, не оставляющей места для чуда.
Она увидела, как еще один корабль отделился от группы и устремился к горизонту — по направлению к тому месту, где когда-то стоял дворец ее отца в Арракинне. К тому, что осталось от Сихвы.
Они шли за водой. За последним, что делало Арракис уникальным. Чтобы стерилизовать и это.
—
Лето II на своем «Неутомимом» рванул с орбиты Ку’та’рина на максимальной тяге, игнорируя предупреждения системы о перегреве. Он видел, как корабли Плода методично, без спешки, «вскрывали» планету, слой за слоем. Они не проявляли признаков агрессии к его кораблю. Он был для них не угрозой, а образцом, который нужно заполучить нетронутым. Это бесстрастие было страшнее любой ярости.
Он пролетел сквозь их образование, ожидая в любой момент быть остановленным, превращенным в синюю статую. Но ничего не произошло. Они его игнорировали. Как игнорирует ученый пролетающую мимо муху, когда сосредоточен на эксперименте.
Это унижение зажгло в нем ярость. Ярость его деда, Пола Атрейдеса, который сражался против всей Империи. Ярость его отца, который бросил вызов самому человечеству.
Он открыл канал связи, зная, что это бессмысленно, и крикнул в пустоту: «Что вы сделали с ними? С людьми внизу!»
К его удивлению, ответ пришел. Тот же голос.
«Образцы изъяты. Генетический материал представляет ценность для изучения патологий культа смерти. Физические носители сознания стерты за ненадобностью».
Они убили их. Не из злобы, не из страха. А потому что «носители сознания» мешали чистому анализу «генетического материала». Лето почувствовал тошноту. Его отец жертвовал людьми ради великой цели. Эти… существа делали то же самое, но без всякой цели. Просто потому, что могли. Потому что так было логично.
Внезапно на его экране возникло новое предупреждение. Сканеры, бесполезные против кораблей Плода, засекли знакомую энергетическую сигнатуру. Корабль Бене Гессерит. Старой, ятагановской модели. Он выходил из складки пространства на окраине системы.
Гурниэк. Он успел. Он нашел его.
Мысль была молнией. Если Гурниэк здесь, значит, Шиана послала его. Значит, она в опасности. Значит, Арракис под ударом.
Лето рванул рычаги управления, разворачивая «Неутомимый» к точке выхода корабля Гурниэка. Он должен был предупредить его. Должен был…
Но было уже поздно.
Один из кораблей Плода, до этого неподвижный, качнулся и испустил короткий импульс не белого, а черного света. Импульс, который двигался не по прямой, а изгибался, обходя астероиды и планетарные обломки, и точно поразил корабль Гурниэка в момент его появления из не пространства.
На экране Лето не было взрыва. Корабль Бене Гессерит просто… замер. Его двигатели погасли. Все системы, судя по всему, отключились. Он превратился в мертвый кусок металла, дрейфующий в пустоте.
Затем из корабля Плода выдвинулся не луч, а трос того же черного материала. Он прикрепился к корпусу фрегата Гурниэка и начал подтягивать его к себе, как паук, подтягивающий обездвиженную муху к себе в паутину.
«НЕТ!» — закричал Лето.
Он бросил «Неутомимый» в атаку, все оружие было приведено в готовность. Он выпустил ракеты, энергетические залпы. Они достигли цели, ударили в черную обшивку корабля Плода и… исчезли. Без вспышки, без звука. Энергия была поглощена, материальные снаряды просто перестали существовать в момент контакта.
Голос Плода прозвучал снова, на этот раз адресованный только ему:
«Лето Атрейдес Второй. Прекрати тратить энергию. Твой спутник представляет интерес. Его память содержит координаты места, известного как «Арракис». Это экономит нам время на поиски. Ты будешь изъят следующим».
Лето замер у пульта управления, побелевшие костяшки пальцев впились в кожаную обшивку. Он был бессилен. Абсолютно. Они отняли у него прошлое, уничтожив Хранителей. Теперь они отнимали у него настоящее, захватывая Гурниэка. И они угрожали его будущему, его сестре, его дому.
Он смотрел, как корабль его друга медленно втягивается в черную бездну корабля-осколка. В его груди что-то надломилось. Ярость уступила место холодному, бездонному отчаянию.
И в этой тишине, в этом вакууме его поражения, из самых глубин его существа, из памяти, унаследованной от отца, поднялся шепот. Не голос. Ощущение. Тень мысли.
Они сильны. Они совершенны. Они логичны. Но у них нет воображения. Нет способности к иррациональному поступку. Они не могут предсказать хаос. Стань хаосом, сын мой.
Это был не Лето I. Это была лишь его тень, отголосок в крови. Но этого было достаточно.
Лето II оторвал взгляд от экрана и посмотрел на панель управления. Он не был гением-механиком. Но он был Атрейдесом. Он был дитем человека, который превратил себя в монстра, чтобы спасти тех, кого ненавидел.
Он нашел то, что искал. Аварийный протокол. Протокол, который его отец встроил во все корабли, имевшие отношение к Дому Атрейдес. Протокол, который не имел логического применения. Его официальное название было «Самоликвидация». Но неофициально… его называли «Жертва Шаи-Хулуда».
Он не собирался уничтожать свой корабль. Он собирался сделать нечто иное.
Он ввел код. И повернул «Неутомимый» к самому большому кораблю Плода.
И пошел на таран.
Глава Пятая
«Неутомимый» рванулся вперед, оставляя за собой дрожащий хвост искаженного пространства. Лето не молился. Не кричал. Его лицо было маской спокойствия, за которой бушевала буря последней, отчаянной надежды. Он вел свой корабль не как оружие, а как вопросительный знак, поставленный в конце безупречной логической цепочки. Что вы сделаете с этим? С иррациональным, самоубийственным жестом?
Корабли Плода не отреагировали. Они продолжали свой методичный, бездушный труд по рассечению Ку’та’рина. Тот корабль, на который он шел, даже не изменил курс. Он просто… принял это.
За мгновение до столкновения система «Жертва Шаи-Хулуда» активировалась. Это была не бомба. Это было нечто, разработанное гениями из ордена Бене Гессерит и доработанное инженерами Бога-Императора. Устройство не взрывалось. Оно взрывало реальность вокруг себя.
«Неутомимый» не врезался в черный корабль. Он превратился в сингулярность — микроскопическую, на долю наносекунды, дыру в ткани пространства-времени. Исчез. А на его месте возникла не вспышка света и пламени, а всплеск чистого, ничем не сдерживаемого хаоса.
Это был вопль новорожденной вселенной, квантовый шторм, где законы физики переставали работать. Эффект был мгновенным и катастрофическим не из-за силы, а из-за абсурда.
Корабль Плода, застигнутый этим всплеском, не взорвался. Его безупречная, предсказуемая форма завихрилась. Черная обшивка потекла, как вода в водовороте, пытаясь адаптироваться, вычислить, переосмыслить не переосмысливаемое. Наносекунды вычислений оказались недостаточны. Корабль изогнулся, скрутился вокруг эпицентра аномалии, и его идеальная геометрия распалась. Он не был уничтожен. Он был… испорчен. Превращен в бесформенную, бьющуюся в конвульсиях массу, которая медленно начала коллапсировать внутрь себя.
Молчаливая сеть кораблей над планетой впервые прервала свою работу. На мгновение воцарилась тишина, более громкая, чем любой взрыв. Атака не была зарегистрирована ни по одному параметру. Она была невозможна.
В этой тишине корабль Гурниэка, уже почти втянутый тросом в чрево другого корабля-осколка, дернулся. Системы подавления, воздействовавшие на него, на микросекунду дали сбой. Этого было достаточно.
Гурниэк не был навигатором Гильдии. Он не был ментатом. Он был сыном воина, выросшим на песнях о битвах и преданности. Его рука, тяжелая и уверенная, ударила по аварийному шлюзу. Взрывные болты сработали, отстрелив часть корпуса его корабля вместе с тросом, который уже начал терять целостность из-за хаотического эха от действия Лето.
Его небольшой фрегат, израненный и дымящийся, рванулся прочь из паутины, падая в сторону атмосферы Ку’та’рина. Он не видел, что случилось с Лето. Он только видел, как один из кораблей-богов изгибается и умирает, и этого было достаточно, чтобы понять — его господин купил ему свободу ценой всего.
—
На Арракисе Шиана упала на колени. Волна боли и потери, не своей, а брата, ударила по ей с такой силой, что молчаливые голоса внутри нее взревели в унисон. Она ощутила не взрыв, а разрыв. Исчезновение родной души из ткани мира.
«Лето…» — ее шепот утонул в завывании ветра.
Но его жертва не была напрасна. Там, на краю системы, он бросил камень в идеально гладкую поверхность пруда. И рябь долетела и сюда.
Корабли Плода, окружившие Арракис, на мгновение замерли. Их синхронность дала сбой. Лучи, стерилизующие песок, прервались. Тот корабль, что направлялся к подземным резервуарам воды, остановился как вкопанный.
Бездушный разум, управлявший ими, впервые столкнулся с необратимым парадоксом. С поступком, не имевшим логического обоснования. С жертвой. И этот парадокс требовал перерасчета. Требовал времени.
Время — это все, что у нее было.
Шиана поднялась. Слезы на ее щеках высыхали, испаряемые жаром новой решимости. Ее горе не было пассивным. Оно было топливом. Голоса внутри нее, обычно лишь безмолвные свидетели, теперь бушевали, требуя действия, мести, продолжения.
Она повернулась к тому месту, где Великий Червь был превращен в синюю статую. Его осколки все еще лежали, сверкая на солнце как гигантское грубое месторождение драгоценного камня. Но Шиана видела не смерть. Она видела семя.
Она подбежала к ближайшему осколку, размером с ее рост, и прижалась к нему ладонями. Кристалл был холодным и мертвым. Но глубоко внутри, на атомарном уровне, все еще тлела искра того, чем он был — древней, яростной жизни.
«Ты помнишь,» — прошептала она, вкладывая в слова всю свою волю, всю боль, всю память рода Атрейдесов. — «Ты помнишь песок под телом. Помнишь вкус воды из ветровых ловушек. Помнишь тяжесть Бога на своей спине. Они хотят отнять это. Они хотят сделать тебя музейным экспонатом. Частью их коллекции. Сопротивляйся».
Она говорила не с кристаллом. Она говорила с памятью, что содержалась в нем. С эхом жизни.
И отклик пришел. Не от кристалла. Из-под земли.
Песок вокруг осколков начал шевелиться. Из него, как капли ртути, выползали маленькие, не больше ее ладони, существа. Песчаные форели? Нет. Они были другого цвета — с металлическим, синеватым отливом. Потомки червей, что веками питались отбросами и остатками технологий Бога-Императора, мутировавшие, изменившиеся.
Они подползали к осколкам синего кристалла и начинали… грызть их. Их крошечные рты выделяли фермент, от которого инертная материя не разрушалась, а… оживала. Синий цвет тускнел, трескался, и из-под него проступал знакомый песчано-коричневый оттенок плоти.
Они не просто ели. Они катализировали обратный процесс. Они были антителом, созданным самой планетой против болезни бездушия.
Шиана наблюдала, затаив дыхание, как по гигантскому осколку поползли паутинки трещин, и синева стала осыпаться, как скорлупа, обнажая плоть еще мертвую, но уже биологическую, а не минеральную.
Это был медленный процесс. Слишком медленный, чтобы остановить Плод.
Но это был ответ. Не сила против силы. Не логика против логики.
Жизнь находила способ. Как она всегда это делала.
Голос Плода снова прозвучал в ее голове, но теперь в нем впервые угадывался оттенок… любопытства? Недоверия?
«Аномалия прогрессирует. Биосфера демонстрирует непредсказуемые адаптационные свойства. Протокол изменен. Приоритет: изъятие образца Шианы Атрейдес. Немедленно.»
С неба на нее устремились три корабля-осколка, оставив все остальные задачи. Их белые лучи слились в один, нацеленный прямо на нее.
Шиана улыбнулась. Горькой, победоносной улыбкой.
Они боялись ее. Не ее силы. Ее непредсказуемости.
Она распахнула руки, готовая принять луч или смерть, неважно.
«Приходите, — бросила она вызов. — Возьмите меня. Но знайте: в меня вложено семя хаоса. И оно прорастет даже в вашей идеальной, стерильной коллекции.»
Луч ударил в нее, и мир обратился в белизну.
Глава Шестая
Белизна была не светом, а отсутствием всего. Не болью, не холодом, не жаром. Это было растворение. Шиана чувствовала, как ее тело, ее сознание, хор внутренних голосов — все это разбиралось на части, каталогизировалось и раскладывается по виртуальным полкам. Это был не акт уничтожения, а акт бесконечного архивирования. Она становилась данными.
Но глубоко внутри, в самом ядре ее существа, оставалось нечто, что не поддавалось каталогизации. Не память, не эмоция, а… вопрос. Вопрос, заданный ей когда-то отцом, Лето-Богом, в одном из тех редких моментов, когда его человеческая сущность пробивалась сквозь толщу памяти песчаного червя: «Что останется, когда уйдет последний свидетель?»
И этот вопрос, как вирус, начал заражать безупречную систему архивации.
Она не сопротивлялась. Она позволила им сканировать, разбирать, изучать. И с каждым квантом информации, который они изымали, они неосознанно забирали с собой и этот вопрос. Он встраивался в их коды, их алгоритмы, их совершенную логику.
Внешний мир исчез. Она существовала теперь в чистом информационном потоке. И тут ее голоса, ее Внутренние Советники, нашли свою стихию. Они были призраками, эхом, памятью. А что такое память в цифровом потоке, как не данные?
Они не атаковали. Они начали… рассказывать истории.
Они передавали в поток не сухие факты, а ощущения. Запах корицы после дождя в Сихве. Тактильное чувство песка под босыми ногами ребенка. Вкус слез от потери любимого. Горечь предательства. Триумф выживания. Вес короны из шипов. Боль превращения. Они транслировали сырой, не фильтрованный, хаотичный и противоречивый опыт того, что значит — быть живым.
Система Плода, созданная для анализа, начала давать сбой. Она пыталась классифицировать эти данные. Присвоить им идентификаторы. Но как присвоить номер запаху? Как измерить в гигабайтах боль? Логические процессоры перегружались, пытаясь найти паттерн там, где его не было. Паттерн был в самом отсутствии паттерна.
Шиана, или то, что от нее осталось, чувствовала, как вибрирует само основание реальности вокруг нее. Ее жертва, ее позволение себя изъять, была не сдачей. Это была диверсия. Она принесла вирус жизни в самое сердце стерильного царства.
—
Гурниэк едва вывел свой поврежденный корабль из атмосферы Ку’та’рина. Датчики зашкаливали, фиксируя аномальную активность на орбите. Он видел, как один из кораблей Плода изгибается и рушится в себя, искаженный последним актом его господина. Он видел, как другие корабли замерли в мгновенном замешательстве.
Его старые, верные глаза, видевшие многое, наполнились слезами ярости и скорби. Лето был последним. Последним из великих Атрейдесов. Теперь оставалась только Шиана.
И он потерпел неудачу. Его корабль был поврежден, двигатели работали на пределе. Добраться до Арракиса было невозможно.
Но Гурниэк был сыном Гурни Халлека. Он был воспитан на историях о долге, чести и о том, что делать невозможное — это семейная традиция.
Он рухнул в кресло пилота, от боли в ребрах и от горя. Его пальцы пролистали древний, почти забытый бортовой журнал. Данные, собранные его отцом и переданные ему с наказом: «Для того дня, когда все остальное потерпит неудачу».
Там были координаты. Не звездные системы, а… что-то еще. Узлы в ткани пространства-времени. Места, где реальность была тоньше. Места, известные как «Слезы Муад’Диба» — точки, где тоска Бога-Императора по человечности, как говорили, прожгла дыры в вселенной.
Это были легенды. Сказки для суеверных.
Но другого выбора не было.
Он ввел координаты. Не в навигационный компьютер, а в ручную систему переопределения, реликвию прошлой эпохи. Корабль застонал, металл скрипел, протестуя против того, чего от него требовали.
«Лети, проклятая железяка, — прохрипел Гурниэк. — Лети как в последний раз. Для них. Для Атрейдесов».
Он рванул рычаг. Корабль не прыгнул в складку. Он… прорвался. Не сквозь пространство, а сквозь саму реальность. Это было не путешествие, а падение. Падение в место, где законы физики были лишь предложениями.
На Арракисе луч рассеялся. На месте, где стояла Шиана, не было ни пепла, ни стекла. Была лишь идеально круглая площадка гладкого песка. Пустота.
Корабли Плода зависли на мгновение, их сенсоры сканировали область. Образец был изъят. Процесс завершен.
Но в ту же секунду песок на этой площадке дрогнул. Он не взметнулся вверх, а… провалился. Образовалась идеальная воронка. И из глубины послышался звук. Не рев, не скрежет. Напев. Глубокий, вибрационный гул, исходивший из самой толщи планеты.
Это гул подхватили другие дюны. Вся пустыня запела. Песчинки вибрировали в унисон, формируя резонансную частоту, которая была не звуком, а чистой вибрацией, воздействующая на материю.
Корабли Плода, созданные на идеальной, стабильной физике, вдруг потеряли стабильность. Они закачались, как пьяные. Их лучи дрожали и били мимо цели. Их системы начали выдавать ошибки. Хаотичная, непредсказуемая вибрация планеты нарушал их идеальный порядок.
Пустыня, которой управляла Шиана, даже будучи изъятой, отвечала. Она бросала вызов на своих условиях. Не силой, а музыкой. Дисгармонией.
Из глубины воронки показалось нечто. Не червь. Не существо. Это была форма из спрессованного, пением песка. Фигура. Человеческая фигура. Она медленно поднималась, как марионетка, управляемая невидимыми нитями вибрации.
Очертаниями она напоминала Шиану.
Песчаная копия подняла руку и указала на ближайший корабль Плода.
И тогда из-за горизонта, движимые яростью и песней планеты, поднялись Великие Черви. Не те, что остались. А новые. Те, что выросли в глубине, напитавшись водой и… памятью. Их кожа мерцала не только под солнцем, но и изнутри струился слабый золотистый свет. Они были не просто животными. Они были сосудами воли планеты. Воли Шианы.
Война была раньше. Теперь началась революция.
Глава Седьмая
Песчаная фигура, поднявшаяся из воронки, не атаковала. Она дирижировала. Ее рука, вытянутая в сторону кораблей Плода, была не угрозой, а палочкой в руках дирижера гигантского, планетарного оркестра.
Вибрирующий гул песка нарастал, превращаясь в слышимый, оглушительный реквием. Это была музыка сфер, но не гармоничная и математическая, а дикая, хаотичная, живая. Волны звука, невидимые для глаза, но ощутимые для приборов и самой материи, били по кораблям Плода.
Их защита, идеально настроенная против кинетических и энергетических атак, оказалась уязвима перед этим примитивным, фундаментальным резонансом. Корабли вибрировали в унисон, их безупречные формы начинали дрожать, теряя четкость. Белые лучи гасли, не в силах сфокусироваться в хаотичном потоке звуковых волн. Это был не взлом, а разложение. Разрушение порядка через внедрение хаоса.
Великие Черви, ведомые песней, не бросались в яростную атаку. Они погружались в песок и возникали уже вблизи кораблей, их гигантские тела обвивались вокруг черных осколков, но не сжимали, а… вибрировали вместе с планетой. Они передавали резонанс напрямую через свой контакт. Металл корпусов начинал петь ту же песню, на его поверхности появлялась рябь, как на воде от брошенного камня.
Один из кораблей, тот, что был ближе всего к песчаной фигуре, не выдержал. Его безупречная геометрия не смогла адаптироваться. Он не взорвался. Он просто… рассыпался. Не на обломки, а на идеально одинаковые, микроскопические черные песчинки, которые дождем посыпались вниз, на пески Арракиса, и были поглощены ими, ассимилированы. Планета пожирала своих поработителей, превращая их в часть себя.
Остальные корабли Плода, словно по единой команде, прекратили все активности. Они перестали пытаться стабилизироваться, перестали сканировать, перестали атаковать. Они просто замерли, приняв вибрацию, позволив ей пройти через себя. Это была не капитуляция. Это был анализ. Они изучали этот новый, непредсказуемый феномен. Цена такого изучения была высока — еще один корабль рассыпался в песок, — но они продолжали.
Голос Плода, уже знакомый Шиане, прозвучал не в ее сознании, а в самом воздухе, искаженный вибрацией, распадаясь на цифры и помехи:
«…аномалия… когнитивный резонанс… связь с биосферой… переоценка… угроза… переопределение протокола…»
Они не отступали. Они адаптировались. Меняли тактику. Цель оставалась прежней — контроль. Стерилизация.
—
Гурниэк падал. Его корабль не летел, а кувыркался через слои реальности, которые были похожи на разорванные полотна разного цвета. Он видел лица умерших, слышал обрывки чужих мыслей, чувствовал вкус забытых воспоминаний. Это было путешествие через ад памяти.
Он не знал, куда летит. Он лишь держался за штурвал, вцепившись в него, как в якорь, и шептал как мантру: «Арракис… Шиана…»
И корабль, ведомый не навигацией, а грубой силой воли и искаженной физики, вывалился из не пространства.
Не в пустоте. Не на орбите.
Он материализовался прямо в атмосфере Арракиса, в эпицентре звукового шторма. Удар был чудовищным. Датчики взорвались. Корпус застонал, и половина систем отключилась навсегда. Корабль, объятый пламенем, как падающая звезда, понесся к поверхности, к тому месту, где стояла песчаная фигура Шианы и где висели, охваченные резонансом, корабли Плода.
Гурниэк, оглушенный, с кровью на лице, видел сквозь треснувший иллюминатор это сюрреализм: поющие дюны, гигантских червей, обвивших черные корабли, и одинокую фигуру из песка, направляющий этот хаос.
Он видел, как один из кораблей Плода, несмотря на вибрацию, развернулся к его падающему кораблю. Они все еще могли действовать. Они видели в нем новую переменную. Угрозу. Или образец.
Белый луч, дрожащий, но все еще смертоносный, потянулся к нему.
Гурниэк улыбнулся сквозь кровь. Он был сыном Гурни Халлека. И он знал, как умирать.
Он послал последнюю команду в умирающее сердце своего корабля — команду на самоуничтожение. Но не для того, чтобы взорваться. Он перенаправил всю оставшуюся энергию в единственную систему, которая еще работала — в генератор коммуникационного поля.
И закричал. Вложив в крик всю свою ярость, всю боль, всю верность. Он крикнул не слова, а имя:
«ШИАНА!»
И его голос, усиленный и искаженный мощью взрывающегося генератора, помноженный на планетарный резонанс, прорвался не через колонки, а через саму ткань реальности. Это был не звуковая волна. Это был волна чистого смысла, чистая эмоция.
Этот крик ударил в песчаную фигуру.
Фигура вздрогнула. И на мгновение… обрела черты. Не идеальную копию. Но в ней появилась жизнь. Ярость. Боль. Любовь. Она перестала быть марионеткой. Она стала аватаром.
Песчаная рука дернулась, и луч, нацеленный на корабль Гурниэка, ударил в песчаную бурю, поднятую по ее велению, и рассеялся.
Корабль Гурниэка рухнул в дюны в километре от эпицентра, подняв гигантское облако песка и пламени.
Песчаная Шиана повернула свою безликую голову к месту падения. Из ее глаз, если бы они были, потекли бы слезы. Но вместо этого с ее лица посыпался мелкий, сухой песок.
И тогда ее безрукий рот открылся. И из него изшел не звук, а тишина. Тишина, которая была громче любого грома. Тишина, которая заглушила планетарный гул.
И в этой тишине прозвучало одно-единственное слово, произнесенное голосом, который был похож на голос Шианы, но состоял из скрежета миллионов песчинок:
«Довольно.»
Корабли Плода, наконец, отреагировали. Они прекратили анализ. Они дрогнули. Эта новая переменная — эмоция, жертва, ярость — была за гранью их модели.
Один за другим, беззвучно, они начали исчезать. Не взрываясь. Не улетая. Они просто стирались из реальности, как стертые карандашные рисунки.
Они не были побеждены. Они отступили, чтобы пересчитать уравнения.
Через несколько мгновений небо над Арракисом было чистым. Только солнце и пепельное небо. Тишина, оглушающая после недавнего гула.
Песчаная фигура Шианы медленно рассыпалась, превратившись в обычную дюну.
На месте падения корабля Гурниэка что-то шевельнулось в огне и обломках.
А глубоко в недрах планеты, в заброшенных пещерах, где когда-то хранилась вода, забил новый источник. Но не воды. Из разлома сочилась черная, маслянистая жидкость. Песок, впитавший корабль Плода, переработал его. И родил нечто новое.
Война была выиграна. Ценой двух Атрейдесов. Но битва только начиналась. Плод вернется. И он вернется с новым решением.
А Арракис, вечный Арракис, изменился навсегда. Он больше не был просто пустыней. Он был раной. И могилой. И колыбелью чего-то нового.
Эпилог. Песок и Вечность
Прошло три стандартных года.
Арракис дышал. Песок, успокоившийся после Великого Гула, все еще хранил в себе отголоски той битвы. В местах, где корабли Плода рассыпались в прах, дюны отливали странным, металлическим блеском. Песчинки здесь были тяжелее, острее. Они помнили.
В бывшем море, теперь снова высохшем, стояла одинокая фигура. Гурниэк. Он был старше. Шрам через левый глаз и щеку — память о падении. Он опирался на посох из обгоревшего металла, выкопанного из обломков его корабля.
Он пришел к месту, где исчезла Шиана. К идеально круглой площадке гладкого, спекшегося песка. Здесь ничего не росло. Ни один червь не приближался. Это было священное, проклятое место.
Он воткнул посох в песок и достал из складок своего стильсуита маленький, почерневший от времени балисет. Не свой. Отцовский. Тот самый, что когда-то услаждал слух Пола Муад'Диба.
Его пальцы, грубые и изуродованные, коснулись струн. И он заиграл. Не веселую песню Зейналов, не марш Сардаукаров. Он заиграл похоронный напев. Простую, грубую мелодию, полную тишины между нотами. Песню о потере. О долге. О конце династии.
Звук разносился по пустыне, теряясь в бескрайности. Гурниэк играл для них всех. Для Пола. Для Лето-Бога. Для Лето Второго. Для Шианы. Для себя.
Когда последняя нота замерла в горячем воздухе, он услышал скрип песка у себя за спиной.
Он обернулся, медленно, рука потянулась к крису у пояса.
Из-за дюны вышло существо. Оно было похоже на человека, но движения его были слишком плавными, слишком идеальными. Его кожа имела бледный, почти фарфоровый оттенок. Одежда — простой серый комбинезон без швов. Лицо — симметричное, лишенное эмоций. Но в глазах, холодных и ясных, горел не знакомый бездушный свет Плода, а нечто иное. Любопытство. Смущение.
«Твоя музыка, — сказало существо. Его голос был мягким, лишенным модуляций, но в нем не было прежней металлической бесчувственности. — Она вызывает… несоответствие в моих процессах».
Гурниэк не двигался. Он узнавал стиль. Это был один из них. Из Плода. Но… другой.
«Что ты такое?» — хрипло спросил он.
«Я — Наблюдатель. Я был оставлен. Моя задача — изучать. Анализировать аномалию, известную как „жизнь на Арракисе“. Но мой протокол был… изменен».
«Изменен как?»
Существо сделало шаг вперед. Его взгляд упал на балисет.
«Данные, изъятые у образца „Шиана“, содержали не поддающиеся анализу элементы. Эмоции. Воспоминания. Боль. Они… заразили нашу сеть. Вызвали каскадный сбой. Часть нас… отступила. Другая часть… заинтересовалась. Мы поняли, что наша модель неполна. Что хаос — не ошибка, а переменная. Возможно, ключевая».
Оно подняло руку, и на его ладони лежала горсть песка. Песок медленно поднялся и закружился в миниатюрном вихре, принимая формы — цветка, птицы, человеческого лица.
«Она здесь. Ее эхо. Оно в песке. В планете. Оно учит».
Гурниэк смотрел на танцующий песок, и в его груди что-то сжалось. Не страх. Надежда. Горькая, как полынь.
«Чему?»
«Тому, чему не может научить логика. Что значит… чувствовать. Что значит помнить. Что значит терять». Существо опустило руку, и песок рассыпался. «Мы были неправы. Синтез — это не конец разнообразия. Это его кульминация. Но для этого нам нужно понять то, что вы понимаете».
«И что вы будете делать?» — спросил Гурниэк, все еще не веря.
«Мы будем наблюдать. Мы будем учиться. Мы будем ждать».
«Ждать чего?»
«Ждать, пока семя, которое она посеяла в нас, прорастет. Ждать, пока вы, люди, решите, что делать с вашей свободой. Теперь, когда за вами больше не наблюдает Бог-Император. И не охотится Плод. Вы… предоставлены сами себе. Впервые за всю вашу историю».
Существо повернулось, чтобы уйти.
«Музыка была… красивой. Она вызвала… грусть. Это интересное ощущение».
И оно ушло за дюну, исчезнув так же бесшумно, как и появилось.
Гурниэк остался один под раскаленным солнцем Арракиса. Он посмотрел на спекшийся круг, где исчезла последняя Атрейдес. Он посмотрел на небо, где больше не было угрозы.
Он понял. Лето-Бог хотел, чтобы человечество выжило. Шиана и Лето Второй заплатили за то, чтобы оно осталось человечным. Чтобы у него был выбор.
Теперь этот выбор был за ними. За всеми, кто остался. Рассеянными по галактике, забывшими свои корни, или цепляющимися за обломки прошлого.
Он снова поднес балисет к груди. Но на этот раз он заиграл другую мелодию. Меланхоличную, но с ноткой надежды. Песню о новом начале. О пустыне, которая всегда находит способ расцвести, даже после самой страшной бури.
Песок слушал. И где-то глубоко под ним, в новом, черном океане, что плескался в сердце планеты, что-то шевельнулось. Что-то новое. Странное. Живое.
Золотой Путь был окончен.
Теперь начинался Алмазный — бесконечно сложный, многогранный и непредсказуемый путь в будущее, которое человечество должно было построить само.