Всю свою жизнь я мерила одним – счастьем моего сына. Он был моим смыслом, моим солнцем, моей главной и единственной гордостью. И сегодня, сидя в оглушительной тишине этой пустой трехкомнатной квартиры, я понимаю: сыновья вырастают и уходят. Но боль от их ухода, от этого ледяного, равнодушного молчания, остается навсегда. Это не просто пустота. Это выжженная земля там, где когда-то цвел сад.
Жертвы материнства
Мое материнство с самого начала было битвой. Билась за него одна. Муж ушел, когда Алешке было всего три года, испугался пеленок, криков по ночам и ответственности. Я не испугалась. Я решила: у моего сына будет все. Самое лучшее. Всё то, чего он лишился из-за слабости отца.
Я работала на двух работах, стирала ночами, экономила на всем. На новой одежде, на косметике, на отдыхе. Самое дорогое мороженое в кафе – всегда ему. Новый телефон к школе – ему. Поездка в лагерь у моря – ему. А я обходилась старым. Старым пальто, старыми надеждами, что вот, скоро он вырастет, и мы заживем по-настоящему.
Мы были с ним настоящей командой. «Мама, я тебя никогда не брошу», – говорил он, обнимая меня перед сном. Мы строили планы: вот он окончит институт, найдет хорошую работу, а я буду нянчить внуков, печь им пироги и рассказывать сказки. Я верила в эту сказку. В ней был весь смысл моих сорока пяти лет.
Я не искала себе пару. Кто-то приходил, уходил, но мое сердце было занято целиком. Зачем мне кто-то, если есть он? Мой мальчик. Моя радость. Я была уверена, что ничто и никогда не разобьет нашу связь. Это была не просто любовь матери. Это была вера. Моя личная религия.
Появление невестки
А потом появилась она. Катя. Первая и единственная серьезная любовь Алеши.
Помню нашу первую встречу. Он привел ее на обед, нервный, сияющий. Она была мила, учтива, но в ее глазах я прочитала холодный, оценивающий взгляд. Как будто я была не мать ее любимого человека, а экспонат на выставке, который нужно критически осмотреть.
Они сидели на диване, держась за руки, а я чувствовала себя лишней на своем же собственном празднике жизни. Она немного поддержала тебя: «Ален, ты не так сильно любишь вилку», «Милый, ты обещал позвонить своему другу». Он смотрел на нее влюбленными глазами и подчинялся. Во всем.
Он стал отдаляться. Наши воскресные ужины сначала стали короче, потом он начал отменять их под благовидными предлогами: «Мы с Катей поехали за город», «У нас планы». Планы. В этом слове больше не было моего места.
Конфликты начались с мелочей. Катя считала, что я слишком часто звоню. Что задаю много личных вопросов. Что мои советы по хозяйству устарели. Алеша сначала пытался мирить нас: «Мама, она не так это сказала», «Дорогая, мама не хотела тебя обидеть». Но очень скоро его тон изменился. Он стал занимать ее сторону. Всегда.
Мои попытки сблизиться – пригласить их вместе на шопинг, сходить в театр – натыкались на вежливый, но твердый отказ. «Спасибо, Ирина Викторовна, мы очень заняты». Ирина Викторовна. Она так и не назвала меня мамой. Даже после того, как они подали заявление в ЗАГС.
Полный разрыв
О том, что они назначили дату свадьбы, я узнала случайно, от общей знакомой. У меня перехватило дыхание. Я набрала номер Алеши, трясущимися руками. «Сынок, это правда? Почему ты мне ничего не сказал?»
В трубке повисла неловкая пауза. «Мама, мы… мы решили сделать очень скромную церемонию. Только самые близкие. Катя сказала, что большая свадьба – это лишний стресс и ненужные траты».
Я не поверила своим ушам. Самые близшие. А мать – не самый близкий человек?
«Но я же твоя мама! Я хочу быть с тобой в этот день!» – голос мой срывался на шепот.
«Мама, не усложняй. Так решили мы. Ты прекрасно справишься и без нас». Это прозвучало как приговор. Как окончательный и бесповоротный разрыв.
Мой единственный сын женился. А я в это время сидела дома одна и смотрела на его детские фотографии. Я не видела, как он счастлив. Не обняла его в тот день. Не выпила за молодых. Это была первая рана. Глубокая и кровоточащая.
Потом родился внук. Мой внук. Я узнала об этом из Instagram Кати, и она захотела этого из рода. Я купила кучу всего: кроватку, коляску, распашонки – все, от чего сама когда-то отказывалась, чтобы купить то же самое Алеше. Привезла им домой. Мне открыла Катя. Взяла пакеты, сухо кивнула и сказала: «Спасибо. Вы нам не звоните, лучше напишите в мессенджер, мы с малышом отдыхаем». Дверь закрылась. Я не увидела ни сына, ни внука.
Попытки наладить контакт разбивались о ледяную стену. Алеша перестал брать трубку. Отвечал короткими, ничего не значащими сообщениями: «Все хорошо. занятый. Позвоню позже». Но звонков не было. Никогда.
Я написала ему длинное сообщение, вылила всю свою боль. Спросила, что я сделала не так, почему он так со мной, умоляла дать шанс все исправить. Он ответил через сутки: «Мама, у меня теперь своя семья. У тебя должна быть своя жизнь. Не дави на меня. Катя говорит, что тебе стоит сходить к психологу».
В тот момент я поняла: моего мальчика больше нет. Есть взрослый мужчина, которым полностью управляет другая женщина. И она вырезала меня из его жизни скальпелем из манипуляций и нашептываний. Я проиграла эту войну, даже не поняв, что она началась.
Одиночество
Теперь моя жизнь – это тиканье часов в большой пустой квартире. В комнате Алеши ничего не изменилось. Там все хранятся его трофеи, плакаты с рок-группами, школьные учебники. Я захожу туда иногда и сажусь на кровать. Мне кажется, я до сих пор чувствую его запах.
Я переосмысливаю все свое материнство. Всю свою жизнь. Неужели я была плохой матерью? Слишком любила? Слишком опекала? Или, может, наоборот, недостаточно? Вопросы без ответов крутятся в голове по ночам, не давая уснуть.
Я пытаюсь найти новый смысл. Записалась на курсы керамики, пытаюсь ходить в парк, завела котенка. Но это все – суррогат. Как будто красишь серой краской потускневший мир.
Больше всего ранит не злость Кати. Не ее ревность или желание отгородить мужа от матери. Ранет его молчаливое, покорное согласие с этим. Его предательство. Я отдала ему всю жизнь без остатка. А он отдал меня по первому требованию жены.
Сыновья действительно уходят. Но они уходят не тогда, когда съезжают в свою квартиру. Они уходят тогда, когда в их сердце для тебя больше не находится места. И это место навсегда остается пустым и холодным. Как моя квартира. Как моя жизнь.
Читайте еще: