— Там выставка интересная будет, — сказал Илья, стоя в её прихожей с двумя стаканчиками кофе. — В Третьяковке на Крымском. Подумал, вам может быть интересно.
Алёна застыла с чашкой чая в руках. Выставка. Это значит — люди. Много людей. Очереди, толпа, шум...
— Это... далеко? — спросила она, уже зная ответ.
— На метро минут сорок. Красная ветка до Парка культуры, потом пешком.
Метро.
Час пик.
Красная ветка — самая загруженная в городе.
— Я... не знаю, — пробормотала она, опуская взгляд. — Я давно не ездила на метро.
Илья поставил свой стаканчик на подоконник, внимательно посмотрел на неё.
— Давно — это сколько?
— Лет... пять. Может, шесть.
— Понятно, — кивнул он без тени осуждения. — А хотели бы? Посмотреть на картины, я имею в виду.
Хотела бы?
Конечно, хотела. Эти взрывы цвета, эта музыка в красках... Она помнила, как в университете часами рассматривала репродукции в учебниках, мечтала когда-нибудь увидеть оригиналы.
Но это было до.
До того, как мир стал слишком громким, слишком большим, слишком непредсказуемым.
— Хотела бы, — призналась она тихо. — Но...
— Но страшно.
— Да.
Илья молчал, задумчиво крутя в руках стаканчик. За окном моросил мелкий дождь, стекая по стеклу тонкими струйками.
— А если попробуем? — предложил он наконец. — Не в час пик. Сейчас половина одиннадцатого утра, народу меньше. И если станет совсем тяжело — вернёмся.
Алёна обхватила чашку ладонями, чувствуя, как тепло разливается по пальцам. Сердце уже начинало колотиться от одной мысли о подземке, о толпе, о том лабиринте тоннелей, где так легко потеряться.
— Вы будете... рядом? — спросила она почти шёпотом.
— Конечно. Всё время рядом.
Всё время рядом.
Эти слова зацепились где-то внутри, как якорь в штормовом море.
— Хорошо, — сказала она, сама удивляясь собственной смелости. — Попробуем.
Спуск в метро начался с привычного ужаса.
Эскалатор нёс их вниз, в подземное чрево города, и с каждым метром воздух становился гуще, тяжелее. Запахи — машинное масло, озон от электричества, человеческий пот — ударили в нос так резко, что захотелось зажать ноздри.
— Дышите ровно, — тихо сказал Илья, стоя на ступеньке позади неё. — Медленно, через нос.
Она послушалась, хотя каждый вдох давался с трудом. Руки вспотели, ладони скользили по резиновому поручню эскалатора.
Ты справишься. Это просто метро. Миллионы людей ездят здесь каждый день.
Но они не ты.
Они не боятся.
Платформа встретила их относительным спокойствием. Народу действительно было немного — несколько пенсионеров с авоськами, мама с коляской, пара студентов. Никто не кричал, не толкался, не бегал.
— Пока нормально, — выдохнула Алёна.
— Видите? Не так страшно.
Поезд подошёл почти пустой. Они сели в угол вагона, Илья между ней и остальными пассажирами — неосознанно, но очень тактично. Как щит.
Первые три станции прошли спокойно. Алёна даже начала расслабляться, разглядывать в окно мелькающие тоннели, слушать мерный стук колёс. Почти уютно.
А потом поезд прибыл на "Комсомольскую".
Двери открылись, и в вагон хлынула толпа.
Боже.
Люди, люди, люди. Они заполняли каждый сантиметр пространства, прижимались друг к другу, дышали в затылки. Кто-то говорил по телефону, кто-то слушал музыку в наушниках, кто-то просто молчал, уставившись в смартфон.
Обычное утро будничного дня.
Но для Алёны это был ад.
Воздуха стало не хватать. Стены вагона словно начали сжиматься, потолок опускался всё ниже и ниже. Чужие голоса, смех, разговоры — всё смешивалось в оглушающую какофонию.
Много.
Слишком много.
Не могу дышать.
— Алён, — услышала она голос Ильи сквозь нарастающую панику. — Смотрите на меня.
Она попыталась повернуть голову, но шея не слушалась. Руки задрожали, сердце забилось так быстро...
Выйти. Надо выйти. Сейчас же.
— Не могу, — прохрипела она. — Не могу... здесь...
Илья не обнял её. Не прижал к себе. Не стал говорить успокаивающие слова вроде "всё хорошо" или "не бойся".
Он просто встал и стал щитом между ней и толпой.
Развернулся лицом к остальным пассажирам, загородив её собой. Не демонстративно, не привлекая внимания — просто стал стеной из живого человеческого тепла, за которой можно было спрятаться.
— Дышите, — сказал он тихо, не поворачиваясь. — Считайте вдохи. Раз — вдох, два — выдох.
Его спина была широкой, надёжной. Куртка пахла дождём и чем-то ещё — мылом, может быть, или стиральным порошком. Обычными, домашними запахами.
— Раз, — прошептала Алёна, цепляясь за его голос как за спасательный круг. — Вдох.
— Два — выдох.
— Два... выдох.
Постепенно удушье отступило. Сердце всё ещё колотилось, но уже не так отчаянно. В лёгкие снова начал поступать воздух.
— Сколько станций до Парка культуры? — спросила она.
— Четыре. Справитесь?
Алёна посмотрела на его затылок, на тёмные волосы, слегка вьющиеся на макушке. На то, как он стоял — спокойно, уверенно, не напряжённо. Как будто защищать её от мира было для него естественно, как дышать.
— Справлюсь, — сказала она и удивилась, что почти поверила собственным словам.
Следующие четыре станции прошли в каком-то полузабытьи. Люди входили и выходили, вагон то заполнялся, то пустел, а Илья всё стоял рядом — молчаливый страж, дающий ей крошечное пространство безопасности в этом хаосе.
Когда объявили "Парк культуры", Алёна почувствовала, что ноги стали ватными.
— Выходим, — сказал Илья.
Она поднялась, держась за поручень. Ноги дрожали, но держали. На платформе было просторнее, воздуха больше. Люди расходились в разные стороны, толпа рассеивалась.
Эскалатор вверх. Дневной свет. Улица.
Алёна остановилась у выхода из метро, жадно глотая прохладный воздух. Дождь кончился, между туч проглядывало солнце. Обычная московская улица — машины, пешеходы, магазины.
Но она была здесь. Живая. Целая.
— Я... — начала она и не нашла слов.
— Вы молодец, — сказал Илья просто. — Смогли.
— Я думала, умру там.
— Но не умерли. Дышите как марафонец после финиша — это нормально. Адреналин выходит.
Она действительно дышала как после забега — часто, поверхностно, будто только что пробежала километр. Сердце всё ещё колотилось, руки подрагивали.
— Хотите домой? — спросил он. — Или всё-таки попробуем дойти до галереи?
Алёна посмотрела на него. На это спокойное лицо, на глаза без тени раздражения или жалости. Он не говорил "я же предупреждал" или "ничего страшного не случилось". Он просто ждал её решения.
Музыка в красках. То, ради чего стоило пройти через этот ад.
— Попробуем, — сказала она тихо. — Дойти до галереи.
Илья улыбнулся:
— Хорошо. Идёмте медленно. Никуда не торопимся.
Они пошли по тротуару не спеша, и Алёна чувствовала, как с каждым шагом паника отступает, растворяется в весеннем воздухе. Ноги перестали дрожать. Дыхание выровнялось.
Я смогла, думала она. Проехала на метро. Не сошла с ума. Просто... смогла.
Впервые за много лет.
— Спасибо, — сказала она, когда они остановились у светофора.
— За что?
— За то, что... были рядом.
Илья покачал головой:
— Я ничего особенного не делал.
— Делали. Вы стали между мной и... всем остальным.
— А разве не так и должно быть?
Она посмотрела на него удивлённо. Зелёный свет. Они перешли дорогу, и впереди показалось здание Третьяковской галереи — современное, стеклянное, залитое солнечным светом.
Выставка ждёт, подумала Алёна и впервые за долгое время улыбнулась не от облегчения, а от предвкушения.
