– А я всё-таки скажу, Саша. Мне с ней тяжело. Я же не мебель, чтобы молча терпеть.
Анна стояла у окна, обняв себя руками, будто защищаясь. На кухне пахло жареной картошкой, в прихожей были разбросаны женские туфли – такие, какие Анна никогда бы себе не купила: на огромной платформе, с леопардовым узором.
Муж отложил вилку и посмотрел на неё поверх очков.
– Не нравится – уходи, – спокойно сказал он, будто речь шла не о его сестре, а о соседе с лестничной площадки.
Анна не сразу поняла, что он именно это сказал. Постояла в тишине, ждала, вдруг он добавит: «Да шучу я» или «Подожди, разберёмся». Но Саша молчал и снова потянулся за вилкой.
Она села за стол. Картошка была уже холодная. Муж жевал молча, ни разу не взглянув в её сторону. Пальцами постукивал по столу, будто торопил её – мол, доедай, мне рано утром вставать.
– Я просто не понимаю, – сказала она. – Она у нас живёт уже третий месяц. Саша, она ничего не делает. Грязная посуда, волосы в ванной, постоянный шум. И даже…
Анна понизила голос:
– Даже трусы её в раковине стиранные валяются. Это нормально?
– Аня… – Муж отложил вилку. – Ну что ты опять начинаешь. Ну приехала сестра, ну тяжело ей, развод же у неё. Ну потерпи немного. Это же семья.
Анна тихо рассмеялась. Горько.
– А я кто тебе? Не семья?
– Да семья ты. Но ты взрослая женщина. Умная. Могла бы понять. Никаких трагедий. Потерпишь. Тебе что, жалко?
Она встала, отнесла свою тарелку в раковину, набрала воды, стала мыть. Пальцы дрожали, мыло выскальзывало из рук.
– Я с работы прихожу – как в общежитие. На кухне она с подружками. Смеются, курят, ноги на стол. Спрашиваю – не стыдно? А она мне в ответ: «А ты кто, вообще?» Твоя сестра. Мне.
Саша вздохнул и поднялся из-за стола. Помыл руки и прошёл в комнату. Там щёлкнул телевизор, заигала музыка.
Анна выключила воду и села обратно. Посидела немного в тишине, потом подошла к дверному косяку.
– Ты меня совсем не слышишь, Саш.
– Я слышу, – сказал он, не отрываясь от экрана. – Я просто не хочу слушать. Устали мы все. Ты хочешь, чтоб я выгнал её? Ну, я не выгоню. А если тебе так тяжело – дверь знаешь, уходи. Но я семью не бросаю.
Она отошла от двери, прошла в спальню. Закрыла за собой, но не на замок. Села на край кровати. В голове стучало: «уходи… уходи…» Будто не он сказал, а кто-то снаружи. Или она сама себе.
В квартире хлопнула входная дверь. Через секунду зазвучал голос Кати – золовки. Громкий, вальяжный.
– Саш! Я шампусик купила! Пошли на кухню!
Анна закрыла глаза. Услышала, как он, не колеблясь, встал с дивана и пошёл к сестре. Их смех и звон бокалов звучали на кухне, как издевка.
Анна легла в постель в одежде. Всю ночь не могла уснуть, прислушивалась к шагам. В два часа ночи кто-то ходил босиком – наверное, Катя. Скрипнула табуретка, потом опять тишина.
Наутро всё было, как обычно. Саша собрался на работу, Катя храпела за стенкой, Анна вымыла за ней ванную и собрала волосы с пола. Потом ушла.
В маршрутке ей попался старик с бородкой и мятой газетой. Он всю дорогу возмущался водителю, что громко играет радио. Аня ловила себя на мысли, что завидует ему – у него хотя бы есть голос. Его слышат. А она… у себя дома – пустое место.
На работе спросили, почему она такая бледная. Сказала: не выспалась. Коллега Марина долго смотрела на неё, потом вдруг сказала:
– Пойдём вечером посидим? Просто чай попьём. По-человечески.
Анна не собиралась никуда идти, но вечером всё-таки зашла к Марине. Простая кухня, кот спит на подоконнике, запах пирога и ромашкового чая. И тишина. Без телевизора, без скандалов. Марина говорила мало. Зато слушала.
– Это не ссора, – сказала Анна, – и не конфликт. Это как будто тебя раз за разом не замечают. Вот ты приходишь домой, а там ты – лишняя. И в один момент тебе говорят: если не нравится – уходи.
Марина кивнула. Сидела, молчала. Потом протянула коробку с печеньем.
– А ты думала, у нас у всех всё гладко?
Анна вздохнула. На душе стало чуть легче.
Когда вернулась домой, в прихожей опять валялись туфли. Катя в халате жевала бутерброд и разговаривала по телефону.
– Да не, ну и пусть она с катушек съехала. Мне-то что. Муж мой с бабой ушёл, и ладно, зато тут тепло, кормят и можно отдохнуть. А это… ну хозяйка… какая она хозяйка, – Катя смеялась. – Серая мышь.
Анна прошла мимо, будто не слышала. В комнате выключила свет, села на диван. Захотелось плакать, но даже слёзы не шли.
На следующий день на кухне снова была толпа – подружки Кати, громкая музыка, бутылки, смех. Ане вежливо пододвинули чашку – чистую. Словно сказали: «ты у нас в гостях, Аннушка, потерпи».
Она взяла чашку и ушла к себе. Через стенку доносились разговоры: «Ты видела, как она на тебя смотрит? Как начальница какая-то. А сама, глянь – без лица». Кто-то захихикал.
Позже пришёл Саша. Усталый, с пакетом. В пакете были продукты – макароны, кефир, копчёная колбаса. Она помогла разложить.
– У вас сегодня весело было, – сказала она.
– Ты опять начинаешь?
– Нет. Просто говорю.
Он посмотрел на неё с раздражением. Потом вдруг резко опустился на стул.
– Слушай. Я устал. Реально устал. Ты не понимаешь, что я между двух огней? С одной стороны ты, с другой – она. Ну развелась она, ну куда ей идти? Ты бы на её месте что делала?
– Искала работу. Устраивала жизнь. А не сидела, как королева, у других на шее.
Он замолчал. Анна подошла, налила ему чаю, села рядом. Её голос был ровным:
– Ты сказал: не нравится – уходи. Так вот. Мне не нравится. Очень. Я чувствую себя униженной. И не потому что она приехала, а потому что ты выбрал не меня.
Он поднял на неё глаза. Пустые. Никакого сожаления.
– Не драматизируй, Аня. Всё не так плохо. Я тебе уже сказал, потерпи.
Она встала.
– Я не буду терпеть. Я ухожу.
Он не ответил. Даже не спросил, куда.
Собрала вещи за час. Чемодан стоял у двери, она надела пальто, посмотрела в зеркало. С лица стерлась усталость – вместо неё была какая-то решимость.
Катя с подругой на кухне ели пельмени. Увидев чемодан, Катя усмехнулась:
– Уж не сбегаешь ли ты от нас, дорогая?
Анна посмотрела прямо на неё.
– Да. Сбегаю. Но от тебя.
Саша сидел в комнате. Телевизор гудел, он делал вид, что смотрит. Она подошла, поцеловала его в макушку.
– Береги себя.
Он не обернулся. Она вышла.
Поздно вечером она позвонила Марине.
– Можно я у тебя немного побуду? Недолго. Пока квартиру не найду.
– Приезжай, – сказала Марина, – у меня чай остался.
Анна ехала в маршрутке, сжимая ручку чемодана. За окном светились окна. В каждом окне – чья-то жизнь. Может, не идеальная. Но своя. Тихая. Без чужих туфель в прихожей и слов, от которых хочется исчезнуть.
Она знала: будет тяжело. Но по-другому – уже нельзя.