— Рожать решила ты, вот и плати ипотеку сама! — Артём швырнул ключи на комод. — Я предупреждал — не потяну один!
— Ты серьёзно? — я придерживала живот, чувствуя, как малыш пинается. — На восьмом месяце ты мне это говоришь?
— А что, правду нельзя говорить? Сидишь дома, ничего не делаешь! Квартиру купили в ипотеку, а платить кто будет?
— Артём, у меня угроза! Врач запретил работать!
— Вечно у тебя отмазки! Другие бабы до родов пашут!
Я опустилась на диван. В горле стоял ком размером с кулак. Пять лет вместе. Свадьба. Квартира в ипотеку. И вот теперь это.
Всё началось полгода назад. Тест показал две полоски — я летела домой как на крыльях. Артём сидел за компьютером, играл в танки.
— Артёмка, у нас будет малыш!
Он обернулся. Лицо вытянулось, будто я сообщила о смерти кого-то.
— Ты что, серьёзно? Мы же договаривались — сначала ипотеку закроем!
— Но это же счастье! Нашему малышу будет где жить!
— Счастье? — он встал, прошёлся по комнате. — Ты хоть понимаешь, во сколько обойдутся подгузники? Смеси? Врачи?
Тогда я списала всё на шок. Мужчинам нужно время, чтобы осознать. Но время шло, а Артём становился только злее.
На четвёртом месяце начался токсикоз. Меня выворачивало от запаха его любимой яичницы по утрам.
— Опять твои выкидоны? — бурчал он. — Нормальные бабы рожают и не выпендриваются!
Я пыталась готовить, но однажды потеряла сознание прямо у плиты. Очнулась на полу кухни — Артём стоял надо мной с телефоном.
— Скорую вызывать?
— Да... голова кружится...
— Блин, опять траты! Знаешь, на сколько они сейчас тебе лекарств выпишут?
В больнице поставили угрозу. Строгий постельный режим. Никаких нагрузок. Артём забрал меня молча, всю дорогу домой бубнил про расходы.
С работы пришлось уйти. Начальница, конечно, обещала место сохранить, но без зарплаты. Больничные — копейки.
— Теперь я один должен всё тянуть? — Артём считал на калькуляторе. — Ипотека, коммуналка, еда... А ещё твои витамины!
— Это временно. Выйду из декрета — буду работать.
— Три года сидеть будешь! Три года!
Мама приезжала помогать. Готовила, убирала. Артём при ней молчал, но стоило ей уйти — начинал пилить.
— Твоя мамаша опять борщ сварила! Мясо нынче дорогое!
— Она на свои деньги продукты купила...
— Вот пусть к себе и везёт! Нам самим ж.рать нечего!
На седьмом месяце я попала в больницу. Тонус матки. Две недели на сохранении. Артём приехал один раз — привёз вещи.
— Долго там валяться будешь?
— Врач сказал, минимум неделю...
— Супер! А кто квартиру убирать будет? Жр.ать готовить?
Соседка по палате, Марина, слушала и качала головой. У неё муж каждый день приезжал, фрукты возил, по ночам дежурил.
— Подруга, да пошли бы твой хахаль... Ты же не одна ребёнка делала!
— Он просто устаёт. Работа тяжёлая...
— Ага, в офисе за компом сидеть — прям каторга! Мой на стройке пашет и не ноет!
Выписали меня в пятницу. Артём "не смог" приехать — важное совещание. Вызвала такси на последние деньги с карточки.
Дома — бардак. Грязная посуда, носки по углам, пивные банки на столе. Села на кухне и разревелась. Живот тянуло, малыш пинался, будто чувствовал моё состояние.
Вечером приплёлся Артём. Пьяный.
— О, явилась! А я думал, там останешься! В больничке-то кормят бесплатно!
— Артём, тебе не стыдно? Я твоего ребёнка ношу!
— Моего? — он хохотнул. — Я его не хотел! Это твоя блажь!
Вот тогда я поняла — всё. Финиш. Но уходить некуда. Родители в другом городе, в однушке втроём не поместимся. Подруги замужем, со своими проблемами. Оставалось терпеть.
А сегодня он выдал про ипотеку. Восьмой месяц. До родов три недели.
— Знаешь что? — я встала с дивана. — Плати сам. Я завтра съезжаю.
— Куда? — он усмехнулся. — К мамочке в Саратов? С пузом?
— Это мои проблемы.
Пошла в спальню, достала чемодан. Руки тряслись, но я методично складывала вещи. Артём стоял в дверях.
— Не смеши! Куда ты без меня? На какие шиши жить будешь?
— Разберусь.
— Ага! Через неделю приползёшь!
Утром вызвала такси. Артём уже ушёл на работу — даже не попрощался. Водитель помог донести чемодан.
— На вокзал?
— Нет. На улицу Садовую, 15.
Это был адрес Марины из больницы. Вчера позвонила ей, всё рассказала.
— Приезжай! У нас с Колей комната свободная есть. Поживёшь, а там видно будет!
Марина встретила на пороге. Обняла, пока я ревела в её плечо.
— Всё, подруга, хватит! Рожать скоро, силы нужны! Коля на работе, вечером познакомитесь. Он у меня золотой!
Комната маленькая, но чистая. Кровать, шкаф, столик. После Артемовского хаоса — рай.
Вечером познакомилась с Колей. Здоровенный мужик, руки как лопаты, а глаза добрые.
— Марина рассказала. Живи сколько нужно. Мы с женой тоже через такое прошли. Первый муж её бросил беременную.
— Спасибо... Я ненадолго, только рожу и...
— Никаких "и"! — Марина поставила чай. — Сначала родишь, потом думать будем!
Артём начал звонить через три дня. Я не брала трубку. Писал смс: "Вернись, дура! Кому ты нужна с ребёнком?"
На десятый день приперся к Марине. Коля вышел к двери.
— Чего надо?
— Жену забрать пришёл!
— Она не хочет с тобой разговаривать.
— Это моя жена! Отдай её!
— Парень, развернулся и пошёл отсюда. По-хорошему прошу.
Артём попытался прорваться, но Коля просто взял его за шкирку и вынес за дверь.
Рожала я через две недели. Марина всю ночь просидела со мной в родилке. Коля носился по магазинам — памперсы, пелёнки, распашонки.
— У вас муж где? — спросила акушерка.
— Нет у меня мужа, — ответила я, глядя на сына.
Маленький, сморщенный, но мой. Только мой.
Артём пришёл в роддом. Дежурная не пустила — я заранее предупредила, что не хочу его видеть.
Выписывали нас Марина с Колей. Как родные.
— Как назвала? — спросил Коля, неся конверт с малышом.
— Михаил. В честь деда.
Дома Марина постелила новое бельё, поставила букет ромашек.
— С новосельем, подруга!
Прошёл месяц. Артём названивал, требовал "вернуть сына". Я подала на алименты. Он взбесился — приехал с адвокатом.
— Она меня обворовала! Бросила! Я квартиру в ипотеку плачу!
— Ваша жена имеет право на половину совместно нажитого, — сухо сказал мой юрист (Марина нашла через знакомых). — И алименты обязаны платить.
Развод. Раздел имущества. Суды. Мишка рос, улыбался, агукал. Артём ни разу не спросил, как сын, что нужно купить.
Через полгода устроилась на удалёнку — Марина сидела с Мишкой. Копила деньги, снимала квартиру.
А потом случилось неожиданное.
Звонок в дверь. Открываю — Артём. Небритый, помятый, от него несёт перегаром.
— Лен... можно войти?
— Чего тебе?
— Квартиру забрали... за долги... Ипотеку не потянул один...
Я смотрела на него и не узнавала. Где тот уверенный в себе мужчина, который полгода назад кричал, что я без него пропаду?
— И что? Пришёл сказать, что я виновата?
— Лен... можно просто воды?
Впустила. Не из жалости — из любопытства. Артём сел на кухне, трясущимися руками держал стакан.
— После того как ты ушла... я думал, справлюсь. Даже радовался сначала — свобода, никто не пилит. Но платежи... Лен, я не спал ночами. Работал на двух работах. Потом заболел, уволили с основной. Взял кредит, чтобы покрыть ипотеку. Потом ещё один...
— Почему не продал квартиру сразу?
— Гордость... Думал, выкручусь. Доказать хотел, что могу без тебя.
Мишка заплакал в комнате. Я пошла к нему, Артём поплёлся следом. Увидел сына — замер.
— Он... большой уже.
— Восемь месяцев.
— На меня похож?
Я не ответила. Взяла Мишку на руки, он сразу успокоился.
— Можно... подержать?
— Нет.
Артём кивнул, будто ожидал отказа.
— Я дно, да? Бросил беременную жену, сына не признавал. А теперь приполз...
— Зачем пришёл, Артём?
— Не знаю. Наверное, попрощаться. Уезжаю к родителям в деревню. В Москве мне делать нечего — долги, судебные приставы. Там дом, огород. Может, начну сначала.
Он встал, пошёл к двери. У порога обернулся:
— Лен... прости меня. За всё. Я был мудаком. Думал, деньги — это главное. Квартира, статус... А оказалось — семью потерял. Настоящую семью.
— Артём...
— Не надо ничего говорить. Я всё понимаю. Просто... береги его. И себя береги.
Ушёл. Я стояла с Мишкой на руках и смотрела в закрытую дверь. Сын агукал, хватал меня за волосы.
— Вот такой у тебя папа, малыш. Был.
Через неделю Марина рассказала — видела Артёма на вокзале. С двумя сумками, больше ничего. Уехал.
Алименты перестали приходить. Я даже не стала подавать на розыск — какой смысл? С безработного деревенского жителя взять нечего.
Прошёл год. Мишке исполнилось полтора. Ходит, говорит первые слова. "Мама", "дай", "киса" — у Марины с Колей появился кот.
Я устроилась в хорошую фирму, удалёнка с возможностью карьерного роста. Сняли с Мишкой двушку поближе к работе. Марина помогает с сыном, стала крёстной.
И тут снова звонок в дверь. Сердце ёкнуло — неужели опять?
Но это был не Артём. Мужчина лет сорока, седина в висках, строгий костюм.
— Елена Сергеевна? Я отец Артёма, Виктор Павлович.
Опешила. За все годы брака видела его только на фотографиях.
— Можно войти? Это касается внука.
Впустила. Виктор Павлович сел на кухне, достал папку с документами.э
— Артём у нас. В деревне. Работает на ферме, пьёт по-чёрному. Мать плачет каждый день.
— Мне его жаль, но...
— Я не за этим пришёл. Мы с женой — пенсионеры, но кое-что скопили. Хотим помогать внуку. Артём рассказал всё. Как бросил вас, как вёл себя.
Он достал конверт, положил на стол.
— Это на первое время. Карточку оформим на ваше имя, будем переводить каждый месяц. Немного — пенсия не резиновая. Но тысяч двадцать стабильно.
— Я не могу...
— Можете и должны. Это не милостыня. Внук — наша кровь. Артём своё право на отцовство потерял. Но мы-то не виноваты, что сын вырос эгоистом.
— А Артём знает?
— Нет. И не узнает. Скажем ему — запьёт ещё сильнее. У него своя дорога в ад, а у внука — своя в жизнь.
Виктор Павлович встал.
— Летом приезжайте в гости. Адрес в конверте. Дом большой, воздух чистый. Мальчику полезно. Артёма отправим к соседям на сенокос, не пересечётесь.
Ушёл. А я сидела и смотрела на конверт. Внутри — сто тысяч и записка от бабушки Мишки: "Прости нас за сына. Вырастите внука настоящим мужчиной".
Пять лет спустя
— Мам, а почему у всех есть папа, а у меня нет? — Мишка собирает конструктор, серьёзный такой, вдумчивый.
— У тебя есть папа. Просто он живёт далеко.
— А приедет?
— Не знаю, солнышко. Может быть, когда-нибудь.
Дедушка с бабушкой приезжают каждые три месяца. Возят игрушки, книжки. Виктор Павлович учит внука играть в шахматы. Бабушка печёт пироги.
Об Артёме не говорим. Знаю только, что жив, всё там же, в деревне. Женился на местной, детей нет.
Вчера встретила его бывшего друга Пашку.
— Слышала, Артёмка спился совсем?
— Не знаю. Не общаемся.
— Правильно делаешь. Он сам виноват. У него всё было — жена золотая, квартира, сын родился. А он... Знаешь, что он мне тогда сказал? "Не хочу, чтобы кто-то сидел на моей шее". Вот и остался один. Без никого на шее.
Вечером укладывала Мишку спать. Он обнял меня за шею:
— Мам, а ты грустишь иногда?
— Почему ты спрашиваешь?
— Марина тётя сказала, что ты сильная. А сильные не плачут, да?
— Иногда плачут, малыш. Но потом вытирают слёзы и идут дальше.
— Мам, когда я вырасту, буду тебя защищать. И никогда не брошу.
Поцеловала его в макушку. Пахнет детским шампунем и печеньем.
— Спи, защитник.
Вышла на балкон. Москва светится огнями. Где-то там, в далёкой деревне, спивается человек, который мог быть счастливым отцом. Который сам выбрал одиночество, потому что испугался ответственности.
А мы с Мишкой — здесь. Живём, растём, учимся. У нас есть Марина с Колей, есть дедушка с бабушкой. Есть друг у друга.
Телефон пиликнул — сообщение от неизвестного номера:
"Лена, это Артём. Новый номер. Хотел сказать — видел фотки сына у родителей. Красивый пацан. Весь в тебя. Это хорошо. Не пиши ответ. Просто хотел, чтобы ты знала — я жалею. Каждый день жалею. Но уже поздно".
Удалила. Без злости, без боли. Просто удалила.
Да, поздно. Поезд ушёл, когда он кричал беременной жене про ипотеку. Когда не приехал в роддом. Когда ни разу не спросил, как сын.
Мишка кашлянул во сне. Пошла проверить — раскрылся. Укрыла, поправила подушку.
Мы справимся. Без него справимся.
А он пусть живёт с своим выбором. В деревне. С чужой женой. С бутылкой.
С пустотой внутри, которую уже ничем не заполнить.