Реалити...
Предварительная подготовка к завтрашним полетам. Я – штурман эскадрильи, обязан её организовывать и контролировать. Организовал, теперь контролирую. Осматриваю класс, вижу штурмана корабля, хохла украинской национальности, по выражению лица которого, хорошо заметно, что мыслями он где-то далеко от полетов. Подхожу для визуального и голосового контакта.
- О чем задумался, детина?
- О кроликах, Михаил Владимирович…
- А что так? Все о полетах, а ты о кроликах?
- Вот закончится этот кошмар в стиле «милитари», пойду на дембель,
поеду домой, буду кроликов разводить…
- А почему кроликов?
- Потому, что «кролики - это не только ценный мех…».
- Хорошие у тебя мечты, но, не совсем к месту. Давай, ты подумаешь о
том, как завтра, в полете на радиус, подойдешь на рубеж в заданное время,
а то у тебя не все с этим хорошо.
- Понял, но ведь полеты – это так приземлённо…
- Приземлённо – это уже для меня, а для тебя, выход на цель в заданное время, пока еще, - голубая мечта.
******
Случился выходной день. Ребята зашли, сидим у меня дома, о жизни разговариваем, выпиваем немного, по чуть-чуть.
Командир позвонил, сказал, что в «город» поедет, оставил меня «старшим за все». Ничто не предвещает…
Опять позвонил командир:
- Тут, «на твоем» КПП, лейтенант ногу себе прострелил, ничего страшного, медиков я вызвал, ты давай, разберись, доложишь, куда надо, а я же в «город» уехал, меня нет.
Ну вот, день «перестает быть томным». Позвонил и я в полк:
- Оперативный! На КПП «самострел», лейтенант себе в ногу выстрелил, медики уже там, вызови комэску, пусть замену выставит, собери все данные по лейтенанту, пока ничего не докладывать, я в лазарет, и пусть комэска туда подойдет, как только все данные тебе выдаст.
Побрел в лазарет… Так…, лейтенант лежит бледный, трясется, но больше от страха, пуля прошла на вылет, доктор проявляет знания и умения, все идет по плану, если так можно сказать.
- Ну чё, лейтенант?
- Да я…, это…
- Конкретнее, что ты все намеками?
- Ну сидел, скучно, достал пистолет, разобрал, хотел получше
изучить…
- Молодец! Теперь ты даже знаешь, как бывает больно, когда пуля проходит через ногу, будешь всем рассказывать. Что дальше?
- Сижу, детальки изучаю, и вижу, что к КПП едет машина командира.
Я быстренько пистолет собрал, но задергался, и контрольный выстрел сделал после того, как машинально передернул…, а я уже бежал встречать командира.
- Все понятно. Спасибо, что не в командира выстрелил. Ладно, не бойся,
накажем тебя не больно, ты уже сам себя наказал.
Пришел комэска. Мне не хочется с ним разговаривать, но надо:
- Ну чё, бля…?!
- А я чё?
- Ты за все!!!
- Ну да…
- Ладно, завтра поговорим подробнее, а сейчас выставить у койки лейтенанта пост из его товарищей и начальников, и караулить до утра, чтобы он, от страха, ничего с собой не сотворил, да не давайте ему много пить, знаю я вас.
Пошел я в штаб, проверил макет доклада о травме, разрешил доложить
в штаб ВВС, выслушал обратную реакцию, плюнул на все, и ушел домой,
вспоминая о том, что сам был таким же лейтенантом, и тоже разбирал
пистолет, сидя в наряде, несмотря на то, что это категорически запрещено.
Выходной был безнадежно испорчен…
*****
На этот «Военный Совет» нам с командиром лететь совсем не хотелось. Мы знали, что нас будут «хвалить не вынимая» за то, что совсем и не относилось к выполнению боевых задач и плана летной подготовки, - придурошный контрактник нашего полка полез в трансформаторную подстанцию за «цветметом», в результате чего сам превратился в головешку, и на сутки был обесточен гарнизон. Но лететь пришлось…
«Военный Совет» прошел, как и ожидалось, каждый, кому удавалось взгромоздиться за трибуну, не упускал возможности лягнуть наш полк, и его командира, заслуженного летчика, командовавшего полком около 10-ти лет, и презиравшего это скопище бездельников, которое гордо называло себя штабом ВВС. Короче, к концу этого дня, нервы нам сильно повредили, несмотря на то, что в процессе каждого перерыва в заседании, мы принимали немного «успокоительного» в кабинетах штаба. Но, все плохое когда-нибудь заканчивается, закончился и этот «Военный Совет», мы поехали на аэродром, где нас ждал самолет.
На аэродроме стоял наш Ан-26, он уже «звенел и подпрыгивал», мы быстро загрузились, и помчались в свой гарнизон, весело выпивая и закусывая, пытаясь забыть, как сон, весь этот спектакль, где нас забыли похвалить за выполненные боевые службы, и план по налету. Летели два с половиной часа, поэтому, выпили не так уж и мало, но в принципе, были вполне в норме, ну, как обычно.
Прилетели поздно ночью, к 24.00, мороз «под тридцатник», поэтому быстренько залезли в «Уазик» и поехали к командиру домой, там его высадили, и в штаб, мне надо было сдать «секреты», дождаться доклада от начальников штабов остальных частей о сдаче «секретов», доложить об этом в штаб ВВС, и лишь потом идти домой. Ну, сижу у оперативного дежурного, позвонил домой, доложил, что прилетел живой, в телевизор смотрю, жду докладов. В штабе тишина, только внизу дежурный по полку шевелится, бдительность изображает. И вдруг, внизу какое-то возбуждение возникло, голоса какие-то…
Вышел я на лестницу, и вижу своего командира, которого мы только что домой отвезли. Командир злой, на мой немой вопрос только рукой махнул в сторону своего кабинета, пошли, мол, ко мне. Ну пошли, разберемся. Зашли в кабинет, командир сорвал с себя осточертевшие шинель и «шапку с ручкой», бросил все на диван, и выкрикнул – «Ты представляешь, эта …, она мне сказала - где пил, туда и иди!».
Надо пояснить, что у командира не все хорошо было с женой, которая служила прапорщиком у нас в полку. Уж и не знаю, что ей не нравилось, то ли то, что мы план по подготовке командиров кораблей не всегда выполняли, или то, что у планшетистки-холостячки родился ребенок, очень похожий на командира, и весь гарнизон об этом судачил. Ну, вы поняли, с претензиями была, такая, неравнодушная…
И вот мечется командир по кабинету, злой, как собака, а я на него смотрю, и чего-то не понимаю. Нет, командира я понимаю, нельзя же обижать командира дома, особенно после того, как нас обижали на «Военном Совете» целый день, но вот во внешнем виде командира мне что-то не нравится. Я напрягся, остановил командира, и внимательно его осмотрел. Вроде, все на месте, но чего-то не хватает. Не, мы, конечно, выпивали в самолете, да и время уже позднее, но не могу суть ухватить, и все тут. Ладно думаю, как там у Есенина, - «… Большое видится на расстояньи…», отошел я от командира, глянул на него издалека, и понял – на нем не было обуви, ну совсем не было, то есть, стоял он в одних носках. Ничего не говоря, показал командиру на его ноги. Он просто оторопел, а когда смог говорить, его опять понесло – «Ну ты глянь, какая …, до чего довела, так разозлила, что даже ботинки забыл надеть!». Я слушал этот крик души, а сам думал, что это хорошо, что мы ночью прилетели, и никто не видел, как начальник гарнизона, в 30-ти градусный мороз, в одних носках идет по улице. Я еще много о чем подумал, и о том, что мне тоже надо идти домой, и у меня ведь там тоже жена, и тоже прапорщик…
Мои думы прервал командир – «Ну что стоишь, неси спирт, не видишь, командир ноги чуть не отморозил, надо что-то делать». И еще пару часов мы с ним «что-то» делали, пока его не сморило, и мне не удалось ускользнуть домой.
А запасные ботинки нашлись у командира в кабинете, как-то получил на складе, и забыл домой отнести.
Явка с повинной
Статья 158 УК РФ.
Кража – тайное хищение чужого имущества.
а) группой лиц по предварительному сговору;
б) с незаконным проникновением в помещение либо иное хранилище.
Наказывается штрафом …, либо обязательными работами…, либо исправительными работами на срок до двух лет, либо лишением свободы на срок до пяти лет.
Признаюсь, тайно похитил социалистическое имущество, в составе группы лиц, по предварительному сговору, с незаконным проникновением в помещение. Этим имуществом был фаянсовый писсуар в строящемся корпусе учебно-летного отдела (УЛО).
А теперь – обстоятельства.
Наше курсантское отделение отвечало, в казарме, за туалет. За порядок, чистоту, и целостность оборудования. Из оборудования, на вверенном нам объекте, были 5 писсуаров фаянсовых, 8 туалетных кабинок, с унитазами типа «очко», 2 окна, 1 дверь. Этот, не побоюсь высоких слов, стратегический объект, беспощадно эксплуатировался сотней курсантов нашей роты. Повседневный порядок на объекте поддерживали дневальные суточного наряда, а по субботам, наше отделение, частью сил, проводило в туалете генеральную уборку, с использованием грубой курсантской силы, и различных чистящих средств, типа «соляной кислоты», приобретенной, между прочим, на скромное курсантское жалование.
На утреннем построении, старшина роты, такой же курсант, как и мы, только пришедший в училище из Армии, сообщил неприятное известие - в результате неграмотной эксплуатации, выведен из строя писсуар в туалете. Никакого расследования проводиться не будет, но наше отделение, как ответственное за туалет, должно немедленно приступить к ликвидации неисправности. А чтобы наше отделение могло полностью сосредоточиться на быстрейшем выполнении этой срочной задачи, старшина решил сократить нам количество увольнений до «нуля», ну, чтобы ничто нас не отвлекало от решения поставленной задачи. После построения, мы пошли посмотреть размеры разрушения. По непонятным причинам, писсуар оказался расколотым пополам. Уж и не знаю, что с ним надо было, для этого, сделать, но факт был налицо – к дальнейшей эксплуатации писсуар оказался непригодным.
Нельзя сказать, чтобы мы часто ходили в увольнение, ну, раз в две недели, если не было залетов, но сам факт запрещения увольнений нас нервировал. А особенно этот факт огорчил единственного женатого курсанта отделения - «Васисуалия Лоханкина». Нет, так, в обычной жизни, его никто не называл, слишком длинно, это было, так сказать, его полное имя, обычно его называли просто – «Васька», или «Лоханкин». Надо отметить, что, по странной особенности присвоения прозвищ, настоящие его имя и фамилия были далеки от прозвища, и мама звала его по-домашнему просто – Сергей. Васька был «местным» курсантом, зачем-то рано женился, родители и жена жили в городе, поэтому, наш курсантский коллектив, сострадая этому молодому мужу, навечно записал его в увольнение, вне всяких очередей, в каждые субботу и воскресенье. Ваське даже разрешалось не приходить в казарму вечером в субботу, чем он постоянно и пользовался, результатом чего стало рождение сына. В общем, запрещению увольнений сильно огорчился только Васька, да несколько излишне дисциплинированных курсантов, которым какая-то «вера в Устав» не позволяла ходить в «самоволки».
Учеба и служба текли своим чередом, мы не сильно озаботились ремонтом туалета, да у нас и возможностей не было, а «самоволки», вместо увольнений, даже несколько оживляли наше существование. Только Васька, разлученный с семьей, все время ныл, несмотря на то, что запрещение увольнений давало ему прекрасную возможность отдохнуть от семьи. Вот этот Васька, пользуясь нашей нездоровой тягой к нарушению всякой воинской дисциплины, и подбил нас с братом вступить в преступный сговор с целью хищения писсуара. Васькина мать работала бригадиром на стройке нашего нового УЛО, и, когда Лоханкин рассказал ей про возникшие тяготы, мать предложила преступный план, в котором нам отводилась роль расхитителей социалистической собственности, а мать, пользуясь служебным положением, должна была подготовить нам возможности для хищения. План был таким – мать, уходя вечером с рабочего места, то есть, из строящегося УЛО, оставляет приоткрытым окно в туалете нового корпуса, где, стройными рядами, к стене были привинчены новенькие писсуары. Мы, ночью, пользуясь тем, что наряд по новому УЛО бессовестно дрыхнет, через это окно, проникаем в новый корпус, «хитим» писсуар, и доставляем его в казарму.
Операцию по хищению запланировали на предстоящую ночь. Основное внимание сосредоточили на согласовании места проникновения, ведь этих окон были десятки, а надо было попасть именно в приоткрытое окно туалета, на стороне, обратной расположению дрыхнувшего наряда. Мы с братом, поднаторевшие в «самоволках», разработали маршрут передвижения по училищу, позволявший не попасться в руки патрулей, и меры маскировки белого писсуара, который был хорошо виден ночью. Ну, взяли в каптерке плащ-палатку, чтобы завернуть похищенное. Несмотря на нытье Васьки, никогда, по ночам, в «самоволки» не ходившего, операция прошла по плану, как ни удивительно, но открытым оказалось именно то окно, о котором договаривались, крепление писсуара было заранее ослаблено матерью преступника Лоханкина, и нам не составило никакого труда отвинтить писсуар, вытащить его через окно, и скрытно доставить его в расположение роты. Развивая успех, мы, ночью, привинтили писсуар в нашем туалете, и старшина, рано утром посетивший объект, был приятно удивлен. Он не стал делать «круглые глаза», пытать дневального о том, кто ночью покидал казарму, и с чем возвращались, и на построении довел нашему отделению, что страшная епитимья про увольнение, с нас снята.
Вот так, идя навстречу семейному счастью Лоханкина, мы с братом ступили на скользкий путь хищения социалистической собственности.
В логове врага
Не любил я замполитов, да так сильно не любил… А за что их любить? За первые четыре года службы я понял, что от них только вред нормальному человеку – звание попытались задержать, с должности меня сняли, на новую технику не пустили, пытались сделать из меня «вечного второго штурмана» без всяких перспектив на продвижение, и, чтобы уже окончательно растоптать, попытались исключить из партии, что, в прежние времена, было равносильно расстрелу.
Но, несмотря на такую заботу о моей службе, я не сдался, водку пить не
кинулся, как это часто бывает, а продолжил заниматься делом, причем, летал
хорошо, и так уж сложилось, что даже замполитовские сволочи не смогли помешать моему продвижению. С годами, мое отношение к замполитам не только не изменилось, но я стал еще лучше понимать всю гнилую сущность этой братии.
Прослужив еще несколько лет, я стал поспокойнее, перестал реагировать,
выкриками из строя, на каждую замполитскую глупость, но уже в спокойной
обстановке, в классе, или в курилке, с удовольствием высмеивал это подлое племя, невзирая на чины и звания. Замполитам все это не нравилось, но они понимали, что наскоком меня уже не возьмешь, затаились, ждали какой-нибудь моей промашки, чтобы стаей накинуться и растерзать. В общем, установилось такое вооруженное перемирие, но я знал, что эти падлы не успокоятся, поэтому вел себя осторожно.
Шло обычное партийное отчетно-перевыборное собрание эскадрильи. Как
всегда, приперся замполит полка с парторгом полка, они уже согласовали все
предложения по кандидатуре нового секретаря партийной организации эскадрильи, внесли на наше рассмотрение, и ждали утверждения нами своих предложений. Ну, все шло, как обычно. И вдруг, что-то пошло не так… Встал весьма авторитетный, а поэтому и бесперспективный, командир отряда, и предложил избрать меня в партбюро, с дальнейшим избранием секретарем партийной организации эскадрильи, добавив, в конце своего выступления, загадочную фразу – «Он вам покажет, как надо Родину любить!». Пока комэска с замполитом полка, охренев от такого резкого предложения,
совещались, как унять этот стихийный порыв партийных масс, собрание пошло по совсем непредсказуемому пути, в результате чего, я и стал «партийным гауляйтером» эскадрильи. Нельзя сказать, чтобы я обрадовался этой дополнительной нагрузке, но, не оправдать доверие я не мог, поэтому решил, что нет худа без добра, - раз уж я не могу победить замполитов в открытом бою, то, в связи с избранием меня на высокий партийный пост, проникнув, так сказать, в логово врага, буду разваливать их систему изнутри.
И начался новый виток битвы с дураками. Я старался, как мог – прекратил
практику партийных взысканий по команде сверху, не приглашал никого из
«партийно-политической клики» полка на наши собрания, чтобы спокойно поговорить о своих делах, резко менял даты собраний, чтобы эти сволочи не успели подготовиться, собрания проводил быстро, без всякой лишней болтовни, иногда и на стоянке, в служебное время, так сказать, в боевой обстановке, без лишней формалистики. Замполит эскадрильи, как мог, пытался вредить всем моим начинаниям, бегал с докладами к замполиту полка, жаловался на мои методы, но народ, воодушевленный тем, что все наши обязательные посиделки превратились в интересные, и совсем не длинные деловые совещания, прямо объяснил замполиту, что,
если он и дальше хочет спокойно служить в нашей эскадрильи, то пусть поумерит свой пыл. Так прошел год. На очередном перевыборном собрании, я попросил освободить меня от этой нагрузки, мотивируя тем, что я хотел бы сосредоточиться на новой должности штурмана эскадрильи, и предложил избрать на эту должность подготовленного мною товарища, который, не хуже меня все понимает, и так же ненавидит замполитов. Партийные массы эскадрильи, в едином порыве плюнув в души замполитов, избрали предложенного товарища, а меня выдвинули в партийный комитет
полка, чтобы я оттуда мог контролировать все происки врага.
Получив, в эскадрильи, практику внутрипартийной борьбы, я и в парткоме
полка продолжил линию на борьбу с врагами всего прогрессивного офицерства, - с замполитами. Я прекрасно понимал, что нельзя наказывать командиров эскадрилий лишь потому, что так приказал политотдел дивизии, и всегда находил причины для того, чтобы, вместо партийного взыскания, просто ограничиться разбором вопроса на парткоме. Если в эскадрильи, идя навстречу замполитам, строго наказывали летчика за ошибки в технике пилотирования, я старался это наказание смягчить, и мне часто это удавалось. Замполит полка и секретарь парткома, бывший замполит ТЭЧ, зубами скрипели, но ничего со мной поделать не могли, ведь я был не назначенным, а избранным членом парткома, и за мной всегда стояла партийная организация эскадрильи, мои сослуживцы, которых я не мог разочаровать. Через пару лет я был назначен штурманом полка, и борьба с замполитами перешла на другой уровень.
В полку существовал «суд чести офицеров». Именно существовал, так как туда были назначены совершенно невыразительные личности, которые во всем выполняли гнусную волю замполитов, предлагая командиру полка только два вида взысканий – снять с должности, понизить в звании. Меня совершенно не интересовала деятельность этого «суда», так как они занимались только младшими офицерами, до капитана включительно, а я был уже майором, проступки старших офицеров рассматривал «суд» в дивизии. Но сидеть на этих утомительных собраниях приходилось, такой уж порядок. Как-то сидели на перевыборном собрании этого «суда»… Ну такая тоска, что и словами не описать. Председатель «суда» что-то бубнил с трибуны, впереди были перевыборы, все это происходило после служебного дня, короче, раздражение масс приближалось к критической точке, но конца этого
безобразию видно не было. Началось выдвижение кандидатов. Замполиты, имея готовый список нового «суда», играли в демократию, предлагая офицерам самим выдвигать кандидатуры, но народ, утомленный рабочим днем и этим сиденьем, инициативы не проявлял. Именно этого и добивались замполиты, - утомив народ, они собирались предложить для голосования состав «суда» списком, который сами и предложат.
Нехитрый прием подлых замполитов, давно мне известный. И я не смог спокойно сидеть, не разоблачив все эти подлости. Встал, и, не обращая внимания на присутствующий партийно-политический сброд, в спокойной форме рассказал народу, что сейчас будет – «Вы сидите бездумно, а сейчас замполиты протащат свой список, назначат Председателем какого-нибудь «потного капитана», и будет этот «суд» вас же с должностей снимать, и в звании понижать, за малейший неуставной чих. Мне без разницы, я этому «суду» неподвластен, но уже устал на эту муть смотреть, поэтому предлагаю быстро избрать достойных, и закончить этот балаган». Народ очнулся, и я тут же получил «торпеду в бок» - «Мы тебя давно знаем, доверяем, поэтому, быстренько называй наших достойных представителей, и мы их сейчас избираем, а тебя – Председателем». Замполиты всполошились, но,
супротив измученного, но внезапно прозревшего народа, они ничего сделать не смогли, и вот так, внезапно, я и стал Председателем суда чести офицеров полка.
Два года я судил наших офицеров… Судил честно и быстро, проступки
разбирал, невзирая на мнение замполитов, в основном, ограничивались рассмотрением вопроса, или выговором. Заседания проводил в стиле «КВН», народу нравилось, замполитам – нет, но я на этих гадов внимания не обращал, количество разжалованных офицеров резко пошло вниз. Несмотря на то, что дела шли хорошо, на очередном собрании я попросил меня переизбрать, потому, что я – за сменяемость власти.
Вот таким был мой скромный вклад в борьбу с главными врагами всех офицеров, с замполитами. Прослужив офицером 15 лет, став подполковником, я перестал обращать внимание на этих сволочей, да и они, затупив об меня зубы, старались обходить меня стороной.
Тыл. Часть первая. Шмотки
Сначала, немного об устройстве тыла в Морской Авиации в то время, когда еще не было этих идиотских авиабаз. Расскажу на примере крупнейшего авиационного гарнизона. В гарнизоне базировались 3 авиационных полка – полк Ту-142 и 2 полка Ту-16(Ту-22м2,3), управление дивизии, и 6-7 частей обеспечения. Крупнейшей частью обеспечения была авиационно-техническая база (АТБ), которая обеспечивала всем необходимым остальные части и полки. Организационно, АТБ состояла из автомобильного батальона, роты охраны, различных служб – вещевой, продовольственной, финансовой, аэродромной, ГСМ, службы авиационно-технического имущества, квартирно эксплуатационной службы, медслужбы, и еще много чего было в
этой АТБ, включая различные склады. Отвечала АТБ за все в гарнизоне – за
готовность аэродрома, жратву, шмотки, бомбы, топливо, деньги, лазарет, запасные части для ремонта самолетов, эксплуатацию служебных зданий… Самое главное – АТБ была отдельной частью, замыкалась на тыл ВВС, командовал АТБ полковник, и он не подчинялся ни командиру дивизии, ни командирам полков. Вот вам, коротенько, общее устройство тыла гарнизона.
В своем рассказе о тыловом обеспечении , я не буду никого огульно
обвинять, скажу только одно – все, кто в АТБ имел отношение к материальным
ценностям, были абсолютными сволочами, за редким исключением, и поэтому у меня, с моим болезненным чувством справедливости, отношения с АТБ были очень сложными, а потом стали, так уж сложилось, даже и родственными. Роман в двух томах я писать не буду, но о некоторых моментах расскажу.
Первое, что должен сделать лейтенант, прибыв в гарнизон, после
представления командирам, - встать на все виды довольствия. Проблем нет – отнес аттестат в продслужбу АТБ, иди в столовую, оформил вещевой аттестат, через день иди на вещевые склады, где тебе выдадут море кальсон цвета синего неба, и самое главное – летные шмотки, включая вожделенную кожаную (шевретовую) куртку. Но, даже такое простое дело, как получение летных шмоток, мы с братом, не смогли сделать спокойно, без приключений, хотя, и не без пользы для себя. Командир эскадрильи выделил нам несколько дней на обустройство, поэтому, мы были предоставлены сами себе, деньги были, вот мы и позволили себе некоторые вольности. На ужин пошли не в столовую, а в кафе, где продавали и спиртное. Пошли в шинелях, так как другой теплой одежды еще не было. Ну, выпили немного, и отправились в свою общагу.
Ходить по гарнизону было трудно, навалило много снега, передвигались по узеньким тропинкам. И вот представьте – идут два лейтенанта по тропинке, все такие из себя военные офицеры, а навстречу какое-то чучело татарской национальности в летной форме, без погон, которое нас столкнуло с тропинки в снег, а на наше возмущение ответило диким выхлопом – «Пошли все на хрен, я прапорщик Наф-в!». Ну, как тут стерпеть это безобразие? Конечно, прапорщика мы догнали, немного «построили», и пообещали дать в глаз, чтобы зрение немного прочистилось. Тут подошли разные люди, немного нас охладили, и рассказали, что этот прапор – самый главный на складе летных шмоток, поэтому и ведет себя так вызывающе. Несмотря на
то, что завтра нам надо было идти за летными шмотками, мы, все-таки, добились от прапора понимания того, что офицеров расталкивать нельзя, тем более, таких, как мы, молодых и красивых. Окружающие товарищи предсказали нам завтрашние трудности, при получении летных шмоток, но это нас не очень испугало, мы были дикими, и ничего не понимали в гарнизонном «табеле о рангах».
А назавтра мы пошли на склад летно-технического обмундирования. Там
была небольшая очередь из лейтенантов, и в дверях стоял тот самый прапорщик, который сделал вид, что нас не узнает. Стоя в очереди, мы наблюдали, как происходит выдача шмоток – по размеру выдавалась только обувь, все остальные шмотки прапор брал из близлежащей кучи, они были немыслимых размеров, на все претензии он отвечал кратко – «Ничего нет, бери, потом обменяешь». Подошла наша очередь… Мы были одного размера, сказали прапору, чтобы он все приносил по две штуки, сразу обоим. Он насупился, но молча делал, как сказали, ведь и ему не надо по два раза бегать. А когда мы стали возмущаться тем, что не все шмотки по
размеру, прапор совершил немыслимый поступок, о котором еще долго ходила легенда по гарнизону – он сказал, что уже старый по полкам лазить, и если мы хотим шмотки по размеру, то сами должны их и найти. С этими словами он распахнул дверь на склад, и запустил нас с братом в закрома Родины. Мы немного застеснялись, но кинулись выбирать шмотки по размеру. Нашли не все, но, в принципе, остались довольны. Уходя со склада, я сказал этому властелину летных шмоток – «Спасибо за шмотки, может, мы вчера и погорячились…», а в ответ услышал – «Да я пьяный был, вы уж извините…». Вот так мы, в первый раз, получили летные шмотки, и близко
познакомились с начальником склада. Пока он служил, проблем с летным барахлом у нас не было.
Но, это частный случай, а в общем, дела с летными шмотками обстояли не очень хорошо. Нельзя сказать, что их не выдавали, но попасть в нужный размер было трудно. К тому же, в гарнизоне надо было одеть около 5000 человек, поэтому, очереди были огромными. Как бы то ни было, голых летчиков и техников я не видел, все были одеты согласно сезону. А теперь расскажу о тех шмотках, которые выдавались летному составу. Куртки – зимняя, демисезонная, кожаная, комбинезоны – зимний, демисезонный, летний, обувь – ботинки, сапоги, унты, белье
шерстяное, свитер, носки шерстяные и меховые («унтята»), перчатки меховые и «лайковые», ЗШ и кислородная маска, и еще много всякой ерунды, вплоть до линеек и транспортиров. И все это надо было где-то хранить.
Кроме летных шмоток, у нас была еще и военная форма. Это – шинели и
плащи, брюки, кителя, тужурки, ботинки и туфли, шапки, фуражки, пилотки, шарфики, белье и носки, погоны и звездочки. Шинели, брюки, кителя и тужурки шили на заказ в ателье, остальное получали на складе. И это тоже надо было где-то хранить.
Теперь о том, что все интенданты – воры. Ничего сказать не могу, никого
за руку не ловил, но все начальники в АТБ ходили в летных шмотках, хотя им были положены технические. На вопрос, где взял, отвечали – купил, хотя раньше, летных шмоток в открытой продаже не было.
В следующей части расскажу вам о еде.
Тыл. Часть вторая. Еда
Еда - очень важная составляющая военной службы. Порядок приема пищи в Армии регламентирован Уставом, а содержание еды – Приказом Министра Обороны, где номенклатура еды, и её количество, расписаны до грамма. Там, в этом Приказе, расписаны все виды еды, для всех военнослужащих, включая даже таких экзотических, как олени. Причем, в данном примере, «олень» – не характеристика военнослужащего, а название военного животного. Так вот, согласно Приказу, военному оленю положено 6 килограммов мха-ягеля в день. Этот пример я привел для того, чтобы все поняли, что к еде, в Армии, подходят очень серьезно. Я попробую рассказать о еде летного
состава.
Летчиков кормят очень хорошо, пожалуй, лучше всех в нашей Армии. По
качеству пищи, к летному пайку приближается паек подводников, но летчиков кормят разнообразнее, и, что самое обидное для героев-подводников, летчиков обслуживают не матросы-вестовые, а самые настоящие официантки женского пола. Во как! Что едят летчики? Все самое лучшее и самое вкусное – шоколад, колбасу, сыр, яйца, сметану, различные супы (борщ, гороховый, рассольник, молочный, харчо…), обязательно мясо в каждый прием пищи( отбивные, лангеты, котлеты, шницели, ромштексы, бефстроганов,
мясо тушеное…), птицу, рыбу, салаты, овощи, разные гарниры (карт.пюре, рис,
гречка, рожки,…), пирожки, булочки, соки, какао, чай, и еще много чего, всего и не упомнишь. И многие не знают, что, если полет продолжается более 4-х часов, то этим обжорам и в полет дают бортпаек, чтобы они и в полете набивали свою утробу тушенкой, галетами, шоколадом, соком. А если полет длится 12 часов, то и 3 бортпайка дают, на одну трескающуюся харю...
А почему этих пижонов в кожаных куртках, так хорошо кормят, в то время,
когда прославленный «спецназ» довольствуется обычной войсковой пайкой? Ведь эти «летуны» не переносят тяжестей, не бегают, как лоси, не роют окопы, не вступают в огневой контакт с противником, а просто сидят в своих кабинах, ковыряются в носу, и ничего, тяжелее карандаша, в руки не берут? Вопрос интересный… Отвечаю - все дело в среде пребывания, и в наших организмах. Организм летчика находится в чуждой ему среде, в воздухе, еще и мчится по этому воздуху со скоростью около 1000 км\час. Да еще и разные факторы оказывают свое влияние – смесь, которой дышит организм, радиация, электромагнитные поля, всякие излучения, различные,
пусть и кратковременные, перегрузки… То есть, организм летчика постоянно
находится в стрессовой ситуации, хотя, внешне, это и не всегда заметно. Так вот, от всей этой совокупности факторов, организм начинает есть собственное тело.
Чтобы организм не сожрал все тело, тело приходится постоянно восстанавливать, так как процесс пожирания происходит все время, даже на земле. Вот поэтому летчиков так кормят. Все это установили военные врачи, они же и разработали специальный рацион, ну, сами понимаете, наша Родина не так уж и щедра, чтобы, за просто так, вкусно кормить своих военных. Объяснение очень примитивное, но, я и не для докторов наук пишу.
Принимают пищу (едят, кушают, питаются, и даже жрут) летчики в столовой летного и технического состава. Обычно, это невзрачное строение с 1-2 обеденными залами, варочным цехом, и подсобными помещениями. Столовая – крупное и сложное предприятие общественного питания, с круглосуточным циклом работы, с большим количеством сотрудников. В столовой нашего гарнизона работало более 100 человек, все это дело возглавлял ст.прапорщик – начальник столовой, обычно, женского пола.
Сотрудники столовой подразделялись на поваров, официанток, и на вспомогательный персонал, коллектив женский, только несколько подсобных рабочих были мужиками.
Обычный распорядок работы столовой:
- завтрак 07.00-09.00;
- обед 13.00-15.00;
- ужин 18.00-19.30.
В это время принимают пищу все, кто не участвуют в полетах. Те же, кто занят на полетах, принимают пищу в удобное, для них, время, и столовая работает по заявке начальника штаба полка, то есть, наша столовая работала практически круглосуточно, чтобы обеспечить полеты 3-х полков.
Я уже рассказал, что едят летчики, и где едят летчики. Теперь переходим к
самому интересному – как эти летчики едят. Если спросить об этом самих летчиков, то ответ очевиден – культурно, спокойно, аккуратно, как и положено вести себя офицерам с высшим образованием. У официанток другое мнении, очень короткое – как зажравшиеся свиньи. Истина, как всегда, где-то посередине. Обычно, в столовую, на обед, в один зал, набивается около 250 летчиков, и столько же техников. Именных столов нет, рассаживаются все по мере прибытия, и обслуживание идет в порядке очередности прибытия, но все прибывают одновременно, и все хотят мгновенно покушать, и бежать домой, на послеобеденный сон. Короче, если не попал в столовую «на первый черпак», то можешь и час просидеть. Отсюда нервозность, и неадекватные
требования к официанткам. Отсюда же появилась и пошлая шутка про летчика, который «пол жизни смотрит на приборы, а вторую половину - на задницу официантки». Да там и смотреть, особенно и не на что… Официантками работают, в основном, взрослые женщины, изможденные либо своими мужьями-пьяницами, либо детьми, которых воспитывают в одиночку, и, если довести такую тетю до белого каления своими придирками, то можно и разносом по башке получить, попытки бывали. Молодые и красивые девушки появляются редко, и тех быстро забирают себе в жены лейтенанты.
Хотя…, и не принято было жениться на официантках, как модно сейчас говорить - не престижно. Мне повезло, так сложились обстоятельства, что меня, за каким бы столом я не сидел, всегда обслуживали без очереди. И мои товарищи всегда стремились попасть со мной за один стол, ведь тогда и им повезет, ведь не может же официантка только одного человека за столом обслужить, всем еду принесут. А злые завистники, которым ждать своей очереди еще минут сорок, культурно кричали расхожую фразу – «Что, кто е…т, тому и мясо?», на что я скромно отвечал – «Да, все дело именно в этом». А дело было в том, что именно моя жена, старший прапорщик, прослужила в должности начальника летно-технической столовой более 10 лет. И конечно, не сразу после прибытия в наш гарнизон из города-курорта Ялты,
она стала начальником столовой. Сначала служила матросом в тайге, потом стала прапорщиком, начальником КЭС, и уж потом ей доверили руководство этим «хлебным» местом.
Вот так, плавно, мы подошли к вопросу хищения продуктов из столовой,
причем, тут вы получите сведения, можно сказать, из первых рук, прошу только учесть, что все, что вы ниже прочтете, является моими личными домыслами. Говорю сразу – все сотрудники столовой тащат домой продукты, которые предназначены летчикам и техникам. ВСЕ. Но, если правильно организовать процесс хищения, то все будут сыты - и летчики, и расхитители, и повару-снайперу не придется нарезать колбасу и сыр так тонко, что они становятся прозрачными. Как именно организован этот процесс, подробно рассказывать не буду, но, если провести анализ посещения столовой, то можно узнать, что на завтрак просыпают и не приходят около 20%
офицеров, на обед не ходят тоже 20%, а на ужин не приходят 50% стоящих на
довольствии. Отсюда образуются излишки. Есть разные тонкости в деле хищения продуктов, но углубляться в этот вопрос не буду, вы же не собираетесь ничего хитить, насколько я понимаю. Может возникнуть вопрос о моем отношении к хищениям. Отрицательное! И жена была воспитана в том же духе, поэтому, когда я покупал сахар в магазине, все надо мной смеялись. Но, прекратить хищения в глобальном масштабе невозможно, иначе, некому будет работать, ведь не за мизерной зарплатой
туда идут работать. Ну, сами понимаете…
Вроде, главнейшие вопросы тылового обеспечения летчиков я раскрыл,
больше о тыле писать не хочу, там много нюансов, и всегда летчик в проигрыше. Все об этом знают, но никто с этим не борется, ну, как у нас везде принято.
Кстати, в авиации, паек у всех одинаковый, что у генерала, что у любого
прапорщика, и никакого коньяка генералам не положено. Пьют ли генералы,
в столовой, спиртное? Бывает. В таком случае, спиртное обеспечивает тот
начальник,к кому прилетел этот генерал. На аварийный случай, у начальника
столовой всегда был запас спиртного в кабинете, как правило, из моих личных
резервов, но, я не помню случая, чтобы генерал прилетел со своей бутылкой, и отдал её моей жене, мол, передай мужу должок.
Другие рассказы автора на канале:
https://dzen.ru/suite/0cb61be6-f35a-43d5-a6de-cae853a2ec5f