Телефонный звонок, пронзительный и требовательный, разорвал уютную тишину субботнего утра, заставив Ольгу вздрогнуть. Она как раз заваривала кофе, наслаждаясь редкими минутами покоя перед началом рабочего дня в ветеринарной клинике. На экране высветилось «Мама Гоши». Сердце неприятно екнуло. Звонки от Жанны Игоревны никогда не сулили ничего хорошего.
— Да, Жанна Игоревна, здравствуйте, — как можно бодрее произнесла Ольга, прижав телефон плечом к уху и продолжая наливать кипяток в чашку.
— Оля, это ужас! Ужас! — закричала в трубку свекровь, её голос срывался на визг. — Мне плохо, я умираю! У меня давление подскочило, в глазах темно, сердце из груди выпрыгивает! Скорую вызвала, они ехать не хотят, говорят, ждите! А если я умру, пока жду? Гоша где? Дай ему трубку! Немедленно!
Ольга похолодела. Муж, Георгий, или просто Гоша, ещё спал. Он работал посменно на заводе, и эта неделя выдалась особенно тяжелой.
— Жанна Игоревна, успокойтесь, пожалуйста. Дышите глубже. Гоша спит, у него была ночная смена. Что случилось? Вы приняли таблетки?
— Какие таблетки, деточка?! — не унималась свекровь. — Мне не таблетки нужны, а сын рядом! Единственный сын! А он спит, пока его мать при смерти! Буди его сейчас же! Я сказала, буди!
Спорить было бесполезно. Ольга вздохнула, поставила чашку на стол и пошла в спальню. Гоша спал, раскинув руки, и тихо посапывал. Будить его было жалко, но выбора не оставалось.
— Гош, проснись. Твоя мама звонит, ей плохо, — тихонько потрясла она его за плечо.
Гоша недовольно промычал, но сел на кровати, протирая глаза. Услышав про мать, он тут же встрепенулся, схватил телефон и выскочил из комнаты. Ольга слышала его встревоженный голос: «Мама, мамочка, что случилось? Сейчас приеду! Конечно, сейчас! Вызываю такси!»
Через десять минут, наспех натянув джинсы и футболку, Гоша уже обувался в прихожей.
— Оль, я к маме. У неё приступ, давление двести на сто двадцать. Я должен быть там.
— Конечно, поезжай, — кивнула Ольга, подавая ему ключи. — Позвони, как доберешься. Может, помощь нужна будет?
— Разберусь, — бросил он и захлопнул за собой дверь.
Ольга осталась одна. Кофе остыл. Настроение было безвозвратно испорчено. Она знала, что этот «приступ» — начало чего-то большого и неприятного. Жанна Игоревна была мастером драматических сцен и манипуляций, и её здоровье всегда становилось главным козырем в игре за внимание и контроль над сыном.
Весь день Гоша не отвечал на звонки. Ольга металась по квартире, не находя себе места. Работа в клинике не шла на ум. Она машинально делала прививки котятам, осматривала старого пуделя с артритом, а сама мыслями была далеко. Что там у них происходит? Почему он молчит? Ближе к вечеру, когда она уже собиралась уходить домой, Гоша наконец позвонил сам.
— Оль, тут такое дело… Маме совсем плохо. Врач из «скорой» сказал, что ей нельзя одной оставаться. Категорически. Я пока останусь у неё.
— Надолго? — осторожно спросила Ольга, хотя уже догадывалась, к чему всё идёт.
— Не знаю. Может, на пару дней. А может… — он замялся. — Оль, нам надо серьезно поговорить.
Серьезный разговор состоялся на следующий день. Гоша приехал домой мрачный, с серым лицом и потухшим взглядом. Он сел на кухне, обхватив голову руками.
— Врач сказал, что у мамы гипертонический криз на фоне стресса. Ей нужен полный покой и постоянный уход. Одна она не справится.
— Я понимаю, — тихо сказала Ольга. — Мы можем нанять ей сиделку. Или я могу заезжать к ней после работы, привозить продукты, помогать по дому.
Гоша поднял на неё тяжелый взгляд.
— Оля, ты не понимаешь. Сиделка — это чужой человек. А ты работаешь с утра до ночи, какая из тебя помощница? Мама… она хочет, чтобы мы были рядом. Все вместе.
Ольга напряглась. Она знала, что сейчас прозвучит то, чего она боялась больше всего.
— Что ты предлагаешь, Гоша?
— Мама предлагает… — он отвел глаза. — Она предлагает нам переехать к ней. У неё трешка, места всем хватит. А твою квартиру… продать.
Воздух в маленькой уютной кухне, казалось, застыл. Ольга смотрела на мужа и не узнавала его. Это был не тот веселый и любящий Гоша, за которого она выходила замуж три года назад. Это был чужой, измученный человек, повторяющий слова своей матери.
— Продать? — переспросила она, и её голос прозвучал глухо, как из бочки. — Продать мою квартиру? Квартиру, которая досталась мне от бабушки? Единственное, что у меня есть?
— Ну почему сразу «твою»? Мы же семья! — вспылил Гоша. — Деньги от продажи пойдут на общее дело! Мы сделаем у мамы шикарный ремонт, купим новую мебель. Будем жить как люди, в большой квартире! Мама будет под присмотром, и мы все вместе. Разве это не то, о чем ты мечтала? Большая, дружная семья?
Ольга встала. Ноги её не слушались.
— Нет, Гоша. Я мечтала о нашей с тобой семье. В нашем доме. А то, что ты предлагаешь, — это не семья. Это ловушка. Твоя мама хочет не просто нашего присутствия. Она хочет контролировать нашу жизнь. И она хочет мою квартиру.
— Ты эгоистка! — закричал он, вскакивая со стула. — Моя мать больна, она может умереть, а ты думаешь только о своих квадратных метрах! У тебя сердца нет!
— Сердце у меня есть, Гоша. Именно поэтому я лечу животных, которым больно. А вот у твоей мамы вместо сердца — калькулятор. Она всё просчитала. Её «болезнь» — это спектакль, чтобы заманить нас в свою квартиру и завладеть моими деньгами.
— Да как ты смеешь так говорить о моей матери?! — лицо Гоши исказилось от ярости. — Она жизнь на меня положила! А ты… ты просто неблагодарная!
Они кричали друг на друга до хрипоты. Ольга пыталась достучаться до него, объяснить, что Жанна Игоревна манипулирует ими, что жизнь под одной крышей с ней превратится в ад. Но Гоша был глух. В его голове прочно засела мысль, вбитая матерью: «Сын обязан заботиться о матери. Жена должна следовать за мужем. Оля эгоистка, она не любит ни тебя, ни меня».
В конце концов, он схватил куртку и бросил на пороге:
— Я возвращаюсь к маме! А ты сиди тут в своей драгоценной клетке и думай! Если не одумаешься и не согласишься на переезд — можешь считать, что мы разводимся!
Дверь захлопнулась. Ольга осталась одна, в оглушительной тишине своей однокомнатной квартиры, которая внезапно показалась ей последним оплотом, последней крепостью, которую она должна была защитить. Битва была объявлена. И она поняла, что проигрывать в ней нельзя.
Следующие несколько дней превратились в кошмар. Гоша не звонил. Жанна Игоревна, напротив, оборвала телефон. Она звонила по десять раз на дню, то плача и умоляя «не разрушать семью», то крича и обвиняя Ольгу во всех смертных грехах.
— Ты хочешь сжить меня со свету! — надрывалась она в трубку. — Ты хочешь, чтобы мой сын бросил родную мать! Бессердечная тварь! Да чтоб у тебя никогда детей не было, раз ты так ненавидишь матерей!
После каждого такого звонка Ольга долго сидела, обхватив руками колени, и пыталась дышать. Проклятия свекрови липли, как грязь. Особенно слова о детях. Они с Гошей давно хотели ребенка, но пока не получалось. И Жанна Игоревна прекрасно знала, куда бить.
К атаке подключилась и другая родня. Звонила тетка Гоши из Саратова, двоюродная сестра из Подольска. Все они, как по команде, пели одну и ту же песню: «Жанночка так больна, Гошенька разрывается, а ты, Оля, уперлась, как… Подумаешь, квартира! Семья важнее!» Ольга чувствовала себя затравленным зверем. Они создали вокруг неё информационный вакуум, в котором существовала только одна «правда» — их правда.
На работе она держалась из последних сил. Коллеги видели, что с ней что-то не так, но Ольга отмалчивалась. Ей было стыдно рассказывать об этом унижении. Однажды, после особенно тяжелого разговора со свекровью, она не выдержала и разрыдалась прямо в ординаторской. Её утешала Марина, пожилая медсестра, работавшая в клинике уже лет двадцать.
— Оленька, да что стряслось-то? «На тебе лица нет», —участливо спросила она, протягивая стакан воды.
И Ольга рассказала. Всё, как на духу. Про «больную» свекровь, про ультиматум мужа, про требование продать квартиру. Марина слушала молча, лишь изредка качая головой.
— Ох, девочка, — сказала она, когда Ольга закончила. — Знакомая история. У меня соседка так же попалась. Тоже свекровь «заболела», тоже квартиру продали, к ней переехали. И всё. Жизнь кончилась. Она там невестке проходу не давала. Каждый шаг контролировала, каждую копейку считала. В итоге развелись они через год. А парень так с мамой и остался. И квартира, естественно, тю-тю. Деньги-то в ремонт её жилья вбухали.
Слова Марины больно резанули. Значит, это не уникальная ситуация. Это отработанная схема.
— И что же мне делать, теть Марин? — с надеждой спросила Ольга.
— Держаться за свою квартиру зубами! — твердо сказала Марина. — Это твой тыл, твоя независимость. Мужья приходят и уходят, а своя крыша над головой — это святое. А мужик твой… если он мужик, он поймет. А если маменькин сынок, то скатертью дорога. Не ломай себе жизнь из-за него.
Разговор с Мариной придал Ольге сил. Она поняла, что не одинока в своей беде и что её интуиция её не обманывала. Сдаваться нельзя. Нужно бороться. Но как? Прямая конфронтация с Гошей ни к чему не приводила. Он был полностью под влиянием матери. Значит, нужно было действовать иначе. Хитрее.
Ольга решила поехать к свекрови. Без предупреждения. Она хотела своими глазами увидеть эту «больную, умирающую женщину». Она купила торт, фрукты и пакет сока, чтобы её визит выглядел как попытка примирения.
Дверь открыл Гоша. Увидев Ольгу на пороге, он растерялся.
— Оля? Ты… что ты здесь делаешь?
— Пришла мириться, — улыбнулась она как можно более естественно. — И маму твою проведать. Я же волнуюсь.
Она прошла в квартиру. Жанна Игоревна сидела в кресле перед телевизором и с аппетитом ела пирожное. Увидев невестку, она мгновенно изменилась в лице. Схватилась за сердце, застонала, откинулась на спинку кресла.
— Ох… давление… опять… Зачем ты пришла? Чтобы добить меня?
— Мама, что ты такое говоришь? — подскочил к ней Гоша. — Оля пришла с миром.
— Здравствуйте, Жанна Игоревна, — спокойно сказала Ольга, ставя пакеты на стол. — Вот, принесла вам гостинцев. Как вы себя чувствуете?
Свекровь бросила на неё злобный взгляд, но при сыне решила не разыгрывать трагедию дальше.
— Плохо, Оленька, плохо, — простонала она. — Сердце шалит, ноги не держат. Вот, сижу целый день, встать боюсь.
Ольга окинула взглядом комнату. На журнальном столике рядом с креслом лежала раскрытая газета с программой телепередач. Рядом — кроссворды, почти полностью разгаданные. На тарелке — крошки от второго пирожного. Не очень похоже на быт смертельно больного человека.
Она осталась на ужин. Гоша суетился, пытался создать видимость семейной идиллии. Жанна Игоревна сидела за столом с мученическим видом, съев лишь маленький кусочек курицы, но Ольга заметила, как она то и дело бросает голодные взгляды на торт.
Во время ужина Ольга вела себя идеально. Расспрашивала свекровь о здоровье, сочувствовала, кивала. И предложила.
— Жанна Игоревна, Гоша, я всё обдумала. Вы правы. Семья — это главное. Я готова пойти на уступки.
Гоша просиял. Жанна Игоревна посмотрела на неё с недоверием.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
— Я не могу прямо сейчас продать квартиру. Это сложно, долго. И потом, куда мы денемся, пока у вас будет идти ремонт? Я предлагаю другой вариант. Давайте я сдам свою квартиру. На вырученные деньги мы снимем вам хорошую сиделку с медицинским образованием. А сами, Гоша, вернемся домой и будем спокойно жить. Будем навещать маму каждый день. По-моему, это разумный компромисс.
Наступила тишина. Гоша смотрел на Ольгу с надеждой. Но Жанна Игоревна… её лицо окаменело. В глазах плескалась неприкрытая ярость. Компромисс ей был не нужен. Ей нужна была полная и безоговорочная капитуляция.
— Сиделку? — прошипела она. — Чужого человека в мой дом? Чтобы она обворовала меня и морила голодом? Ты этого хочешь, Оля? Сбагрить меня на чужие руки и жить припеваючи в своей квартирке?
— Мама, ну почему сразу так? — попытался вмешаться Гоша. — Оля предлагает хороший вариант…
— Молчи! — прикрикнула на него Жанна Игоревна. — Я с ней разговариваю! Так вот, Оля. Твой вариант меня не устраивает. Или вы переезжаете ко мне, продав твою конуру, или мой сын с тобой разведется! Выбирай!
Маски были сброшены. Ольга смотрела на искаженное злобой лицо свекрови, на растерянное лицо мужа, и ей стало до тошноты противно. Она встала из-за стола.
— Что ж, Жанна Игоревна. Спасибо за ужин и за откровенность. Теперь я всё поняла. А ты, Гоша… ты свой выбор, кажется, уже сделал.
Она повернулась и пошла к выходу.
— Стой! Куда ты? — крикнул ей в спину Гоша.
— Домой, — не оборачиваясь, ответила она. — В свою конуру.
Она вышла на улицу и впервые за последние дни вздохнула полной грудью. Туман в её голове рассеялся. Больше не было сомнений, не было надежд на компромисс. Была только холодная, звенящая ясность. Она должна спасти себя. Даже если для этого придется потерять мужа.
Вернувшись домой, Ольга первым делом сменила замки. Это был символический жест, но он придал ей уверенности. Её дом — её крепость. Теперь сюда никто не войдет без её разрешения.
На следующий день она начала действовать. Она понимала, что Жанна Игоревна и Гоша так просто не отступятся. Они будут давить, угрожать, пытаться выжить её из квартиры. Нужно было подготовиться к обороне.
Ольга позвонила своей университетской подруге, Свете, которая работала в агентстве недвижимости. Объяснила ситуацию.
— Олька, ты в своем уме? — возмутилась Света. — Какая продажа? Эта квартира — стопроцентно твоя собственность. Она получена по наследству, в браке не приобреталась. Твой Гоша на неё никаких прав не имеет, ни на сантиметр. Даже если он там прописан.
— Он прописан, — вздохнула Ольга.
— Это не страшно. Прописка не дает права собственности. Выписать его, конечно, будет сложнее, если он не согласится добровольно. Но это решаемо, в крайнем случае через суд. Главное — ни в коем случае не поддавайся на уговоры и не подписывай никаких бумаг!
Слова Светы стали для Ольги спасательным кругом. Она не одна. Есть закон, который на её стороне.
Тем временем, вражеский лагерь перешел в новую фазу атаки. Гоша подал на развод. В заявлении, написанном явно под диктовку матери, значилось: «Жена отказывается вести совместное хозяйство и проживать совместно, ставя свои материальные интересы выше семейных ценностей». Это было подло и лживо.
Одновременно с этим в жизнь Ольги начали вторгаться посторонние люди. Однажды вечером в дверь позвонили. На пороге стояла незнакомая женщина с блокнотом.
— Здравствуйте, я по поводу продажи квартиры. Мне ваш муж, Георгий, телефон дал. Сказал, можно посмотреть.
Ольга опешила.
— Простите, но квартира не продается. Мой муж вас дезинформировал.
— Как не продается? — удивилась женщина. — Он сказал, срочная продажа, готовы уступить. У меня покупатели уже есть, с деньгами.
Ольга захлопнула дверь перед её носом. Руки тряслись. Значит, они уже ищут покупателей! В обход неё! Они пытаются создать ситуацию, в которой ей не останется ничего, кроме как согласиться.
Через пару дней история повторилась, но уже с другими людьми. Ольга поняла, что они не остановятся. Она повесила на дверь объявление: «КВАРТИРА НЕ ПРОДАЕТСЯ! ВСЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ — МОШЕННИЧЕСТВО!»
Но это было только начало. Посыпались сплетни. Соседки на лавочке у подъезда стали смотреть на неё косо. Однажды самая бойкая из них, баба Клава, остановила Ольгу во дворе.
— Олька, ты чего это мужика своего из дома выгнала? И свекровку больную обижаешь? Нехорошо это. Говорят, ты из-за квартиры с ними судишься. Ай-яй-яй.
— Кто говорит? — холодно спросила Ольга.
— Да все говорят, — неопределенно махнула рукой баба Клава. — Жанка-то, свекровь твоя, звонила нашей старшей по подъезду, плакала. Рассказывала, как ты над ней издеваешься.
Ольга стиснула зубы. Значит, Жанна Игоревна развернула против неё полномасштабную информационную войну. Она выставляла Ольгу монстром, алчной стервой, которая бросила больного мужа и умирающую свекровь ради квадратных метров.
Ольге было больно и обидно до слез. Она жила в этом доме всю жизнь, все её знали. И теперь эти же люди смотрели на неё с осуждением, верили лживым наветам. Она чувствовала себя в осаде.
Однажды вечером, вернувшись с работы, она обнаружила под дверью записку. Кривым, старческим почерком было нацарапано: «Гори в аду, тварь». Ольга села на пол прямо в прихожей и заплакала. От бессилия, от несправедливости, от одиночества.
Ей казалось, что силы на исходе. Может, и правда, плюнуть на всё, продать эту проклятую квартиру и уехать куда глаза глядят? Но потом она вспоминала слова Марины: «Это твой тыл, твоя независимость». Она вспоминала свою бабушку, которая так любила эту маленькую квартирку, каждую вещь в ней. Нет. Она не сдастся. Она будет бороться до конца.
Ольга решила нанести ответный удар. Она знала слабое место Жанны Игоревны — её страсть к публичности и желание выглядеть в глазах окружающих жертвой.
Она пошла к той самой старшей по подъезду, Людмиле Васильевне, к которой, по словам бабы Клавы, звонила свекровь. Ольга пришла не с пустыми руками — с коробкой хороших конфет и своим фирменным яблочным пирогом.
— Людмила Васильевна, здравствуйте. Можно с вами поговорить пару минут? — начала она.
Людмила Васильевна, женщина строгая, но справедливая, впустила её. Они сели на кухне.
— Я знаю, что вам звонила моя свекровь, Жанна Игоревна, — без обиняков начала Ольга. — И я примерно догадываюсь, что она вам про меня наговорила.
Людмила Васильевна смутилась.
— Ну… говорила, что ты её с Гошей обижаешь…
— А она вам не говорила, что требует от меня продать мою квартиру, доставшуюся от бабушки, чтобы на эти деньги сделать ремонт в своей? А когда я отказалась, мой муж, по её наущению, подал на развод и выставил мне ультиматум? А её «смертельная болезнь» — это спектакль, потому что ещё месяц назад она бегала по магазинам и занимала у соседей деньги на новую шубу?
Ольга говорила спокойно, но твердо, приводя факты. Она рассказала про визиты «покупателей», про записки с угрозами.
Людмила Васильевна слушала, и её лицо менялось. Она была женщиной старой закалки и ненавидела ложь и несправедливость.
— Вот оно что, — протянула она. — А Жанка-то расписывала всё… какая ты неблагодарная. Значит, врет?
— Я не прошу вас верить мне на слово, — сказала Ольга. — Но, пожалуйста, не судите обо мне по словам человека, который пытается отнять у меня дом.
Этот разговор изменил ситуацию. Людмила Васильевна, как главный информационный центр подъезда, донесла «альтернативную» точку зрения до остальных соседей. Сплетни не прекратились, но теперь у них появился противовес. Баба Клава при следующей встрече уже не осуждала, а сочувственно качала головой.
Ольга поняла: молчать — значит проигрывать. Нужно говорить, защищать свою правду.
Но главный бой был ещё впереди. Суд по разводу. Гоша и его мать наверняка готовили какой-то подлый удар. И Ольга не сомневалась, что главной целью этого удара будет её квартира. Она смотрела на повестку в суд, и её сердце сжималось от страха и одновременно наполнялось ледяной решимостью. Они думают, что она сломалась, что она испугалась. Они ещё не знали, на что способна загнанная в угол, но не сдавшаяся женщина. Она им покажет, кто здесь настоящий хозяин. Интрига только начиналась, и Ольга была готова к любому повороту событий, ведь теперь на кону стояло не просто имущество, а её будущее и её достоинство.