Мир в кризисе: питательная среда для гения
Мы привыкли представлять себе древнегреческих философов как благообразных старцев в белых тогах, которые прогуливаются по мраморным садам и изрекают вечные истины. Реальность, как всегда, была куда грязнее и хаотичнее. Греция, в которой в 384 году до н. э. родился Аристотель, была пороховой бочкой, готовой взорваться. Мнимое великолепие века Перикла ушло в небытие вместе с Пелопоннесской войной — братоубийственным конфликтом длиной почти в тридцать лет, в котором Афины и Спарта довели друг друга до полного истощения. Афины, великая культурная и политическая сверхдержава, проиграли, и вместе с их поражением рухнула вся система. Идеал полиса, независимого и самодостаточного города-государства, оказался провальной бизнес-моделью.
IV век до н. э. был эпохой перманентного кризиса. Греческие города-государства, неспособные поддерживать стабильный мир, погрязли в череде союзов и войн, которые ни к чему не привели. Спарта пыталась навязать свою гегемонию, затем свой звездный час был у Фив, но ни один из полисов не смог укрепить свою власть. Они были похожи на политические стартапы, насмерть конкурирующие на перенасыщенном рынке и не замечающие, что иностранный гигант вот-вот скупит их всех по дешевке. Этим гигантом была Македония — царство на севере, которое утонченные афиняне считали страной варваров и деревенщин, но у которого был царь, Филипп II, и армия, которая не шутила.
Этот политический и социальный хаос, естественно, отразился на всем остальном. Искусство стало более индивидуалистичным, религия потеряла часть своей объединяющей силы, а философия была вынуждена пересмотреть свои основы. Если в V веке софисты учили молодежь, как преуспеть в демократическом собрании, то теперь вопрос стоял иначе: какой во всем этом смысл, если система рушится? Классическое спокойствие уступило место заботе о личных обстоятельствах, о том, как выжить в мире, который сбился с пути.
Однако у кризисов есть и хорошая сторона: они заставляют думать. Как отметил историк Виктор Алонсо Тронкосо, «кризис полиса, тем не менее, вызвал в Афинах реакцию в интеллектуальных и философских кругах, которая дала жизнь новым течениям мысли и политической рефлексии». Это была эпоха упадка, да, но также и безудержного творчества. Посреди этого хаоса родились идеи Платона, Исократа, Демосфена и, конечно же, Аристотеля. Каждый из них по-своему пытался найти выход из лабиринта, предложить новую модель для мира, который разваливался на куски.
Аристотель родился вдали от культурного центра Афин, в Стагире — городе на периферии, находившемся под македонским влиянием. Его отец, Никомах, был личным врачом македонского царя Аминты III, а это означало, что юный Аристотель, вероятно, вырос при дворе в Пелле, играя с будущим царем Филиппом II. Эта связь с македонской властью определила всю его жизнь, к худу ли, к добру ли. Она дала ему доступ к привилегированному образованию и связям на высшем уровне, но также сделала его вечным чужаком и подозрительной личностью в Афинах. Он вырос в эпицентре урагана, на границе между старой Грецией полисов и новым миром империй, который вот-вот должен был родиться. И именно это положение привилегированного наблюдателя, находящегося на полпути между двумя мирами, позволило ему проанализировать их с невиданной ранее ясностью.
Из дворца в кампус: как куют философов
Путь Аристотеля к философии начался не в оливковой роще, а в куда более прагматичной обстановке царского двора и врачебного кабинета. Его отец, Никомах, не был простым знахарем; он принадлежал к семье с давними медицинскими традициями, и его должность врача македонского царя Аминты ставила его в самый центр власти. Легко представить себе юного Аристотеля, рано оставшегося без матери, растущего в коридорах дворца в Пелле и наблюдающего не только за политическими интригами, но и за работой отца: вскрытием животных, классификацией трав, эмпирическим анализом симптомов. Этот ранний контакт с наукой и непосредственным наблюдением за природой глубоко в нем засел и определил его будущий философский подход, столь отличный от подхода его учителя Платона.
Когда его отец умер, Аристотелю было около семнадцати лет. Его опекун, родственник по имени Проксен, принял решение, которое изменит историю мысли: он отправил юношу учиться в Афины, в лучший «университет» того времени — Академию Платона. Основанная в 386 году до н. э., Академия была интеллектуальным центром греческого мира. Ее главным конкурентом была Школа Исократа, которая делала упор на риторику — искусство красиво говорить, чтобы преуспеть в политике. Академия же, напротив, ставила во главу угла философию как основу всего. Платон, все еще находившийся под впечатлением от смертного приговора, вынесенного его учителю Сократу афинской демократией, создал учреждение, посвященное чистому мышлению, поиску истины за пределами изменчивых мнений народного собрания.
Аристотель прибыл в этот кипящий котел идей в 367 году до н. э. и остался там на двадцать лет. Он начал как обычный студент, а закончил как один из самых уважаемых преподавателей. Академия не была догматической школой, где повторяли уроки основателя. Это был исследовательский центр, «мозговой трест», где обсуждалось все: математика, астрономия, политика, этика. Критика не только разрешалась, но и поощрялась. Аристотель, с его умом, натренированным на эмпирических наблюдениях, быстро нашел слабые места в системе своего учителя. Знаменитая теория идей Платона, постулировавшая существование совершенного и трансцендентного мира, тенью которого является наш мир, казалась ему увлекательной, но малопрактичной конструкцией.
В этот долгий период Аристотель написал свои первые труды, так называемые «экзотерические» (предназначенные для широкой публики) сочинения, которые, к сожалению, были утеряны. Судя по ссылкам на них, это были диалоги в платоновском стиле, и в них все еще чувствовалось сильное влияние учителя. Он принимал бессмертие души и теорию идей. Однако даже в этих юношеских текстах уже проглядывал его собственный стиль: постепенный отказ от коротких вопросов и ответов в пользу длинных и строгих теоретических доказательств.
Отношения между Платоном и Аристотелем, должно быть, представляли собой увлекательную смесь восхищения, уважения и растущего интеллектуального напряжения. Учитель — гений абстракции и поэзии; ученик — гений логики и классификации. Говорят, Платон называл Аристотеля «умом» Академии. Но это был ум, который все больше думал самостоятельно. Когда Платон умер в 347 году до н. э., многие ожидали, что Аристотель станет его преемником на посту главы Академии. Однако должность досталась Спевсиппу, племяннику Платона. Возможно, свою роль сыграли семейные узы, а может быть, идеи Аристотеля были уже слишком неортодоксальны для платоновского истеблишмента.
Для Аристотеля это стало сигналом, что его время в Афинах подошло к концу. В свои 37 лет он был уже не учеником, а учителем с собственной зарождающейся философской системой. К тому же, политическая обстановка накалялась. Филипп II Македонский, его друг детства, распространял свою власть на всю Грецию, и антимакедонские настроения в Афинах становились все сильнее. Аристотель, с его известными связями с двором в Пелле, был естественным объектом для подозрений. Раздосадованный тем, что его не выбрали директором, жаждущий новых стимулов и осознающий политическую опасность, он собрал чемоданы. Вместе со своим другом Ксенократом он покинул город, который был его домом в течение двух десятилетий. Начинался новый этап путешествий, который вернет его к истокам и сделает учителем человека, который вот-вот завоюет мир.
Репетитор для завоевателя и другие временные подработки
Покинув Афины, Аристотель не отправился в творческий отпуск. Он направился в Ассос, город на побережье Малой Азии, которым правил тиран по имени Гермий. Но Гермий не был обычным тираном; он был любителем философии, своего рода королем-философом в миниатюре, о котором мечтал Платон. Он превратил свой двор в филиал Академии и принял Аристотеля с распростертыми объятиями. Там, в течение трех лет, философ продолжал свою преподавательскую и исследовательскую деятельность в окружении небольшого круга платоников.
Именно в Ассосе Аристотель женился на Пифиаде, приемной дочери Гермия. Об их отношениях мы знаем мало, но, должно быть, это был счастливый брак. Годы спустя, после смерти Пифиады, когда Аристотель уже жил с другой женщиной, Герпиллидой (матерью его сына Никомаха), он завещал, чтобы останки его первой жены были похоронены рядом с его собственными. Из Ассоса он перебрался в Митилену на острове Лесбос, где продолжил свои исследования, особенно в области морской биологии. Но его академическое уединение было прервано в 343 году до н. э. звонком, от которого он не мог отказаться. Филипп II Македонский, теперь самый могущественный человек в Греции, просил его вернуться в Пеллу, чтобы заняться образованием своего тринадцатилетнего сына, некоего Александра.
Предложение было заманчивым. Для ученика Платона воспитание будущего царя было уникальной возможностью воплотить в жизнь идеал короля-философа, сформировать мудрого правителя, который будет править справедливо. Аристотель, который всегда рассматривал политику как практическое приложение философии, согласился. Перед ним открывалась возможность осуществить одну из своих главных интеллектуальных мечтаний: сформировать характер человека, который будет вершить судьбы греческого мира.
Судя по результатам, образование, полученное Александром от Аристотеля, было исключительным. Юный принц стал человеком ненасытного любопытства, страстным поклонником греческой культуры и блестящим стратегом. Однако с политической точки зрения эксперимент обернулся провалом. Ученик полностью отклонился от учения учителя. Аристотель по-прежнему был привязан к идеалу города-государства, полиса, как совершенной формы политической организации. Он верил в небольшие, самодостаточные общины. Александр же, напротив, мыслил масштабно. Его проектом было не управление полисом, а создание огромной пан-эллинской империи, которая простиралась бы до известных пределов мира, империи, в которой старые города-государства потеряли бы всякое значение.
Отношения между ними — одни из самых захватывающих в истории. Величайший философ древности воспитывает величайшего завоевателя. Аристотель учил его логике, этике, политике и естественным наукам. Говорят, он подготовил для него специальное издание «Илиады», которое Александр всегда носил с собой в походах. Но он не смог сформировать его амбиции. Ученик превзошел учителя, но в направлении, которого учитель никогда бы не представил и не одобрил.
Когда в 336 году до н. э. правление Филиппа II трагически оборвалось и Александр взошел на трон, работа Аристотеля в качестве наставника закончилась. Ему было 49 лет, у него была заоблачная репутация и защита нового всемогущего монарха. Настало время вернуться в Афины и завершить свою карьеру. Как и его учитель Платон, ему оставалось сделать только одно: основать собственную школу, учреждение, где он мог бы без помех развивать свою собственную философскую систему. При поддержке (и, вероятно, финансировании) самого могущественного человека в мире он вернулся в культурную столицу Греции, чтобы запустить свой собственный проект — Ликей.
Ликей: прямой конкурент Платона
В 335 году до н. э. Аристотель вернулся в Афины. Он был уже не тем юным студентом, который приехал почти тринадцать лет назад, а зрелым философом с огромным авторитетом и, что не менее важно, с деньгами и связями. Академия Платона все еще работала, теперь под руководством его друга Ксенократа, но Аристотель не собирался возвращаться в старое гнездо. Он хотел создать что-то новое, свое. И он это сделал. Он основал Ликей, исследовательский и учебный центр, который станет главным конкурентом Академии и одним из столпов западной мысли.
Название, как и в случае с Академией, произошло от места. Школа располагалась в роще рядом со святилищем Аполлона Ликейского. Ее также называли Перипатом (а ее последователей — перипатетиками), не столько потому, что Аристотель, по легенде, читал лекции на ходу, сколько потому, что дискуссии обычно проходили в перипатосе — крытой галерее для прогулок. Первое, что сделал Аристотель, — это основал великолепную библиотеку, первую крупную исследовательскую библиотеку в истории, по словам Страбона, вероятно, на щедрую субсидию от своего бывшего ученика, Александра Македонского.
По своей организации Ликей напоминал Академию: это было сообщество исследователей, а не иерархическая школа. Аристотель был директором (схолархом), но считал себя primus inter pares, первым среди равных. Главное отличие заключалось в интеллектуальной направленности. Если Академия Платона делала упор на математику и диалектику для восхождения к абстрактному миру идей, то Ликей Аристотеля твердо стоял на земле. Его учебная программа была энциклопедической, но с явным уклоном в сторону эмпирических наук: биологии, зоологии, физики, истории.
Аристотель рассматривал философию как попытку объяснить мир природы. Как сказал бы профессор Гатри, если для объяснения этого мира вам нужно выдумать другой, таинственный и трансцендентный мир, значит, вы потерпели неудачу. Поэтому работа в Ликее основывалась на наблюдении, сборе данных и классификации. Были организованы крупные совместные исследовательские проекты. Одним из самых известных был сбор и изучение конституций 158 греческих городов-государств — монументальный труд по сравнительной политологии, от которого до нас дошла только конституция Афин.
Деятельность Аристотеля в течение двенадцати лет, которые он руководил Ликеем, была поразительной. Именно здесь он создал основную часть своих трудов, так называемый Corpus aristotelicum, трактаты, которые мы изучаем сегодня: «Метафизика», «Физика», «Никомахова этика», «Политика», «Поэтика», логические трактаты, известные как «Органон». Эти тексты, в отличие от художественных диалогов Платона, представляют собой конспекты лекций, плотные, сжатые и порой схематичные, написанные функциональным стилем без литературных претензий.
Его любимой областью исследований, однако, была биология. Его можно без преувеличения считать отцом этой науки. На основе простого наблюдения и вскрытия животных он сделал фундаментальный вклад в анатомию, эмбриологию и генетику. Он разработал классификацию живых существ, которая, при всех ее ошибках, просуществовала до Линнея в XVIII веке. Дарвин столетия спустя с изумлением признавал: «Линней и Кювье были моими двумя богами, но оба они были просто школьниками по сравнению со стариком Аристотелем».
Его жизнь в Ликее протекала спокойно до 323 года до н. э. Известие о внезапной смерти Александра Македонского в Вавилоне вызвало волну антимакедонских настроений по всей Греции, и особенно в Афинах. Старая связь Аристотеля с македонским двором снова сделала его мишенью. Его обвинили в нечестии — по тому же обвинению, по которому осудили Сократа. Аристотель, не имевший склонности к мученичеству, решил, что не позволит Афинам «во второй раз согрешить против философии». Он покинул город и укрылся в Халкиде на острове Эвбея, где и умер год спустя. Ему было 62 года, и он посвятил свою жизнь попытке понять и объяснить все. Его труд, памятник человеческому разуму, только начинал свой долгий и тернистый путь через историю.
Посмертное путешествие: как мертвый грек покорил Европу
После смерти Аристотеля его труды постигла странная и рискованная участь. Его друг Теофраст возглавил Ликей, который продолжал функционировать на протяжении веков. Однако интерес его преемников был сосредоточен на юношеских сочинениях Аристотеля, платонических диалогах, которые были единственными опубликованными. Основная часть его наследия, научные и философские трактаты, составлявшие Corpus aristotelicum, были конспектами лекций, хранившимися в библиотеке Ликея и не предназначенными для распространения.
И здесь начинается легенда. Говорят, что после смерти Теофраста библиотека перешла по наследству к некоему Нелею, который увез ее в свой родной город в Малой Азии. Его потомки, чтобы цари Пергама не конфисковали ее для своей собственной библиотеки, спрятали ее в подвале, где она пролежала почти два столетия, портясь от сырости. Лишь в I веке до н. э. богатый библиофил вновь открыл ее, купил и привез в Афины. Оттуда римский полководец Сулла увез ее в Рим в качестве военного трофея. И именно в Риме, наконец, ученый по имени Андроник Родосский упорядочил, отредактировал и опубликовал ее, придав Корпусу тот вид, который мы знаем сегодня.
Правдива эта история или нет, но несомненно то, что важнейшие труды Аристотеля оставались практически неизвестными на протяжении веков. Когда они наконец начали распространяться, интеллектуальный климат изменился. Неоплатонизм стал доминирующим философским течением, и учение Аристотеля интерпретировалось через этот фильтр. Для раннего христианства, которое строило свою теологию на платоническом фундаменте благодаря таким фигурам, как святой Августин, эмпирический и рационалистический Аристотель был неудобен. Он отрицал сотворение мира (считая его вечным) и бессмертие индивидуальной души. Так что в раннем Средневековье Запад знал «облегченного», платонизированного и, в значительной степени, безобидного Аристотеля.
Настоящая бомба замедленного действия находилась в другом месте. Когда император Юстиниан закрыл философские школы в Афинах в 529 году, многие греческие ученые эмигрировали в Персию, унеся с собой аристотелевскую традицию. С распространением ислама с VII века арабские завоеватели открыли для себя это сокровище. Греческая философия, и особенно философия Аристотеля, была переведена на арабский язык и с жаром изучалась в крупных культурных центрах исламского мира, от Багдада до Кордовы.
И именно через арабов Аристотель вернулся на Запад. В мусульманской Испании в XII веке философ по имени Аверроэс стал великим комментатором Аристотеля. Он передал чистый аристотелизм, не загрязненный платонизмом. Через школы переводчиков в Толедо, Салерно и Сицилии эти труды вместе с комментариями Аверроэса были переведены на латынь и начали распространяться по европейским университетам в XIII веке.
Эффект был ошеломляющим. Философия Аристотеля, с ее строгой логикой и научным подходом, вступала в прямое противоречие со многими догмами августинианского христианства. Церковь сначала пыталась запретить его, но это было все равно что пытаться остановить цунами. И тогда на сцену вышла ключевая фигура — святой Фома Аквинский. В титаническом интеллектуальном усилии Фома сумел «крестить» Аристотеля, то есть интегрировать его философию в христианское учение, сгладив наиболее острые углы. Он создал новый синтез, схоластику, которая будет доминировать в европейской мысли до научной революции.
Так языческий философ, заново открытый благодаря мусульманам, стал интеллектуальным ориентиром средневекового христианского мира. Его труды стали неотъемлемой частью нашей культурной ДНК. Хотя современная наука во многом строилась в противовес некоторым принципам аристотелизма, его влияние на наш способ мышления, классификации реальности, аргументации неоспоримо. Каждый раз, когда мы говорим, что человек — «политическое животное», что добродетель — это «золотая середина» или что мы стремимся к «счастью», мы, знаем мы это или нет, говорим на языке Аристотеля. История его наследия — это доказательство того, что идеи иногда убить труднее, чем империи.