Лена сидела на кухне, в темноте. Лампочку не включала специально — слишком уж ясно всё слышно в тишине: тик-так дешёвых настенных часов, редкий звук машин за окном и собственное дыхание, которое будто мешало. Она ждала. А он — как всегда — задерживался.
— Ну что, герой, опять пробки или любовница? — пробормотала она себе под нос и усмехнулась так, что в горле застряла злость.
Она давно подозревала. Сначала — новые рубашки «для работы». Потом — вечные совещания, которые странным образом совпадали с его повышенной бодростью и запахом чужого парфюма. Лена не была наивной девочкой. Она взрослая женщина, ей сорок три, за спиной двадцать лет брака. Но всё равно как нож в спину: вот ты живёшь с человеком, варишь ему борщ, гладишь носки (ненавидела это больше всего!), а он спокойно идёт и...
Щёлкнул замок. Лена даже не шелохнулась.
— Лена, ты чего в темноте? — голос Максима прозвучал бодро, слишком бодро. — Электричество экономим?
— Я экономлю нервы, — спокойно сказала Лена, не поднимая глаз. — Где был?
Он замялся. Она услышала, как он ставит сумку в коридоре, снимает куртку. Пахло вином. И не тем, что они покупали по скидке в «Пятёрочке», а чем-то дорогим, ресторанным.
— Да так… встреча, — сказал он, и даже в этой полутьме Лена могла бы поклясться: он улыбается. Той самой улыбкой, когда врет.
Она не выдержала — щёлкнула свет. Максим прикрыл глаза рукой, будто от яркости. Лена смотрела прямо: уставший, но довольный. Галстук криво, глаза блестят.
— Встреча, — повторила она. — Женская или мужская?
Максим вскинул голову:
— Ты что, ревнуешь? В твоём возрасте смешно.
Она рассмеялась. Громко, нарочито.
— В моём возрасте смешно верить, что ты всё ещё способен на честность.
Он дернулся, хотел что-то сказать, но осёкся.
— Максим, — Лена придвинула к себе чашку, которую держала всё это время, холодный чай. — Я не буду устраивать скандал. Ты ждал, что я буду кричать, бить тарелки? Нет. Мне интереснее посмотреть, как ты будешь выкручиваться.
Он сел напротив. Взял ложку, зачем-то покрутил её в руках.
— Лена, я устал. Давай завтра поговорим.
— Ты устал? — она наклонилась к нему, и в голосе её зазвенел сарказм. — Ты устал жить в браке, где жена верит, что у тебя совещания? Или устал придумывать отмазки?
Максим стукнул ложкой по столу:
— Хватит! Ты всё придумываешь!
Лена поднялась, достала из ящика аккуратно сложенные бумаги.
— Нет, Максим, я ничего не придумываю. Я только читаю. — Она положила перед ним распечатку. — Это выписка с твоей карты. Ресторан на Цветном, цветы. И ещё гостиница.
Он молчал. Долго. Потом откинулся на спинку стула и, не глядя, сказал:
— Ну и что. Да, есть женщина. И что теперь?
Тишина стала гулкой, почти физической. Лена вцепилась в край стола так, что побелели пальцы.
— Что теперь? — повторила она, почти шёпотом. — А теперь я думаю, как красиво тебя добить.
Максим рассмеялся — но смех был нервный.
— Ты меня пугаешь. Лена, не будь смешной. Уйди, если хочешь. Квартира всё равно моя.
— А вот здесь, Максим, — сказала она спокойно, — ты промахнулся. Квартира куплена в браке. Она не твоя. Она наша. И я никуда отсюда не уйду.
Он резко подался вперёд:
— Ты хочешь делить?! Ты же понимаешь, что я всё равно выиграю.
— Попробуй, — Лена снова улыбнулась. — Ты даже в лотерею никогда не выигрывал.
Ему нечего было ответить. Он вскочил, громко хлопнул дверцей холодильника, будто пытаясь показать силу. Лена смотрела на него и понимала: перед ней не муж, не партнёр. Перед ней чужой человек, который однажды решил, что может её предать — и остаться безнаказанным.
В ту ночь они не разговаривали. Максим лёг на диван в гостиной, Лена — в спальне. Но сон не пришёл. В голове вертелась одна мысль: я не дам ему выгнать меня, как ненужную вещь. Я не позволю.
И впервые за долгие годы Лена почувствовала не боль, а странное холодное спокойствие. Будто внутри неё включился новый режим — режим выживания.
Через неделю она уже сидела у юриста. Строгая женщина в очках спокойно объясняла:
— По Семейному кодексу РФ квартира считается совместно нажитым имуществом. Вы имеете право на половину, даже если покупка оформлена на мужа.
Лена слушала и кивала. Максим в это время продолжал ходить «на встречи», делая вид, что ничего не происходит. Но Лена молчала. Её молчание было страшнее любых криков.
Однажды вечером он не выдержал.
— Лена, ну сколько ты будешь ходить с этим лицом? — спросил он раздражённо.
— С каким? — невинно подняла брови. — С лицом женщины, которую предали? Или с лицом женщины, которая готовится к войне?
Максим вздрогнул.
— Ты с ума сошла. Я тебя не боюсь.
— А зря, — тихо сказала Лена.
Ирония была в том, что свекровь — Алла Владимировна — давно предупреждала.
— Леночка, он у меня ветреный. Ему верить — себя не уважать.
Лена тогда смеялась:
— Да ладно, он изменится.
Теперь ей хотелось позвонить свекрови и сказать: «Вы были правы». Но гордость не позволяла.
***
Максим последние дни вёл себя так, будто у них дома санаторий: приходил поздно, спал на диване, а по утрам демонстративно напевал под душем. В его «весёлости» чувствовался вызов — мол, смотри, я счастлив, без тебя обойдусь. Лена делала вид, что не замечает. Она ходила на работу, варила себе лёгкие ужины, мыла посуду только за собой. Муж ел где-то «снаружи» — запахи ресторанной еды он приносил в коридор, как напоминание.
И вот в субботу в дверь позвонили. Лена открыла — и остолбенела. На пороге стояла Алла Владимировна, свекровь. Маленькая, сухонькая, в дорогом пальто и с пакетом яблок.
— Лена, здравствуй, — сказала она и прошла внутрь, не дожидаясь приглашения.
Максим, услышав голос матери, выскочил из ванной.
— Мам, ты чего без звонка?
— А я люблю сюрпризы, — холодно заметила Алла Владимировна, кивая на сына. — Тем более, когда мой единственный сын умудряется разрушить семью и даже не считает нужным мне сказать.
Максим побледнел.
— Мам, ну ты что… это наши дела.
— Наши? — она прищурилась. — Я двадцать лет наблюдала за этой вашей «семьёй», помогала, babysitterом была для внуков, картошку на даче копала. А теперь, выходит, я посторонняя?
Лена стояла у плиты, молча слушая, но улыбка сама тянулась к губам. Вот и началось. Концерт с приглашённой звездой.
— Мам, — Максим попытался приобнять её, — ну не преувеличивай. Просто… не сложилось.
— Не сложилось?! — Алла Владимировна всплеснула руками. — Ты идиот, Максим! У тебя нормальная жена, дом, работа. Что тебе ещё нужно?
— Мам, хватит! — заорал он. — Ты всегда на её стороне!
— А на чьей мне быть? — резко ответила она. — На стороне твоей любовницы, которая гонит тебя в кабак?
Тишина повисла такая, что можно было иголку услышать. Лена медленно повернулась к свекрови.
— Алла Владимировна, — мягко сказала она, — спасибо за поддержку. Но вы зря так. Максим взрослый, он сам делает выбор.
— Вот именно, — с вызовом вставил Максим. — И я выбрал.
Лена посмотрела на него долгим взглядом.
— Да, выбрал. Только не забудь: выбор имеет цену.
После того разговора начался настоящий ад. Максим понял, что мать на его стороне не будет. И чем больше она поддерживала Лену, тем яростнее он злился.
— Ты специально её науськала! — кричал он однажды вечером.
— Я? — Лена фыркнула. — Максим, тебе никто не мешал жить честно. Но ты выбрал дешевый роман вместо семьи. Так что это твои «науськи».
— Я устал жить как пенсионер! — выпалил он. — Ты всё про борщи да носки… а я мужик, мне свобода нужна!
— Свобода? — Лена сложила руки на груди. — Ну тогда готовься жить свободно. В половине квартиры.
Максим скривился.
— Думаешь, суд тебя поддержит?
— Я не думаю, я знаю, — отрезала Лена. — Ты хотя бы раз в жизни читал Семейный кодекс?
Юрист Лены подготовила бумаги. Официальный иск о разделе имущества. Максим получил повестку и устроил грандиозный скандал.
— Ты что, с ума сошла?! Вынесла сор из избы!
— Это не изба, — спокойно ответила Лена, — это твоя гостиница на Цветном.
Он подошёл вплотную, сжал кулаки. Лена впервые за много лет испугалась — но не показала. Смотрела прямо в глаза. И он, видимо, понял: сломать её больше не получится.
Через неделю они сидели в кабинете у нотариуса. Алла Владимировна пришла тоже — сама настояла.
— Надо всё решить цивилизованно, — сказала она строго. — Я устала слушать ваши крики.
— Мам, ты меня предаёшь, — пробормотал Максим.
— Я тебя воспитываю, дурака, даже в сорок пять лет, — отрезала она. — Учись отвечать за свои поступки.
Лена сидела рядом, сдержанно, почти каменно. Её молчание свекровь трактовала правильно: это не обида, это решение.
Нотариус читал сухие формулировки: доля, наследование, раздел. Максим дёргался, пытался шутить, но шутки падали в пустоту. Лена только раз усмехнулась:
— Ты говорил, что я смешная, когда ревную. Знаешь, что действительно смешно? Смотреть, как ты паникуешь при слове «раздел».
Вечером Алла Владимировна осталась на чай. Максим хлопал дверями и демонстративно молчал в гостиной. Свекровь положила руку на ладонь Лены.
— Леночка, я не буду оправдывать сына. Он идиот. Но подумай… может, не стоит доводить всё до суда?
— А как иначе? — Лена посмотрела в окно. — Он выгнать меня хотел. «Квартира моя» — помните? Пусть теперь узнает, что не всё так просто.
— Я понимаю, — вздохнула Алла Владимировна. — Только знай: после этого вы уже не семья.
Лена улыбнулась криво.
— А сейчас мы кто? Соседи?
Ночь они снова провели порознь. Максим в гостиной ворочался и громко кашлял, чтобы Лена слышала. Лена лежала на кровати и думала: как странно. Двадцать лет назад я верила, что наш союз навсегда. А теперь считаю шаги до суда. Может, это и есть взрослая жизнь — когда сказки заканчиваются, а начинаются акты приёма-передачи?
К утру Максим уехал, даже не позавтракав. Лена пила кофе и впервые почувствовала лёгкость. Да, впереди суд, да, впереди грязь и обвинения. Но что-то внутри будто отпустило.
***
Суд проходил в душном зале районного суда. Стулья скрипели, потолок облупленный, запах старой краски и чужих историй в воздухе. Лена сидела прямо, руки сложены на коленях. Максим — в дорогом костюме, явно арендованном у приятеля, чтобы «смотреться солидно». Рядом с ним — юрист, нервный парень с папкой.
Алла Владимировна пришла сама, без приглашения. Села ближе к Лене, чем к сыну. И это было символично.
Судья, женщина с усталым лицом, пролистывала документы.
— Значит, предмет иска — раздел совместно нажитого имущества. Квартира, приобретённая в браке.
Максим резко поднялся:
— Ваша честь, но покупал её я! На мои деньги!
Судья даже не подняла глаз.
— Согласно статье 34 Семейного кодекса, имущество, приобретённое в браке, признаётся совместной собственностью супругов.
Лена не улыбнулась. Она просто смотрела, как Максим, будто воздух потерял, осел на стул.
Перерыв. В коридоре суда было шумно. Максим вышел покурить и набрал кому-то звонок. Лена, проходя мимо, слышала его хриплый голос:
— Ань, подожди. Я всё улажу. Это временно. Ну… придётся половину отдать. Но я потом квартиру продам и мы купим другую.
Он говорил о новой любовнице. Спокойно, цинично. Лена почувствовала, как внутри всё сжимается. Значит, я просто препятствие в его планах. Даже не человек — досадный пункт в бухгалтерии.
Она вернулась в зал и впервые за весь процесс улыбнулась. Не радостно — а так, по-волчьи.
Судья зачитала решение. Лена получает половину квартиры. Максим обязан выплатить компенсацию или оформить долю. Его лицо вытянулось, словно у школьника, которого поймали на списывании.
— Всё, Максим Сергеевич, — сухо сказала судья. — Дело закрыто.
Вечером дома началась последняя сцена. Лена собирала вещи: не потому, что проиграла, а потому, что выиграла. Она знала: скоро продаст долю и уйдёт.
Максим ворвался в спальню.
— Ты довольна?! Ты разрушила всё!
— Нет, — спокойно сказала Лена. — Это ты разрушил. Я просто оформила документы.
— Аня бросила меня, — вдруг выпалил он. — Сказала, что ей не нужен нищий мужик!
Лена повернулась и впервые за долгое время рассмеялась громко, искренне.
— Максим, а ты думал, что любовница будет с тобой за красивые глаза? Ты сам себя обокрал.
Алла Владимировна вошла тихо, села в кресло.
— Сынок, — сказала она устало. — Я всегда тебе говорила: если предаёшь женщину, которая двадцать лет с тобой хлеб и соль делила, не жди, что новая потерпит. Ты теперь сам себе суд и наказание.
Максим уронил голову на руки. Лена молча смотрела. В её сердце не было уже злости. Только пустота и странная лёгкость.
— Лена, — хрипло произнёс он, — ты ведь хотела меня добить… ну вот, получилось.
Она взяла сумку, встала в дверях.
— Нет, Максим. Я хотела освободиться. Добил ты себя сам.
И ушла.
Через месяц квартира была продана. Лена переехала в новую — маленькую, но свою. Алла Владимировна помогла с переездом, молча таскала коробки. На прощание сказала:
— Леночка, ты выстояла. А он пусть теперь учится жить с пустыми руками.
Лена кивнула. И впервые за много лет почувствовала: жизнь начинается заново.
Конец.