Дюна: Песок и Вечность
КНИГА ПЕРВАЯ
Пролог
Из уроков Даруй-и-Веди:
«Ты думаешь, что Золотой Путь был целью? Он был лишь подготовкой почвы. Человечество рассеяно, как семена на ветру, и теперь ни один ураган не сможет уничтожить весь урожай. Но что вырастет из этих семян? Бесконечное множество сорняков, душащих друг друга? Или лес, чьи корни сплетены в единую, неразрывную сеть под почвой? Мы посеяли бесконечность. Теперь пришло время выращивать вечность. И первый шаг — перестать быть садовником. Стать почвой».
—
Глава Первая
Песок шуршал под босыми ногами Шианы. Он был холодным, неестественно холодным для бывшей планеты-пустыни. Она шла по дну высохшего моря, где когда-то бушевали воды, порожденные ее отцом. Теперь вода ушла вглубь, сбежала в под поверхностные резервуары, и пустыня, хоть и не та, что прежде, медленно возвращала свои права.
Она была одной из Последних, дитя угасающей династии. Муад’Диб мертв. Лето II мертв. Алиа… о Алиа. Лишь она, Шиана, и ее брат-близнец Лето II, носящий имя деда, оставались живыми свидетелями былого величия Дома Атрейдес на Арракисе. Но ее брат был не здесь. Он ушел в Рассеянные Миры, искал следы матери, Джессики, или, может быть, просто бежал от тени, которую их династия отбрасывала даже на высохшее морское дно.
Ее сопровождал невысокий, коренастый мужчина с кожей, похожей на потрескавшуюся от солнца глину. Его звали Гурниэк, и он был сыном Гурни Халлека, воспитанным на историях о былых битвах и мелодиях балисета. Но Гурниэк играл на другом инструменте — на генераторе звуковых волн, который мог успокоить бушующего песчаного червя или, наоборот, призвать его.
«Он близко, Госпожа», — прошептал Гурниэк, и его голос, грубый, как песок, нарушил тишину.
Шиана кивнула, не оборачиваясь. Она чувствовала его приближение через песок, через дрожь в костях. Это был не просто червь. Это был один из Последних Великих, потомок тех, что носили на себе ее отца. Существо, помнившее вкус воды и запах человеческой крови.
Он возник из-за горизонта, как движущаяся гора, извергая фонтан песка и камней. Его кольца были гигантскими щитами из закаленной песчаной кожи, а запах — смесью корицы и вечности.
«Зачем ты зовешь его?» — спросил Гурниэк. В его голосе была не тревога, а любопытство. Ритуал вызывания становился все более редким.
«Чтобы напомнить», — ответила Шиана, и ее голос прозвучал так, как будто говорили сразу две женщины: одна — молодая, с хрупкостью юности, другая — древняя, пропитанная мудростью и горем всех ее предшественниц. Голоса-призраки внутри нее молчали, но их тишина была красноречивее любых слов. Она научилась их слушать, а не давать им говорить.
«Напомнить ему? Он и так помнит все».
«Напомнить себе, Гурниэк. Напомнить, что Арракис — это не музей. Что мы не смотрители за гробницей. Золотой Путь завершен. Теперь наш путь — наш собственный».
Червь замер перед ними, его огромная пасть, похожая на пещеру, была обращена к ним. Шиана не чувствовала угрозы. Она чувствовала… ожидание.
Из складок ее одежды она извлекла не крюк, не оружие и не воду. Она извлекла крошечный кристалл, мерцающий внутренним светом. Осколок от глаза бывшего Бога-Императора. Капля его вечности.
«Ты был частью этого», — прошептала она, обращаясь к червю. «Ты нес его в себе. Теперь неси это».
Она бросила кристалл. Он описал в воздухе сверкающую дугу и исчез в черной бездне пасти гиганта.
На мгновение воцарилась абсолютная тишина. Затем червь издал звук, который никто из ныне живущих не слышал никогда. Не рев ярости, не крик боли. Это был глубокий, вибрационный стон, полный печали и памяти. Он развернулся и скользнул обратно в пустыню, оставляя за собой лишь колеблющиеся дюны.
«Что ты сделала?» — спросил Гурниэк, и в его глазах впервые за долгое время был страх.
Шиана смотрела на исчезающую вдали спину червя.
«Я вернула ему память. Не только его… но память всех них. Память планеты. Теперь они будут помнить не только боль и голод. Они будут помнить цель».
—
В это самое время, за десятки тысяч световых лет от Арракиса, на планете-убежище под названием Ку’та’рин, ее брат, Лето II Атрейдес, стоял на коленях в склепе.
Перед ним в прозрачном саркофаге лежала женщина. Ее черты были узнаваемы с первого взгляда для любого, кто видел фрески в Сиетче Табр. Чистейшая кровь Харконненов, запечатанная в вечном льде. Его тетя. Его бабушка. Его проклятие и его наследие.
Алиа Атрейдес.
Ее тело было найдено экспедицией Рассеянных в заброшенной орбитальной станции. Она плавала в вакууме, сохранившаяся, как насекомое в янтаре. Ее лицо, на котором застыла не агония, а невыразимая усталость.
Лето II положил ладонь на холодное стекло.
«Они говорят, что в тебе оставалась крупица ее», — прошептал он. «Не Барона. Не Призрака. Только Алиа. Та, что любила и боялась. Я должен верить в это. Иначе зачем мне искать искупления для нашего рода?»
Он не знал, что его сестра в этот самый момент разбудила древнюю силу на их родном мире. Он не знал, что акт Шианы послал рябь по всей ткани пространства, которую ощутили те, кто обладал Остаточным Видением — потомки навигаторов Гильдии, мутанты из Рассеянных Миров, и таинственные существа, что, как ходили слухи, эволюционировали за пределами Поступательного Времени.
Игра началась вновь. Но на этот раз не было предсказаний Бене Гессерит, не было планов Квисатц Хадерахов, не было железной воли Бога-Императора. Были только дети титанов, пытающиеся найти свой собственный путь в тени наследия, которое было слишком велико, чтобы его нести, и слишком важно, чтобы его забыть.
Они думали, что свободны. Они не понимали, что самая изощренная ловушка — это ловушка, построенная из собственного прошлого. И что песок времени, как и песок Арракиса, всегда находит щели, чтобы просочиться внутрь.
Глава Вторая
Склеп на Ку’та’рине был не просто могилой. Это был архив, собранный с фанатичной преданностью одним из новых культов, порожденных Рассеянием — «Хранителями Горечи». Они поклонялись не Муад’Дибу, не Императору-Богу, а самому акту падения. Их догма гласила: лишь вкусив абсолютную горечь поражения, обмана и утраты, душа может очиститься от иллюзий и увидеть скелет вселенной. Тело Алии было для них священной реликвией — вечным символом того, как самый яркий разум может быть сокрушен внутренними демонами.
Старейшина культа, женщина по имени Маэль, чье лицо было испещрено ритуальными шрамами, напоминавшими трещины на высохшей земле, наблюдала за Лето II.
«Она зовет тебя,» — голос Маэль был шелестом сухих листьев. — «Не словами. Тишиной между ударами сердца. Пустотой, что осталась после ухода Призраков».
Лето II отвернулся от саркофага. В нем текла кровь его отца, человека, который видел слишком много путей и выбрал самый ужасный из них. И кровь его матери, которая предпочла окончательную смерть вечной жизни в сознании сына. Он был продуктом крайностей.
«Что она может мне сказать? Ее история окончена. Она — предупреждение, а не руководство к действию».
«Предупреждение для кого?» — Маэль приблизилась, и от нее пахло пылью и старым металлом. — «Для тех, кто считает себя свободным от прошлого? Ты ищешь свою мать, Джессику. Почему? Чтобы обрести прощение? Или чтобы найти оправдание тому, что ты не сделал?»
Лето II сжал кулаки. Он ненавидел эту проницательность, рожденную не ясновидением, а циничным изучением дыр в человеческой душе.
«Я ищу контекст», — ответил он холодно. — «Мой отец стал монстром, чтобы спасти человечество. Моя тетя стала жертвой монстра внутри себя. Моя бабушка… что знала она? Что видела моя мать? Я собираю осколки разбитого зеркала, чтобы понять, что оно отражало до того, как треснуло».
Маэль кивнула, будто он сказал именно то, что она хотела услышать.
«Тогда тебе нужен не склеп. Тебе нужен Смотритель».
Она повела его вглубь пещеры, за саркофаг, где стена была отполирована до зеркального блеска. Но это было не стекло. Это была завеса из черного, неподвижного песка, удерживаемая силовым полем. Песчинки не шевелились, застывшие в вечном падении.
«Песок помнит,» — прошептала Маэль. — «Особенно песок Арракиса. Тот, что прошел через кишечник Шаи-Хулуда и был извергнут в виде очищенной субстанции. Мы добыли это на одной из заброшенных диатрем. Это память твоей планеты, Лето Атрейдес. Прикоснись к ней. Спроси».
Лето II с недоверием смотрел на черную, мертвую стену. Это пахло алхимией и суеверием, не наукой. Но наука давно переплелась с мистикой в этой новой эпохе. Он медленно протянул руку.
Песок был холодным. И в тот момент, когда его пальцы коснулись поверхности, холод сменился жжением. Не физическим, а ментальным. В его сознании вспыхнули образы.
Песчаная буря. Он бежит, а за ним гонится тень с кинжалом. Запах крови и страха. Голос Гурни Халлека: «Умри как воин, мальчик!» Он — Пол. Он молод, уязвим, смертен.
Затем — бесконечная пустыня. Он несет на себе груз веков. Его тело — не тело, а цистерна для воды и песка. Он — Лето II. Он чувствует, как его человеческая сущность медленно угасает под грузом памяти. Он видит лицо сестры, Шианы, и в его сердце вспыхивает последняя искра любви, прежде чем ее поглотит тьма.
Он отдернул руку, как от огня, дыхание его участилось.
«Что это было?» — его голос дрожал.
«Не ответ,» — сказала Маэль. — «Вопрос. Песок показывает не то, что ты хочешь знать, а то, что ты должен спросить. Ты увидел отца? Сестру? Себя? Значит, твой путь лежит не вовне, а внутрь. Твое наследие — это лабиринт, и ты все еще ищешь из него выход, вместо того чтобы найти его центр».
Внезапно пол под ногами содрогнулся. Глухой, отдаленный грохот прошел через скалу. Сирены на верхних уровнях убежища завыли тихо, прерывисто — сигнал не атаки, а тревоги.
Один из Хранителей вбежал в склеп, его глаза были полны не страха, а благоговейного ужаса.
«Старейшина! Прибыл корабль… но не смотря на все наши сканеры… мы не засекли его приближения. Он просто… материализовался на орбите».
Маэль повернулась к Лето II.
«Ты принес это с собой. Песок позвал не только тебя. Он послал сигнал. И кто-то ответил».
—
На Арракисе Шиана стояла на вершине бывшей горы, которую ее отец когда-то назвал «Скалой Щита». Отсюда открывался вид на бескрайние пески. Но теперь ее взгляд был устремлен не на горизонт, а в ночное небо, где одна из звезд вела себя неестественно — она пульсировала короткими, упорядоченными вспышками.
Гурниэк поднялся к ней, его лицо было мрачным.
«Это не код Гильдии. И не сигналы Рассеянных. Это что-то другое».
«Я знаю,» — тихо сказала Шиана. Внутри нее молчаливые голоса зашевелились. Не произнося слов, они передавали ощущение… узнавания. И тревоги.
«Червь, которого ты… наделила памятью… он ведет себя странно. Он не ушел в глубины. Он кружит вокруг Старой Сихвы. Как страж».
«Он и есть страж,» — ответила Шиана. — «Он охраняет то, что я ему дала. И ждет».
«Ждет чего?»
«Ждет гостей. Или хозяев».
Она посмотрела на пульсирующую звезду. Вспышки света складывались в сложный, повторяющийся узор. Она закрыла глаза, позволив внутреннему зрению, унаследованному от отца, расшифровать его. Это был не язык. Это была математика. Чистая, безэмоциональная, идеальная геометрия. Формула.
И она поняла.
Это было приглашение.
Или предупреждение.
Не человечество, прошедшее через горнило Золотого Пути, было конечной целью.
Оно было лишь учеником, прошедшим предварительный отбор.
А теперь Учитель появлялся на пороге, чтобы посмотреть, чему научился его ученик.
«Они здесь,» — прошептала Шиана, и в ее голосе впервые за многие годы прозвучал тот же леденящий душу авторитет, что был у ее отца, когда он принимал роль Муад’Диба. — «Дети Рассеяния. Они вернулись. Но они не те, кем ушли».
Она обернулась к Гурниэку, и в ее глазах горел новый огонь.
«Найди моего брата. Используй все, что осталось от сети шпионов Бене Гессерит, от агентуры Гильдии. Найди его. Скажи ему, что игра изменилась. Наследие Атрейдесов — это не бремя прошлого. Это ключ. И дверь, которую он открывает, только что начала приоткрываться».
Гурниэк, верный слуга, сын верного слуги, лишь кивнул. Вопросов не было. Была только обязанность.
И пока он спускался по скале, чтобы выполнить приказ, Шиана осталась одна под мигающей звездой. Она чувствовала, как по планете пробегает дрожь. Песчаные черви, большие и малые, просыпались от многовековой спячки. Песок начинал петь свою древнюю песню, но теперь в ее мелодию вплеталась новая, чуждая нота.
Война за выживание закончилась.
Начиналась война за смысл.
Глава Третья
Корабль, появившийся над Ку’та’рином, был подобен зазубренному осколку обсидиана. Он не отражал свет, а поглощал его, искажая пространство вокруг себя таким образом, что глаза отказывались фокусироваться на нем надолго. Это вызывало тошноту и чувство глубинного дисбаланса. Он не нарушал законов физики — он, казалось, писал свои собственные.
На мостике своего скромного быстроходного фрегата «Неутомимый», унаследованного от одного из капитанов - злейтанов, Лето II наблюдал за ним через усиленные фильтрами экраны. Сердце его бешено колотилось. Это был не стиль кораблестроения ни одной из известных ему фракций Рассеянных. Это было нечто иное.
«Сканеры ничего не показывают, — доложил роботизированный голос корабельного компьютера. — Энергетическая сигнатура отсутствует. Материал корпуса не поддается анализу. Вывод: корабль не существует».
«Он явно существует, — проворчал Лето. — Значит, наши инструменты бесполезны».
Связь с поверхностью прервалась. Храм Хранителей Горечи молчал. Лето почувствовал ледяную тяжесть в животе. Он оставил Маэль и ее людей там, внизу, с телом его тети.
«Подготовь оружие к…» — он начал, но замолк.
К обломкообразному кораблю медленно присоединились другие. Они появлялись из ничего, без вспышек двигателей или разрывов в пространстве. Они просто материализовывались, будто всегда были там, просто невидимы. Их было десятки. Они образовали вокруг планеты идеальную, неподвижную геометрическую сеть. Созвездие молчаливых хищников.
На экране перед Лето вспыхнул свет. Не запрос на связь, а поток чистых данных. Схемы, математические формулы, химические уравнения такой сложности, что большая часть их тут же была помечена компьютером как «не поддающаяся интерпретации». Но та малая часть, что была понятна, заставила кровь стынуть в жилах. Это были чертежи, детально описывающие генетическую структуру его отца, Лето II Атрейдеса. Его собственные генетические маркеры. И… ДНК песчаного червя Арракиса.
Это был не диалог. Это был анамнез. Холодный, безразличный осмотр.
Затем данные сменились. На экране проявилось лицо. Оно было человеческим, но до жути совершенным. Симметричным. Лишенным каких-либо следов эмоций, возраста или происхождения. Глаза смотрели прямо на него, но не видели его — они видели структуру его костей, паттерн нейронных связей, последовательность его генома.
Голос, который зазвучал на мостике, был чистым, модулированным, лишенным тембра и акцента. Он исходил отовсюду сразу.
«Лето Атрейдес Второй. Плод предсказуемой династии. Носитель рецессивного кода памяти. Твое присутствие здесь статистически вероятно на 87,3%. Твой геном представляет определенный интерес. Ты будешь изъят для анализа».
Лето вскочил. «Кто вы? Что вам нужно?»
«Мы — Плод. Логический результат Золотого Пути. Вы были рассеяны, чтобы обрести разнообразие и выжить. Мы наблюдали. Мы ждали, пока разнообразие достигнет точки достаточной сложности для синтеза. Цикл наблюдения завершен. Начинается цикл синтеза».
«Синтеза чего?» — рыкнул Лето, его рука потянулась к оружию, хотя он понимал всю его бесполезность.
«Синтеза следующего шага, — ответил голос. — Человечество выполнило свою эволюционную роль. Оно стало сосудом. Теперь содержимое должно быть переработано. Ты и твоя сестра являетесь уникальными катализаторами в этом процессе. Ты будешь изъят. Она будет локализована».
На экране лицо исчезло, сменившись видом поверхности Ку’та’рина. Один из кораблей-осколков испустил тонкий луч молочно-белого света. Он не взорвал поверхность. Он не прожег ее. Он коснулся скалы над убежищем Хранителей, и камень… исчез. Испарился беззвучно и без остатка, обнажив под собой лабиринт пещер и тоннелей.
Лето увидел крошечные фигурки людей, бегущих в панике. Увидел, как луч переместился, и участок скалы размером с гору просто перестал существовать. Это была не атака. Это была хирургическая операция по вскрытию.
«Нет!» — закричал он в пустоту.
Но голос больше не отвечал. Диалог был окончен. Началось извлечение образца.
—
На Арракисе песок пел. Шиана стояла посреди ночной пустыни, раскинув руки. Ветер, гуляющий по дюнам, свистел не случайными порывами, а мелодией. Древней, гортанной, похожей на молитву.
Гурниэк уже ушел на «Неутомимом» — не на своем, а на одном из старых кораблей ордена Бене Гессерит, найденном в заброшенном ангаре. Он летел на зов Шианы, на поиски Лето. Она осталась одна. Но не одна.
Внутри нее хор молчаливых голосов, наконец, обрел цель. Они не говорили словами, но передавали ей ощущения: схемы звездных систем, о которых она не знала, уравнения пространственных переходов, принципы работы технологий, что были магией для ее времени.
Она поняла. «Плод» не был инопланетной расой. Они были людьми. Вершиной Рассеяния. Детьми, которых бросили в галактику, чтобы они выжили, и они не просто выжили. Они эволюционировали. Они отбросили все лишнее — эмоции, историю, индивидуальность. Они стали чистым разумом, чистой целью. И их целью было перфекционизировать вселенную, устранив главный источник хаоса — само человечество в его нынешнем, «несовершенном» виде.
И они считали Атрейдесов ключом. Лето — как носителя уникального генетического кода, дистиллированного за тысячи лет селекции Бене Гессерит и трансформации его отца. Ее — как существо, вступившее в симбиоз с памятью планеты и разбудившее первозданные силы Арракиса.
Она чувствовала их приближение. Не корабли, а сам вопрос, который они несли. Холодную, бездушную логику, которая видела в них лишь переменные в уравнении.
Она опустилась на колени и погрузила руки в песок. Он был теплым, живым.
«Ты слышишь их?» — прошептала она планете. — «Они пришли провести итог. Решить, имеем ли мы право на существование».
Песок затрепетал в ответ. Где-то вдалеке, за горизонтом, поднялся гигантский силуэт Шаи-Хулуда. Не один. Несколько. Они двигались не хаотично, а строем, занимая позиции.
Они помнили. Помнили цель Лето-Бога. Помнили боль превращения. И теперь они чувствовали новую угрозу — не их плоти, а самой идее жизни, которую они помогли сохранить.
Шиана подняла лицо к небу. Звезда, что пульсировала, погасла. На ее месте возникло новое созвездие — сеть из черных, зубчатых осколков, закрывающая полнеба.
Голос, идентичный тому, что слышал ее брат, зазвучал у нее в голове, холодный и безличный.
«Шиана Атрейдес. Симбиот с биосферой Арракиса. Аномалия. Твое существование нарушает модель. Ты будешь локализована. Планета будет стерилизована для предотвращения дальнейшего заражения».
Шиана не ответила. Она медленно поднялась, вытирая песок с рук. В ее глазах горел не свет ясновидения, а яростный, первобытный огонь.
«Заражение?» — она сказала это не вслух, а внутрь себя, и молчаливые голоса внутри подхватили ее мысль, усиливая ее, проецируя обратно в тот холодный разум, что пытался сканировать ее. — «Вы называете жизнью заражение? Вы, кто отрезал себя от самого источника? Вы, кто забыл вкус воды и боль потери?»
Она сделала шаг вперед, и песок под ее ногами затвердел, превратившись в стеклянную поверхность.
«Вы пришли судить нас? Вы ошибаетесь. Это мы будем судить вас. Мы — память. Мы — боль. Мы — любовь и ярость, которые вы пытались выжечь в себе. И мы не позволим будущему стать бездушной пустыней, более мертвой, чем самая сухая дюна».
Она бросила вызов не на языке слов, а на языке существования. И в ответ на ее вызов из песков поднялись десятки песчаных червей. Великие Древние Арракиса. Они не ревели. Они молча встали на хвосты, их гигантские тела образуя живую баррикаду между ней и кораблями Плода.
Война началась. Не война оружия, но война парадигм.
Холодная, бездушная логика против горячей, хаотичной, непредсказуемой жизни.