Лето только началось, а Никите уже казалось, что оно будет самым скучным в его жизни. Его отправили к бабушке в деревню «подышать воздухом и отдохнуть от гаджетов». Только вот дышать он, конечно, дышал, но всё остальное…
Интернет ловил через раз, звонить друзьям было бессмысленно — они разъехались кто куда, и даже телефонные игры быстро надоели. Бабушка целыми днями хлопотала в огороде, а ему оставалось либо читать старые книги на полке, либо лежать и разглядывать потолок.
В один жаркий день он забрёл на чердак. Там пахло пылью, сухими травами и чем-то деревянным, тёплым, будто само время остановилось. На полках стояли банки с гвоздиками и шурупами, валялись ржавые лампы, под потолком висели паутины, а в углу пылилась огромная картонная коробка. Никита пнул её ногой — и крышка приоткрылась.
Внутри были какие-то старые журналы, школьные тетрадки, пожелтевшие фотографии. И среди них — тетрадь в твёрдой обложке, обклеенной выцветшими наклейками с цветами и животными. Почерк на обложке был выведен шариковой ручкой: «Мой дневник. Не читать!»
Никита ухмыльнулся:
— Ну да, конечно значит, читать обязательно.
Он уселся прямо на скрипучий ящик и пролистал первые страницы. Смешные каракули, сердечки на полях, длинные предложения без запятых: «Сегодня меня опять дразнили в школе трусихой, потому что я не поехала с ними кататься на мотоцикле после уроков. Но мне страшно! Зато вечером я нарисовала мотоцикл, получилось хорошо. Пусть смеются, а я не хочу перевернуться…».
Сначала Никите показалось забавным, чужие секретики, словно из какого-то сериала про подростков. Но уже через пару минут он поймал себя на том, что читает взахлёб. Каждое слово, каждая строчка будто вытягивали его из скучного лета и уносили в чужую, но удивительно близкую жизнь.
Он взял тетрадь с собой в дом, устроился в кресле у окна и вскоре забыл обо всём: о телефоне, о скуке, даже о том, что бабушка звала его на ужин.
На первых страницах дневника был почти хаос: даты, каракули, обрывки мыслей. Записи начинались с конца 70-х. Автор — девочка 14 лет, его возраста. Писала она неровным почерком, иногда большими буквами, иногда крошечными, будто боялась, что кто-то подглядит.
«Сегодня на математике меня вызвали к доске, и я забыла формулу. Позор! Сашка смеялся надо мной. Ну и ладно, зато он меня заметил».
Никита прыснул со смеху. Он вспомнил, как сам месяц назад запутался в простейшем уравнении, а его друг Пашка потом дразнил его целый день.
Следующая запись была о том, что подруга обиделась из-за какой-то ерунды:
«Лена не хочет со мной сидеть за одной партой, говорит, что я её предала. А я просто не пошла с ней гулять, потому что бабушка заставила помогать с огородом».
Никита читал и недоумевал: всё это звучало как его собственные будни. Только у него вместо огорода была уборка в своей комнате, но суть — та же.
Чем дальше он листал, тем больше удивлялся. Вот записи про любимую музыку («Хочу достать кассету с „Машины времени“, но нигде нет»), вот про первую симпатию «Я думаю, что Сашка самый красивый, надеюсь об этом никто не узнает».
Никита оторвался от страницы и тихо сказал вслух:
— Да это же как будто про меня написано… только без смартфона.
5 мая 1979 года
Сегодня снова ругалась с мамой из-за прически. Она говорит: «В школу нельзя с распущенными волосами». А я хочу, как у Аллы Пугачёвой — пышно! Ну почему взрослые всегда знают, «как правильно»? А я хочу сама решать.
7 мая 1979 года
Мы с Веркой и Ленкой тайком полезли на чердак школы. Там нашли старый глобус, весь облупленный. Я поклялась, что однажды поеду в настоящую поездку — далеко, за границу. Может, в Париж.
12 мая 1979 года
У нас завтра контрольная по алгебре. Я ничего не понимаю в этих уравнениях. Хочу заболеть, боюсь двойку получить. А папа обещал купить мне альбом для рисования, если я хоть на тройку вытяну. Если получу двойку — отец на неделю запретит мне смотреть телевизор.
14 мая 1979 года
Случилось странное. Я весь вечер думала о Сашке. Он такой смешной, у него ямочки, когда улыбается. А когда он сегодня попросил у меня линейку, я покраснела, как дура! Это что — и есть «первая любовь»?
15 мая 1979 года
Сегодня с ребятами сидели на поляне у реки. Слушали песни на магнитофоне. Солнце садилось, и мне вдруг стало так хорошо, что хотелось, чтобы время остановилось. А потом я подумала: а вдруг через 20 лет я совсем другая буду? Интересно, вспомню ли я эту минуту?
17 мая 1979 года
Мы с мамой опять поссорились. Я хочу быть художником, а она говорит, будь серьёзнее». А я не могу — я хочу рисовать! Сегодня нарисовала бабушку, когда она спала в кресле. Получилось похоже. Может быть, всё-таки я художник?
29 мая 1979 года
Верка соседка уехала в город. Сижу и думаю, что друзей можно потерять так же, как вещи. Вроде были — и вдруг нет.
С того дня дневник стал для него обязательным чтением. Каждый день он открывал и снова погружался в чужую жизнь, которая неожиданно стала близкой и понятной.
И чем больше он читал, тем сильнее чувствовал: время может меняться, мода, технологии, музыка — всё другое. Но чувства… они одинаковые.
Дневник перестал быть просто пыльной тетрадкой — он стал окном в прошлое, через которое выглядывал настоящий подросток, такой же, как он сам.
Одна запись начиналась большими буквами:
«ХОЧУ СТАТЬ ХУДОЖНИКОМ!»
Дальше шли наброски ручкой — корявые портретики, смешные собачки, даже какой-то замок с башнями. Никита улыбнулся. «Прикольно, — подумал он, — я тоже иногда рисую в тетради вместо того, чтобы писать».
В другой записи автор жаловалась:
«Мечтаю уехать в большой город, там всё другое — яркое, шумное, там люди не думают только про картошку и коров. Но бабушка говорит, что я должна остаться здесь и помогать семье. А я не хочу».
Никита задумался: он тоже сейчас мечтал ровно о том же? Уехать из деревни, в которой он застрял на лето, в город, где кинотеатры, магазины и где друзья…
2 июня
«Мы с ребятами нашли маленькую поляну за речкой. Теперь у нас есть самое лучшее место на земле, где можно лежать, смотреть на облака и мечтать».
Никита читал и чувствовал - это не просто строки из прошлого — это живая речь, голос, который будто звучал прямо рядом.
Он решил проверить, существует ли ещё та самая «поляна за речкой», которую автор дневника описывал как «самое лучшее место на земле».
На следующий день Никита отправился туда сам. Нашёл тропинку, пробрался сквозь высокую траву — и действительно вышел на просторную маленькую поляну. Он сел в траву и подумал:
— Вот же… Я сижу на том же месте, где сидела она. Только прошло много лет.
И в этот момент дневник перестал быть просто находкой.
Прошлое ожило. На очередной странице вместо привычных смешных зарисовок — аккуратные, ровные строки, написанные серьёзно, без сердечек и стрелочек.
4 июня
«Сегодня я поняла, что мне на самом деле нравится Игорь по-настоящему.
Завтра ему скажу. Если испугаюсь — буду всю жизнь жалеть».
Никита перечитал это три раза. Щёки сами собой нагрелись, ему тоже нравится одноклассница Лиза, но боится сказать.
Перелистнул дальше.
5 июня
«С Леной мы поссорились. Она сказала, что я стала важничать, а я сказала, что она меня не понимает. Игорь тут ни при чём, правда. Или при чём? Я не знаю.
Завтра попрошу у неё прощения. Лучше иметь подругу, чем быть правой, но без подруги».
Никита сглотнул. Он вспомнил Пашку, с которым неделю назад разругался в чате из-за какой-то игры. «Лучше иметь друга, чем быть правым», — почти слово в слово про него.
6 июня
Мы стояли с Игорем около футбольного поля, он ждал, пока мяч ему принесут, а я всё время ходила вокруг да около. Сердце колотилось так, будто меня только что вызывали к доске. Я уже тысячу раз передумала: сказать или не сказать. Но вдруг он посмотрел на меня и улыбнулся — и я взяла и выпалила:
«Игорь, мне… ты нравишься.» Он сначала удивился, даже моргнул несколько раз, а потом сказал: «Правда? А я думал, тебе Сашка нравится.»
Я засмеялась. А он взял и добавил: «Ты тоже мне нравишься. Только я не знал, как сказать.»
И мы оба стояли, улыбались, как глупые. Я чувствовала, что щеки у меня горят, а внутри было так легко, как будто я наконец-то расправила крылья.
7 июня
Сегодня мы с Игорем гуляли. Он рассказывал смешные истории про своего младшего брата, я смеялась так, что даже забыла про время.
Когда стало темнеть, он довёл меня до дома. И возле калитки сказал: «Мне нравится с тобой. Давай завтра тоже погуляем?»
Я только кивнула, а внутри у меня всё прыгало и переворачивалось.
10 июня
Ну вот опять. Ленка заявила, что я «всё время верчусь вокруг Игоря» и что «он только из вежливости со мной гуляет».
Я так разозлилась! Сказала ей, что завидовать некрасиво. Она обиделась, хлопнула дверью и ушла.
А мне и самой потом стало грустно — мы же с ней с первого класса вместе.
15 июня
Сегодня поехала к тётке Лиде в город. Там совсем другой воздух — пахнет бензином и булочками из пекарни. Мы ходили по книжным магазинам, а потом в художественную школу. Я сказала, что «просто посмотреть». И тётка шепнула: «Если хочешь, поступай, я помогу.» У меня даже мурашки пошли.
А потом — запись, от которой у Никиты ёкнуло сердце:
«Меня взяли в художественное училище в городе! Я очень боюсь.
Приеду и всё расскажу подруге Лене и маме. Игорю — тоже.
Хочу быть художником, но боюсь в деревне этого не поймут».
К странице был приклеен крошечный автобусный билетик, выцветший, как старое небо.
Он вдруг ясно представил: девочка с косой, дрожащими руками, билет в кармане, страх и счастье в одном флаконе.
Ещё страница. Дата — почти через месяц.
«Вернулась в деревню на пару дней. В городе страшно и шумно, но мне там нравится. Рассказала всем что поступила на художника, ругали, а потом отпустили. Лена сердилась на меня.
Игорь сказал, что подождёт, а я ему не поверила.
Шла по нашей поляне и думала, как всё здесь останется, когда мы вырастем?
Подпись внизу: «Т. К.»
— «Т. К.»… — прошептал Никита. — Таня…
Он резко вспомнил фотографию в бабушкиной комнате — на комоде всегда стоял снимок: девочка в школьной форме, с огромным бантом и улыбкой. Под фотографией — крохотная медная табличка: «Таня». Бабушка почти никогда про неё не говорила. «Старшая сестра» и разговор таял.
Никита уткнулся взглядом в инициалы на странице. Сердце билось чаще обычного.
Это был не «какой-то дневник». Это была жизнь кого то из их семьи.
Он перевернул ещё лист.
«Завтра уезжаю снова. Страшно, но в хорошем смысле. Если вернусь — нарисую наш дом и поляну. Если не вернусь…
Кто-нибудь, прочитай это и улыбнись. Значит, я не зря писала».
Никита накрыл страницу ладонью, как будто хотел её согреть.
Внутри было странное чувство: будто кто-то из прошлого положил ему руку на плечо. И прошептал: «Слышишь? Я — такой же, как ты. И ты — такой же, как я».
Он сидел долго, пока бабушка позвала ужинать. Когда бабушка разливала по тарелкам щи, он набрался смелости:
— Бабуль, а… чей это дневник? — Он достал тетрадь, положил на стол.
Бабушка замерла. Ложка тихо звякнула о кастрюлю. Несколько секунд она молчала, потом осторожно провела пальцами по обложке, как будто гладит чью-то руку.
— Нашёл… — тихо сказала она. — Это был дневник Тани. Моей старшей сестры.
Никита замер. Сердце стукнуло так сильно, что он даже сглотнул.
— Она… писала так, будто всё ещё жива, — выдохнул он.
Бабушка улыбнулась грустно:
— Для меня она всегда жива. Она очень любила рисовать, хотела быть художницей. Поехала, прошла экзамены и поступила, даже училась некоторое время. Но… тогда было сложно. Родители потом все равно настояли, чтобы она вернулась в деревню помогать по хозяйству и дояркой ее устроили. Тани не стало через несколько месяцев, она заболела, они тогда жалели что не оставили ее в городе учиться. Но знаешь… — бабушка подняла глаза, в которых блестели слёзы, — осталось несколько картин, которые она писала.
Никита смотрел на дневник и понимал, что каждая строчка теперь звучит по-другому. Это не просто истории какой-то девочки. Это была история его семьи.
Никита сжал дневник в руках. Он почувствовал — как будто внутри стало теплее. И впервые за долгое время у него появилась уверенность, он сможет продолжить историю. Пусть не стать художником, как хотела Таня, но сделать что-то своё. Главное — не бояться мечтать и не откладывать жизнь «на потом».
Он посмотрел на бабушку и улыбнулся:
— А можно мне посмотреть ее картины?
Бабушка кивнула.
— Конечно, внучек. — и достала ее красивые пейзажи из комода. Они долго еще разглядывали эти старые рисунки.
На следующий день Никита долго вертел дневник в руках. Он снова заглянул на чердак, поставил пыльную коробку на место и аккуратно положил тетрадь обратно. Это уже была не просто «старьёвая тетрадка», а живая часть его семьи, её память и её сердце.
Казалось, оттуда идёт какое-то тихое тепло — как будто Таня всё ещё рядом и улыбается.
Никита спустился вниз, взял новую тетрадь и написал на первой странице большими буквами:
«Мой дневник. Не читать!».
Рука дрогнула, но потом он уверенно продолжил: «Буду записывать сюда то, что важно для меня. Чтобы когда-нибудь кто-то, смог открыть эти страницы и понять, что мы с ним одинаково мечтали, боялись и радовались».
Он положил ручку и задумался.
Поколение за поколением люди взрослеют, влюбляются, ошибаются, мечтают. Меняются времена, меняются вещи, но чувства и желания — вечны. А значит, пока живы истории, жива и связь между нами.