Когда Маша резко бросила эти слова в лицо Андрею, он невольно вздрогнул. Не от громкого тона — она говорила тихо. От внезапности. За четыре года совместной жизни он привык к её уравновешенному, слегка холодноватому голосу. Но сейчас перед ним была другая женщина — с побледневшим лицом и напряжённо сжатыми руками.
— Почему молчишь? — Маша шагнула ближе. — Ты вообще понимаешь, что твоя мать вытворяет?
Андрей отступил к стене, крепко сжимая телефон, на экране которого ещё светилось сообщение от матери: «Андрюша, я опять взяла в долг у тёти Нины. Переведи ей, пожалуйста, двадцать тысяч. Как всегда».
— Погоди, — начал он, стараясь говорить спокойно, — мама просто не привыкла...
— Не привыкла к чему? — перебила Маша. — Считаться с нашими планами? Или жить по своим доходам? Мы же всё обсудили в прошлый раз. Ты обещал с ней разобраться.
— Я пытался, — Андрей потёр лоб, чувствуя, как нарастает усталость.
— И что? — её голос стал резче.
— Она сказала, что всё поняла. Но... — он замялся.
Маша отвернулась и подошла к окну. За стеклом угасал пасмурный ноябрьский вечер, а её отражение в тёмном стекле выглядело размытым, словно их жизнь в последнее время.
— Я устала, — тихо сказала она, не оборачиваясь. — Мы оба пашем, откладываем на дом, экономим на всём. А твоя мать тратит наши деньги на пустяки и считает это нормальным.
Андрей молчал. Что он мог ответить? Что его мать всегда была такой — импульсивной, щедрой, не думающей о будущем? Что она выросла в маленьком посёлке, где все делились последним? Что после смерти отца в свои пятьдесят семь она осталась одна, и эти траты — её способ справиться с одиночеством?
Маша знала это. И всё равно не могла принять.
— Двадцать тысяч, — повторила она, словно взвешивая сумму. — Это почти треть моей зарплаты. Или диван, о котором мы мечтали.
— Я знаю, — Андрей шагнул к ней и осторожно коснулся её плеча. — Но это же моя мама.
Маша резко обернулась:
— А я кто для тебя?
Её вопрос повис в воздухе, тяжёлый, как осенний туман. В тишине было слышно, как тикают настенные часы — подарок Маши на их вторую годовщину. Тогда она сказала: «Чтобы мы ценили каждый момент вместе». Теперь эти моменты ускользали, унося с собой что-то важное.
— Я найду подработку, — наконец сказал Андрей. — Буду брать сверхурочные.
— Дело не только в деньгах, — тихо ответила Маша. — Дело в том, что ты выбираешь.
Она развернулась и ушла в спальню. Хлопнула дверь, зашумела вода в душе. Андрей остался один с телефоном в руке и сообщением от матери: «Как всегда».
Утром Маша проснулась от запаха свежезаваренного кофе. Это было странно — по четвергам Андрей обычно уезжал на работу раньше неё. Она нашла его на кухне, сидящим за ноутбуком с сосредоточенным видом.
— Доброе утро, — сказала она, остановившись в дверях.
— Привет, — он поднял взгляд и слегка улыбнулся. — Кофе готов.
— Спасибо, — Маша налила себе чашку. — Ты сегодня не на работе?
— Взял выходной, — он помедлил. — Нам надо поговорить.
Маша кивнула и села напротив. На столе стояла ваза с засохшими хризантемами — их Андрей принёс три недели назад. Она собиралась их выбросить, но всё не доходили руки.
— Я перевёл деньги маме, — начал Андрей, глядя ей в глаза. — Со своего счёта.
Маша сделала глоток кофе, молча проглотив горечь.
— Но ещё, — он развернул ноутбук к ней, — я открыл новый счёт. Только для нас. Без маминых карт, без переводов без твоего согласия.
На экране светилась страница банковского приложения с новым счётом.
— Вчера я серьёзно поговорил с ней, — продолжил он. — Сказал, что мы больше не можем так. Что я не могу просто давать ей деньги.
— И как она отреагировала? — тихо спросила Маша.
— Сначала обиделась. Потом плакала. Потом... вроде согласилась, что так дальше нельзя.
— Ты веришь ей? — Маша посмотрела на него.
— Не уверен, — честно ответил Андрей. — Но я решил, что больше не поддамся. Даже если она будет давить на жалость.
Маша задумчиво провела пальцем по краю чашки.
— Я не против твоей мамы, Андрей. Но она тобой манипулирует. И делает это годами.
— Знаю, — он потёр лицо руками. — Просто я всегда думал, что обязан... что хороший сын должен...
— Хороший сын не обязан разрушать свою семью ради материнских прихотей, — мягко сказала Маша. — И хорошая мать не требует этого.
Они замолчали. За окном моросил дождь, стуча по подоконнику. Андрей смотрел на жену — уставшую, с тёмными кругами под глазами, но всё ещё сильную. Когда они познакомились шесть лет назад на вечеринке у друзей, его поразила её уверенность, её внутренний огонь. Сейчас этот огонь поддерживал их обоих.
— Я хочу, чтобы ты знала, — сказал он. — Я выбираю нас. Тебя. Нашу семью.
Маша медленно кивнула:
— Хорошо. Но мне нужны действия, а не только слова.
— Я понимаю, — он встал. — Пойду собираться, отвезу тебя на работу.
— Не надо, — Маша покачала головой. — Хочу пройтись пешком.
Когда она вышла, Андрей остался сидеть, глядя на засохшие хризантемы. Он знал, что их пора выбросить, но почему-то не мог.
Елена Ивановна Смирнова всегда считала себя образцовой матерью. Она воспитала сына одна после того, как муж ушёл к другой, когда Андрею было восемь. Работала на двух работах, отказывала себе во всём, чтобы сын ни в чём не нуждался. И разве теперь, когда он вырос и стал зарабатывать, она не заслужила немного поддержки?
Но её представление о поддержке всегда сводилось к деньгам.
— Слишком много из себя строит, эта Маша, — говорила Елена соседке Ольге, наливая чай в своей маленькой кухне. — Нос воротит, когда я у Андрюши прошу пару тысяч. А ведь это не для меня — то на подарок сестре, то на лекарства, то на коммуналку.
Ольга, добродушная женщина с круглым лицом, кивала, хотя знала, что «лекарства» и «коммуналка» часто оказывались новыми платьями или безделушками, которые Елена любила покупать. Но кто она такая, чтобы судить?
— Вчера звонит мне, — продолжала Елена, — говорит, больше денег не даст. Что я должна жить на пенсию. А я ему: «Я тебя растила, ночей не спала, а ты мне теперь копейки жалеешь?»
— И что он? — спросила Ольга, беря чашку.
— Молчал, — Елена поджала губы. — А потом сказал, что любит меня, но больше так не может. Что они с Машей копят на дом, у них свои планы.
— Ну, это понятно, — осторожно сказала Ольга. — Молодые, им свою жизнь строить.
Елена резко поставила чашку:
— А я им кто? Чужая? Я его мать! Единственная! А эта... — она запнулась, — эта умница с дипломом и богатыми родителями решает, как моему сыну со мной общаться?
— Леночка, ну зачем ты так? — вздохнула Ольга. — Маша вроде нормальная. И работает не меньше Андрея.
— Знаю я таких, — отмахнулась Елена. — Сначала мужа от матери отваживают, потом детей не хотят — карьера важнее! А я когда внуков дождусь? Мне уже шестьдесят!
Ольга промолчала. Спорить с Еленой было бесполезно.
— Знаешь, что я решила? — Елена понизила голос. — Поеду к ним. Без звонка. Поговорю с этой Машей с глазу на глаз. Пусть знает, что я из жизни сына никуда не денусь.
— Лена, может, не стоит? — встревожилась Ольга. — Только хуже сделаешь.
— Стоит, — отрезала Елена. — Пора всё расставить по местам.
Маша вернулась с работы поздно. В издательстве, где она была редактором, готовили новую серию книг, и ей пришлось задержаться, разбираясь с правками. Она устала, проголодалась и мечтала о душе.
Открыв дверь квартиры, она сразу почувствовала неладное. В воздухе витал запах чужих духов, из кухни доносились голоса. Один — Андрея, второй...
Маша замерла, сжимая сумку. Неужели это она. Только не сейчас.
— Машенька! — раздался громкий голос. — Это ты? Заходи, я пирогов напекла!
Медленно сняв пальто, Маша прошла на кухню. За столом сидела Елена Ивановна, заняв почти всё пространство. Перед ней стояла тарелка с пирогами, чайник и три чашки. Андрей, с напряжённым лицом, сидел на краешке стула.
— Здравствуйте, Елена Ивановна, — сказала Маша, стараясь говорить ровно. — Неожиданно.
— Решила вас навестить! — весело объявила свекровь. — А то вы ко мне всё не едете. Думаю, если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе!
Андрей бросил на жену виноватый взгляд:
— Мама приехала час назад. Не предупредила.
— А зачем предупреждать? — всплеснула руками Елена. — Я же родная мать! Садись, Маша, пей чай. Пироги с мясом, как ты любишь.
— Я не ем мясо, — тихо сказала Маша. — Я люблю с вишней.
— Правда? — удивилась Елена. — А мне казалось... Ну, не беда! Присаживайся, поболтаем.
Маша посмотрела на Андрея, ожидая, что он вмешается, но он молчал, опустив глаза. Снова сдался.
— Я устала, Елена Ивановна, — сказала Маша. — Давайте отложим разговор. Я не готова к гостям.
Тишина на кухне стала тяжёлой. Елена медленно отставила чашку:
— Вот как? Я теперь «гость» в доме сына?
— Это наш с Андреем дом, — ответила Маша. — Общий.
— Ах, вот оно что! — Елена всплеснула руками. — Я тут чужая! А я-то думала...
— Мама, — наконец сказал Андрей. — Никто не говорит, что ты чужая. Но предупреждать надо.
— Чтобы вы придумали, как меня не пустить? — Елена сощурилась. — Андрюша, ты не замечаешь, что с женитьбы совсем от меня отдалился? Раньше каждый день звонил, а теперь? Раз в месяц на час заглянешь!
— Мама, мы обсуждали это, — Андрей потёр виски. — У нас сейчас тяжело...
— У всех тяжело! — перебила Елена. — У меня тоже тяжело! Пенсия копеечная, лекарства дорогие, коммуналка растёт!
Маша почувствовала, как закипает:
— Елена Ивановна, ваша пенсия выше средней. Квартира у вас своя, без долгов. А лекарства Андрей вам каждый месяц покупает.
— Да что ты знаешь о моих тратах? — вскинулась Елена. — Думаешь, легко одной в моём возрасте? Я могла бы замуж выйти после вашего отца, но ради сына осталась одна!
Андрей вздрогнул, сжав кулаки. Уход отца был для него больной темой, а мать постоянно напоминала о своей жертве.
— Никто не спорит, что вы хорошая мать, — сказала Маша. — Но Андрей взрослый. У него своя семья. И мы сами решаем, как тратить наши деньги.
— Деньги! — Елена победно улыбнулась. — Всё о деньгах! Тебе жалко, что сын матери помогает?
— Мне жалко, что вы давите на его совесть, — спокойно ответила Маша.
Тишина стала звенящей. Андрей переводил взгляд с матери на жену. Елена побледнела, потом покраснела.
— Вот как ты обо мне думаешь, — дрожащим голосом сказала она. — Андрюша, слышал? Твоя жена считает меня манипулятором!
— Я этого не говорила, — вздохнула Маша. — Я сказала...
— Я всё слышала! — Елена вскочила, чуть не опрокинув стул. — Пойду я. Не буду мешать вашему счастью. Андрюша, проводишь?
Андрей встал, бросив на Машу извиняющийся взгляд:
— Конечно, мама. Вызову такси.
— Не надо такси, — отрезала Елена. — Сама доберусь.
Она прошла мимо Маши, не глядя на неё. В прихожей зашуршала одежда, хлопнула дверь.
Андрей и Маша остались на кухне среди остывших пирогов.
— Ты мог бы меня поддержать, — тихо сказала Маша.
Андрей обхватил голову руками:
— Прости. Я знаю.
— Это был твой шанс, Андрей. Показать, что мы — семья.
— Я не могу кричать на мать! — он посмотрел на неё. — Она всё-таки...
— Я не прошу кричать, — устало сказала Маша. — Я прошу защищать нас. Даже от неё.
Она вышла из кухни. Зашумела вода в ванной. Андрей остался один, глядя на пустой стол.
Следующие недели прошли в молчании. Маша и Андрей говорили только о мелочах — о счетах, работе, планах. Главную тему обходили.
Елена Ивановна не звонила. Это было странно — обычно после ссор она первая шла на контакт, жалуясь на здоровье. Но не теперь.
— Может, ей плохо? — спросил Андрей за ужином.
— Если бы было плохо, она бы уже позвонила, — ответила Маша, глядя в телевизор.
— Но она молчит уже три недели.
— И это повод для тревоги? — Маша посмотрела на него. — Может, она наконец поняла, что нам нужно пространство.
Андрей промолчал. Он знал, что Маша права, но тревога не отпускала. Мать всю жизнь внушала, что он — её главная опора. И теперь, когда связь прервалась, он чувствовал вину.
Поздно вечером, когда Маша спала, он вышел на балкон и набрал номер матери. Она ответила сразу.
— Алло, — голос был слабым. — Андрюша?
— Да, мам. Как ты?
— Как я могу быть? — в голосе появилась обида. — Сын не звонит, не приезжает. Сижу одна.
Андрей закрыл глаза. Всё как обычно.
— Мам, ты же знаешь, что это не так.
— Знаю? — она усмехнулась. — По-моему, твоя Маша добилась своего — отрезала тебя от меня.
— Маша тут ни при чём, — твёрдо сказал он. — Это моё решение — поставить границы.
— Границы? — голос матери стал громче. — Какие границы между матерью и сыном? Я тебя растила, а ты теперь о границах?
— Мама, я тебя люблю. Но у меня своя жизнь. Своя семья.
— А я кто? — в трубке послышались слёзы. — Вчера в поликлинике была. Давление скачет. Врач сказал, криз может быть.
Андрей напрягся. Болезни, врачи — её излюбленный приём.
— Тебе нужны лекарства? — спросил он.
— Мне нужен сын! — воскликнула она. — Знать, что я не одна!
— Мам, я забочусь о тебе, — устало сказал Андрей. — Но я не могу быть рядом всегда.
— Конечно, — язвительно ответила Елена. — Твоя Маша важнее.
— Она моя жена.
— А я твоя мать!
Андрей сжал зубы:
— Мама, давай не будем...
— Знаешь что, — голос Елены стал холодным. — Ты выбрал её. Но не жди, что я буду сидеть и ждать, пока она тебя бросит. Она холодная, расчётливая. Сейчас ты ей нужен, а потом найдёт кого-то побогаче.
— Мама! — Андрей повысил голос. — Не смей так говорить о Маше!
— Ого! — пауза. — Научился на мать кричать. Молодец.
— Я не хочу ссориться, — тихо сказал он. — Но и слушать, как ты оскорбляешь мою жену, не буду.
— Ладно, — спокойно ответила Елена. — Тогда нам не о чем говорить.
Связь оборвалась. Андрей вернулся в квартиру. Маша сидела на кровати.
— Ты звонил ей, — сказала она.
— Да, — он сел рядом. — И, кажется, всё испортил.
Он рассказал. Маша слушала, её взгляд становился всё печальнее.
— Иногда мне кажется, что мы никогда не выберемся из этого, — сказала она.
— Выберемся, — Андрей взял её руку. — Должны.
Но уверенности в его голосе не было.
В три часа ночи их разбудил звонок. Андрей взял телефон — незнакомый номер.
— Алло?
— Андрей Викторович? — голос был официальным. — Это врач из городской больницы. Вашу мать, Смирнову Елену Ивановну, доставили с гипертоническим кризом. Состояние тяжёлое, но стабильное.
Андрей похолодел:
— Спасибо. Я еду.
Он посмотрел на Машу. Она сидела, включив свет.
— Мама в больнице, — сказал он. — Криз.
Маша кивнула и встала:
— Я с тобой.
— Не надо, — он покачал головой. — У тебя завтра важный день.
— Уверен?
— Да, — он потёр лицо. — Справлюсь.
Маша помогла ему собраться. У двери она обняла его:
— Звони, если что. В любое время.
В больнице пахло лекарствами и сыростью. Андрей шёл по коридору за медсестрой. Мама лежала под капельницей, маленькая и хрупкая.
— Пришёл, — слабо улыбнулась она.
— Конечно, — он сел рядом, взяв её руку. — Как ты?
— Жива, — она вздохнула. — Соседка скорую вызвала вовремя.
— Что случилось?
— Давление, — она поморщилась. — В глазах потемнело, и всё. Очнулась здесь.
— Почему не позвонила мне?
— Чтобы услышать, что я опять манипулирую? — она отвернулась.
— Я так не говорил.
— Но думал, — она усмехнулась. — Вы оба так думаете.
Андрей промолчал. Он чувствовал вину за свои мысли.
— Мам, — сказал он. — Нам надо что-то менять.
— И что? — она посмотрела на него. — Сдать меня в приют? Или забыть, что я есть?
— Я предлагаю честность, — сказал Андрей. — Без драм и манипуляций.
Елена долго смотрела на него, потом кивнула:
— Ты думаешь, всё можно решить словами. Но жизнь сложнее, сынок. Она неудобная, с углами.
— Что ты хочешь сказать?
— Я твоя мать. Со всеми моими ошибками. Либо принимай меня, либо... — она запнулась. — Либо не будем мучить друг друга.
— Это ультиматум? — спросил Андрей.
— Это честность, — с насмешкой ответила она.
Они замолчали. За окном светало. Андрей смотрел на мать — упрямую, одинокую, напуганную. И от этого было тяжелее.
— Я тебя люблю, мам, — тихо сказал он. — Но я не могу жить в этом треугольнике. Это разрушает всё.
— Значит, выбираешь её, — Елена кивнула. — Твоё право.
— Я не выбираю! — Андрей понизил голос. — Я хочу, чтобы мы все могли...
— Жить счастливо? — перебила она. — Так не бывает. Всегда выбираешь.
Она закрыла глаза. Андрей вышел.
Дома Маша сидела с остывшим кофе.
— Как она? — спросила.
— Стабильно, — Андрей сел. — Скоро выпишут.
— А ты?
— Я всю жизнь старался быть хорошим для всех, — сказал он. — И не стал хорошим ни для кого.
— Это не так, — Маша коснулась его руки. — Ты попал в сложную ситуацию.
— Дальше так нельзя, — сказал он. — Я должен решать.
— И что решил?
— Нам надо переехать, — сказал он. — В другой город. Начать заново.
Маша удивилась:
— Серьёзно?
— Да, — он кивнул. — Я переведусь в другой филиал. Ты найдёшь работу. Снимем квартиру.
— А твоя мама?
— Буду помогать деньгами, — сказал Андрей. — Фиксированной суммой, которую мы обсудим. Буду звонить, приезжать. Но жить рядом... я не могу.
Маша кивнула:
— Если ты уверен...
— Не уверен, — признался он. — Но другого выхода нет.
Они замолчали. За окном начинался новый день.
— Знаешь, что страшно? — сказал Андрей. — Я чувствую облегчение. От мысли, что уедем. Это ужасно?
— Это честно, — ответила Маша. — А честность — это хорошо.
Она обняла его:
— Мы справимся. Вместе.
Через три месяца Андрей стоял у окна их новой квартиры в Казани, глядя на реку. Позади были слёзы матери, обвинения, обещания звонить. Впереди — новая жизнь.
Маша обняла его:
— О чём думаешь?
— О том, что мы все заплатили свою цену, — сказал он. — Мама — одиночеством. Я — виной. Ты — мужем, который не стал опорой.
— Глупости, — Маша покачала головой. — Просто жизнь такая. И ты сделал всё, что мог.
— Правда? — он посмотрел на неё. — Иногда кажется, что я просто сбежал.
— Некоторые проблемы не решаются, — сказала Маша. — Их можно только оставить позади.
Она помолчала:
— Мы все заложники любви. Твоя мать любит тебя и не может отпустить. Ты любишь её и не можешь порвать связь. Я люблю тебя и терплю это. Замкнутый круг.
Андрей обнял её:
— Круг, который мы разорвали.
— Или растянули, — грустно улыбнулась Маша.
Он не ответил. За окном текла река, а где-то далеко, в маленькой квартире, сидела одинокая женщина, ждавшая звонка сына.
Деньгами теперь распоряжалась Маша. Елена получала только оговорённую сумму. Но счастливее никто не стал.
Такова была цена свободы. Цена выбора. Цена взросления.