Конец дня выдался тяжелым. Ольга медленно шла от метро, переставляя уставшие ноги. В голове стучала мысль о горячем чае, тишине и мягком диване. Ей так хотелось скинуть эти давящие офисные туфли, включить какой-нибудь легкий сериал и просто отключиться от всего мира. Их с Игорем квартира была для нее тем самым местом силы, где можно было спрятаться от внешней суеты.
Она открыла дверь ключом и сразу почувствовала что-то не то. В прихожей горел свет, а из гостиной доносились негромкие, но напряженные голоса. Неужели Игорь уже дома? Обычно он задерживался на работе подольше.
— Игорь, ты здесь? — крикнула она, снимая пальто и стараясь поймать в воздухе знакомый запах ужина. Но пахло только пылью и напряжением.
Игорь вышел из гостиной. Он стоял посреди прихожей, его поза была неестественно прямой, а руки были засунуты в карманы джинсов. Он не улыбнулся ей, не поцеловал в щеку, как делал это всегда.
— Собирай вещи, — прозвучало первое, что она от него услышала. Его голос был ровным, без эмоций, будто он делал объявление по громкой связи.
Ольга замерла с туфлей в руке. Мозг отказывался воспринимать эти слова.
— Что? — только и смогла выдохнуть она.
— Собирай самые необходимые вещи. Завтра утром приезжает Димка с Катей. Они будут жить здесь. Мама договорилась. Мы им должны помочь.
Он говорил это с такой простотой, будто сообщал, что к ужину будет макароны. Ольга почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Она прислонилась к стене, пытаясь перевести дыхание.
— Ты это серьезно? — ее собственный голос прозвучал хрипло и неузнаваемо. — В нашей квартире? Твой брат? На каком основании?
— На основании того, что это моя квартира тоже! — его голос наконец зазвучал громче, в нем проскользнули нотки раздражения. — Они в трудной ситуации. Им негде жить. Мама сказала…
— Какая мама?! — Ольга выпрямилась, и в груди у нее все закипело. — Это наша общая квартира! Ты не мог хотя бы посоветоваться со мной? Просто поставить меня перед фактом? «Собирай вещи»… Куда? На улицу?
— Не драматизируй! — он отрезал, махнув рукой. — Поспишь у своей подруги Светки недельку. Пока они немного обустроятся. Потом разберемся.
Ольга смотрела на него и не узнавала. Это был не тот человек, за которого она выходила замуж. Это был какой-то чужой, озлобленный мужчина, повторяя заученные фразы.
— Они родная кровь, понимаешь? — продолжал он, уже оправдываясь. — Брат. А ты… мы со всем разберемся. Это ненадолго.
— А я что? — прошептала она, и в горле встал ком. — Я не родная кровь? Я твоя жена! Или уже нет?
Она ждала, что он одумается, подойдет, обнимет, скажет, что это глупая шутка. Но он лишь отвернулся и потянулся за сигаретой на тумбочку, хотя бросал кушить два года назад.
— Не усложняй, Ольга. Все уже решено. Я дал слово маме. Собирайся.
В тишине прихожей его слова прозвучали как приговор. Ольга молча прошла в спальню, села на кровать и уставилась в стену. За дверью она слышала, как он ходит по кухне, наливает себе воду. Звук глотка казался ей самым предательским звуком на свете.
Слез не было. Была только пустота и леденящее душу осознание: в своем же доме она стала чужой. Просто мебелью, которую можно вынести, чтобы освободить место для «родной крови».
Ночь у подруги пролетела в слезах и горьких размышлениях. Света, не задавая лишних вопросов, просто молча приготовила чай, дала успокоительное и уложила ее на диван. Ольга почти не спала, ворочаясь и прокручивая в голове фразу Игоря. «Родная кровь». Эти слова жгли изнутри.
Утром, с тяжелой головой и опухшими от слез глазами, она поехала домой. Не потому, что смирилась. Нет. В ней клокотала ярость, но ей нужно было увидеть все своими глазами. Оценить масштаб катастрофы.
Она медленно поднялась на свой этаж, словно шла на эшафот. Ключ застревал в замке, будто и он сопротивлялся. Дверь открылась, и ее встретил громкий, чуждый смех из гостиной и запах чужого парфюма.
В прихожей стояли два больших, помятых чемодана.
На ее аккуратной вешалке из светлого дерева висела яркая косуха Дмитрия, а рядом — кричащая розовая куртка Кати. Ее любимые тапочки куда-то исчезли.
Ольга зашла в гостиную. Игорь, Дмитрий и его жена Катя сидели на диване, пили кофе и о чем-то весело болтали. На ее журнальном столике стояли три кружки, а на новом диванном покрытии уже красовалось темное кофейное пятно.
— О, а вот и наша беглянка вернулась! — первым ее заметил Дмитрий. Он лениво развалился на диване, положив ногу на ногу. — Привет, Оль. Разместились мы, я смотрэ, неплохо. Уютненько.
Катя, худая блондинка с ярким маникюром, оценивающе оглядела Ольгу с ног до головы.
— Да, квартирка ничего. Только вот ковер этот… — она пренебрежительно махнула рукой в сторону дорогого восточного ковра, который Ольга привезла из путешествия, — …сразу старье выдает. Надо будет его поднять, пол паркетный, наверное, красивый.
Ольга онемела от такой наглости. Она перевела взгляд на Игоря. Он избегал ее глаз, уставившись в свою кружку.
— Я… я не уезжала, — наконец выдавила она. — Я ночевала у подруги. Потому что мой муж выгнал меня из моего же дома.
— Ой, какая драма! — фыркнула Катя. — Игорь все объяснил. Мы ненадолго. Пока работу не найдем. Ты уж потерпи. Кстати, а где тут у вас полотенца чистые? Хочу душ принять.
Не дожидаясь ответа, Катя встала и направилась в ванную. Ольга, как во сне, пошла за ней. Она наблюдала, как та без спроса открывала шкафчики, рылась в ее аккуратно сложенном белье.
— О, а это мило! — Катя достала ее новый банный халат, подарок от мамы, примерила и бросила обратно. — Маленький, мне не подойдет.
Потом она взяла с полочки дорогую французскую косметику Ольги
— Это можно пользоваться? — спросила она уже не как просьбу, а как формальность.
— Нет, нельзя, — холодно ответила Ольга. — Это мои личные вещи.
Катя округлила глаза, сделала удивленное лицо и с преувеличенной обидой положила флакон обратно.
— Ну ладно, не надо так сразу. Я себе свою куплю. Когда деньги будут.
В этот момент в комнату зашел Игорь. Катя сразу же приняла обиженный вид.
— Игорь, а Оля мне свою косметику запрещает пользоваться. Я же просто спросила из вежливости.
Игорь помрачнел и посмотрел на жену укоризненно.
— Оль, ну что ты как маленькая? Не жадничай. Людям и так тяжело. Пусть пользуется.
У Ольги перехватило дыхание. Она смотрела на мужа, на эту женщину, которая уже чувствовала себя здесь хозяйкой, и понимала — это только начало. Это не ее дом. Это просто место, где она живет. И сейчас ее мягкость восприняли как слабость.
— Вещи из шкафа я освобождать не буду, — тихо, но четко сказала она. — Пусть пользуются своим.
— Да мы уже почти разобрались! — из гостиной крикнул Дмитрий. — Часть твоих платьев мы на антресоль подвинули. Не помещались. Не переживай, ничего не помяли.
Ольга резко развернулась и прошла в спальню. Дверь в гардеробную была распахнута. На полу валялась ее одежда, снятая с вешалок и спешно скомканная в углу. На освободившихся крючках висели какие-то кожаные куртки и кричащие платья Кати.
Она закрыла глаза. Она слышала, как в гостиной смеются, как хлопает дверь ванной, как Игорь что-то говорит своим спокойным, предательским голосом.
Она стояла посреди своего разоренного гнезда и понимала, что это — война. И пощады ждать неоткуда.
Прошла неделя. Семь долгих дней, каждый из которых растягивался в бесконечность. Квартира, когда-то бывшая для Ольги местом отдыха и уюта, превратилась в чужое, враждебное пространство, где она чувствовала себя гостьей. Нежеланной и лишней.
Она возвращалась с работы поздно, стараясь застать всех уже спящими. Но это редко удавалось.
Войдя в прихожую, она сразу наткнулась на груду чужой обуви, брошенной посреди прохода. Пришлось переступать через грязные кроссовки Дмитрия.
— О! Хозяйка пожаловала! — крикнул он из гостиной, не отрываясь от телевизора, где вовсю стреляли. Громкость была выставлена на максимум.
Ольга молча прошла на кухню. Ее встречала гора грязной посуды. В раковине, на столе, даже на подоконнике. Тарелки с засохшими остатками еды, чашки с коричневым налетом от кофе, сковородка с пригоревшим жиром.
Катя и Дмитрий свято соблюдали правило: «Кто последний посуду испачкал, тот и моет». Похоже, они всегда были последними одновременно.
Ольга вздохнула, открыла холодильник, чтобы найти что-то на ужин. Полки, которые она заботливо заполнила в выходные, были практически пусты. Исчезли приготовленные котлеты, куриное филе, йогурты, сыр. На дверце одиноко болталась пол-литровая банка с солеными огурцами. На единственной оставшейся тарелке лежал обглоданный куриный окоросток.
— О, ты еду ищешь? — на кухню зашла Катя в одном халатике, с маской для лица. — Мы тут в обед поели немного. Голодными же сидеть не будем? Ты уж сама что-нибудь приготовь. Или закажи пиццу.
Ольга сжала кулаки. Она купила эти продукты на свою зарплату, рассчитывая на неделю.
— Катя, это были мои продукты. На всю неделю. Вы могли бы хотя бы предупредить или предложить скинуться.
Катя посмотрела на нее с искренним удивлением, будто Ольга говорила на иностранном языке.
— Ой, да ладно тебе! Мелочь какая. Игорь же сказал, что мы тут как родные. У родных что, свои счетчики есть? Мы же не чужие какие-то.
В этот момент в кухню зашел Игорь. Он выглядел уставшим и помятым.
— Опять что-то не так? — устало спросил он, бросая взгляд на грязную посуду и на напряженные лица женщин.
— Да твоя Оля опять счеты сводит, — надув губки, пожаловалась Катя. — Просто поели ее котлеток, а она нам сцену устроила.
Игорь поморщился и повернулся к жене.
— Оль, ну сколько можно? Действительно, мелочи. Купишь еще. Неужели жалко для родных? Им и так тяжело, морально.
— Игорь, это не дело о котлетах! — попыталась объяснить Ольга, чувствуя, как ее захлестывает беспомощная ярость. — Это вопрос уважения. Они не моют посуду, не убирают за собой, съедают все, не спрашивая…
— Да потому что дома! — перебил ее Игорь, повышая голос. — Они дома, а не в гостинице! Расслабься, не умрешь. Помой, если тебе так принципиально. У меня на работе проблем хватает, чтобы еще тут выслушивать это.
Он развернулся и ушел в комнату, хлопнув дверью. Катя с торжествующим видом последовала за ним.
Ольга осталась одна посреди грязной кухни. В ушах стоял оглушительный гул из телевизора. Она медленно подошла к раковине, взяла губку и безвольно опустила ее в холодную жирную воду. По щеке скатилась предательская слеза и упала на тарелку с остатками чужой еды.
Она мыла посуду и слушала, как в гостиной Дмитрий громко смеется над шуткой по телевизору. Она понимала, что это — ее жизнь теперь. Постоянный стресс, ощущение себя служанкой на своей же территории и полное одиночество. Ее муж стал чужим человеком, который видел в ней лишь источник проблем и раздражения.
Она закончила мытье, вытерла руки и пошла в спальню. Игорь уже лежал, уткнувшись в телефон. Он не посмотрел на нее.
— Игорь, нам надо поговорить, — тихо сказала она, садясь на край кровати.
— Оль, я устал. Давай завтра. Спокойной ночи.
Он повернулся к ней спиной. Разговор был окончен.
Прошло еще несколько дней, превратившихся в серую, однообразную полосу унижений. Ольга научилась прятать еду в сумке и проносить ее в свою комнату, есть украдкой, как заключенная. Она молча убирала за всеми, стирала разбросанные носки Дмитрия и высохшие лужи от шампуня в ванной после Кати. Она почти перестала разговаривать с Игорем, чье молчаливое одобрение происходящего ранило больнее любых слов.
Выходные она планировала провести, зарывшись под одеяло с книгой, пытаясь хотя бы мысленно сбежать из этого безумного дома. Утро субботы началось с того, что она решила перебрать свой гардероб, чтобы почувствовать хоть какой-то контроль над своей жизнью.
Она открыла ящик комода, где аккуратно, по сезонам, была разложена ее одежда. И замерла. Сверху лежала ее любимая кофта — нежно-розовая, кашемировая, очень дорогая. Подарок от мамы на прошлый день рождения. На рукаве красноречиво расплывалось огромное винное пятно, а сама ткань была жесткой на ощупь и пахла дешевым стиральным порошком с отдушкой. Кто-то надел ее, испачкал и попытался отстирать, безнадежно испортив нежную шерсть.
В груди у Ольги все сжалось. Это была последняя капля.
Та самая, что переполняет чашу терпения. Она схватила кофту и вышла в гостиную. Дмитрий и Катя сидели на диване, смотрели телевизор и щелкали семечки.
— Это что такое? — ее голос прозвучал хрипло и неестественно громко.
Катя обернулась, лениво скользнула взглядом по кофте и пожала плечами.
— А, это. Ну да, я вчера ее надевала. Мы вино пили, я нечаянно пролила. Ну, подумаешь, вещь. Купишь новую.
Ее тон был настолько пренебрежительным, настолько обыденным, что у Ольги потемнело в глазах.
— Это был подарок от моей мамы! — закричала она, и ее голос сорвался на визг. — Кашемир! Его нельзя стирать в машинке! Ты что, совсем идиотка?!
Катя резко встала, ее лицо исказилось от злости.
— Сама ты идиотка! Я извиниться хотела, а ты сразу набрасываешься! Игорь! — она завизжала, обращаясь к дверям спальни. — Иди сюда, твоя сумасшедшая жена меня оскорбляет!
Из спальни вышел Игорь. Он выглядел невыспавшимся и раздраженным.
— Опять что? Ольга, ты совсем озверела? Кричать на людей из-за какой-то кофты?
— Из-за какой-то кофты? — Ольга смотрела на него, не веря своим ушам. — Она надела мою вещь без спроса, испортила ее и даже не извинилась! Это мой дом! Мои вещи! Когда это кончится?!
— Кончится тогда, когда мы решим, что кончится! — неожиданно в разговор грубо вмешался Дмитрий, оставаясь сидеть на диване. — Игорь, скажи своей жене, чтобы не распускалась. Надоела уже со своими истериками.
Игорь, вместо того чтобы заступиться, обернулся к Ольге.
— Ну что ты устраиваешь сцену? Она же не специально! Успокойся. Выброси кофту, и дело с концом.
В этот момент в квартире раздался звонок телефона. Игорь нажал на громкую связь. Раздался властный голос его матери.
— Ну что, как у вас там? Устроились? Димка с Катей не теснятся?
— Все нормально, мам, — буркнул Игорь.
— А Ольга? Не капризничает? Я же говорила, надо было сразу ее поставить на место. Скажи ей, пусть готовится. Вы же не на неделю их приютили. Месяцев на шесть, пока они работу нормальную не найдут и на ноги не встанут. Чтобы никаких разговоров! Семья — это главное!
Тишина, повисшая после этих слов, была оглушительной. Ольга смотрела на Игоря, на его внезапно побелевшее лицо, на перекошенные физиономии его брата и снохи. Все пазлы сложились в одну ужасающую картину.
— Шесть месяцев? — прошептала она так тихо, что это прозвучало громче любого крика. — Ты знал?
Игорь не смотрел на нее. Он молчал.
— Ты знал, что это надолго? Что меня просто выселили из моего дома на полгода? И даже не сказал мне? Чтобы я не капризничала?
Ее крик на этот раз был тихим, ледяным и оттого еще более страшным. Она больше не смотрела на испорченную кофту. Она смотрела на мужа. И в этот момент что-то в ней окончательно сломалось. И умерло.
Она развернулась и молча ушла в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь. Снаружи доносились приглушенные голоса: сдавленное оправдание Игоря, хихиканье Кати. Но Ольга уже не слышала. Внутри нее воцарилась тишина. Тишина перед бурей.
Тишина за дверью спальни была обманчивой. Ольга стояла, прислонившись лбом к прохладной поверхности двери, и слушала, как затихают голоса в гостиной. Сначала слышалось сдавленное бормотание Игоря, потом наглый смех Кати, потом шаги, хлопанье двери ванной. Обычный уклад их нового, чудовищного быта.
Но внутри Ольги больше не было ни ярости, ни отчаяния. Был холод. Тот самый леденящий холод, который приходит на смену кипящей лаве, когда понимаешь, что криком и слезами ничего не изменить.
Она медленно выпрямилась. Ее взгляд упал на испорченную кофту, которую она все еще сжимала в руке. Она не бросила ее. Аккуратно, почти с нежностью, сложила и убрала в дальний угол шкафа. Это был уже не предмет гардероба. Это было вещественное доказательство. Напоминание.
Она подошла к комоду, достала большую спортивную сумку. Но складывала в нее не одежду. Она методично, как робот, собирала все самое ценное: документы, банковские карты, ноутбук, украшения, подаренные мамой. Все, что могло внезапно «испортиться», «потеряться» или быть «временно занятым» новыми жильцами.
Потом она села на кровать, достала телефон и открыла браузер.
Первый запрос: «Как разделить квартиру при разводе, если она куплена в браке». Второй: «Консультация юриста по семейному праву». Она писала сообщения, звонила, записывалась на приемы. Ее голос был ровным и деловым, без единой дрожи.
Она выработала стратегию. Тихий бунт.
На следующее утро она проснулась раньше всех. Не стала готовить завтрак на всех. Сварила себе одну чашку кофе, съела йогурт, купленный вчера по дороге и пронесенный в комнату. Потом зашла в ванную, собрала всю свою косметику, шампуни, кремы в коробку и унесла к себе.
Когда проснулись остальные, на кухне царила непривычная тишина. Не пахло кофе, не шкворчала яичница.
— Оль, а где завтрак? — вышел в халате Игорь, потирая глаза. — Кофе будет?
— Кофе в банке, — равнодушно ответила она, проходя мимо него с полной кружкой в руке. — Сахар тоже. Можешь сварить себе. И всем им.
Игорь смотрел ей вслед с глупым, непонимающим выражением лица.
Днем Катя, как обычно, порылась в ванной в поисках Ольгиной косметики и не нашла ничего.
— Оль, а где твой тональный крем? — постучала она в дверь спальни.
— У меня, — ответила Ольга из-за двери. — Пользуйтесь своей.
— Да я же на собеседование собралась! У меня свой закончился! Ну дай, я немного возьму!
— Нет, — прозвучало из-за двери твердо и без объяснений.
Катя фыркнула и ушла, что-то недовольно бормоча.
Вечером Дмитрий обнаружил, что в холодильнике пусто.
— Ольга, а поесть что есть? — спросил он, развалившись на диване. — Сходи в магазин, курицы возьми. И пива.
Ольга вышла из своей комнаты. Она посмотрела на него, потом на Игоря, который смотрел телевизор.
— Деньги есть? — спросила она спокойно.
Дмитрий смущенно хмыкнул.
— Ну, ты же знаешь, пока не устроились… Игорь, скинься ей на еду.
Ольга перевела взгляд на мужа.
— Я не служанка и не спонсор. Хотите есть — зарабатывайте. Или пусть твой брат сходит в магазин. Или твоя мама им денег переведет.
Она развернулась и ушла обратно, оставив их в полном недоумении. Через минуту в дверь постучал Игорь.
— Оль, что это за поведение? Это же мелочи! Неудобно как-то.
Она открыла дверь и посмотрела на него ледяным, чужим взглядом.
— Мне последние две недели тоже было очень неудобно. Привыкайте. Или тебя смущают только мои поступки, а их наглость — это нормально?
Она снова закрыла дверь. На этот раз он не стал ничего говорить. Она слышала, как он неуверенно побрел на кухню, как начал что-то жарить, как Дмитрий и Катя что-то возмущенно ему говорили.
Ольга села на кровать и устало закрыла глаза. Ее сердце бешено колотилось. Это был ее первый выстрел. Не идеальный, не громкий, но это было начало сопротивления. Она больше не жертва. Она партизан на собственной территории. И она только начала войну.
Тихий бунт Ольги давал свои плоды. Атмосфера в квартире накалилась до предела. Катя и Дмитрий, привыкшие к безнаказанности, явно нервничали. Им не хватало еды, они злились из-за закрытой двери в спальню Ольги, за которой, как они подозревали, скрывались все «блага», и главное — они чувствовали, что контроль ускользает из их рук. Им нужен был скандал, чтобы вернуть все на круги своя.
Ольга, вернувшись с работы, сразу прошла в свою комнату. Она заметила, что дверь была приоткрыта, хотя она точно помнила, что закрывала ее на ключ. Внутри царил легкий беспорядок. Вещи на комоде будто кто-то трогал.
Она почувствовала холодок под лопатками. Инстинктивно она потянулась за своим дорогим кремом для лица. Баночка была на месте, но когда она открыла ее, внутри оказалась странная, зернистая масса с резким запахом дешевого мыла. Кто-то подмешал в крем что-то.
В этот момент дверь распахнулась. На пороге стояла Катя с издевательской ухмылкой.
— Что-то случилось? — сладким голосом поинтересовалась она. — А, кремчик твой? Извини, я немного воспользовалась. У меня аллергия, наверное, пошла. Пришлось разбавить своим, подешевле. Ты же не против?
Ольга не ответила. Она медленно, очень медленно достала телефон, включила камеру и начала снимать, положив его на тумбочку так, чтобы объектив был направлен в комнату. Потом повернулась к Кате.
— Выйди из моей комнаты, — сказала она абсолютно спокойно.
— Ой, какая собственница! — Катя фыркнула, но сделала шаг назад в коридор.
Ольга вышла следом, закрыла дверь на ключ и направилась на кухню. Она понимала, что это — провокация. И она ждала продолжения.
Оно не заставило себя ждать. Через полчаса, когда Ольга мыла посуду (себе, одну чашку), в квартире появился Дмитрий. Он был явно «под градусом». Увидев Ольгу, он грубо толкнул ее плечом, проходя мимо.
— Чего тут в проходе стоишь? Мешаешь людям жить.
Ольга промолчала, продолжив мыть чашку. Тогда он развернулся и подошел к ней вплотную, дыша в лицо перегаром.
— Ты что, глухая? Говорю, не нравится тут — вали к своей мамочке. Хозяйка тут теперь Катя, поняла? А ты — так, приживалка.
Ольга медленно вытерла руки полотенцем и посмотрела на него.
— Отойди от меня, Дмитрий.
— А что ты сделаешь? — он злобно усмехнулся. — Муженька позовешь? Так он на моей стороне! Кровь, понимаешь? А ты кто такая?
В этот момент из комнаты вышел Игорь. Увидев сцену на кухне, он помрачнел.
— Опять что? Дим, все нормально?
— Да твоя сумасшедшая жена опять кочевряжится! — огрызнулся Дмитрий. — Я прошу нормально меня пропустить, а она хамит!
— Ольга, хватит! — рявкнул Игорь. — Прекрати это безобразие! Я устал от твоих истерик!
— Каких истерик? — спокойно спросила Ольга. — Твой пьяный брат на меня нарывается, а виновата я?
— Да он просто прошел! Ты сама все драматизируешь! Немедленно извинись перед ним! И сними этот дурацкий замок с двери! Надоело!
Ольга посмотрела на мужа. Смотрела долго и пристально, словно видя его впервые. Потом ее взгляд скользнул на Дмитрия, который уже торжествующе ухмылялся.
— Нет, — тихо сказала она.
— Что? — не понял Игорь.
— Я сказала — нет. Замок с двери снимать не буду. И извиняться перед этим хамом не собираюсь. Если тебе здесь не нравятся мои порядки — вали к своей мамочке. Это мой дом. А ты здесь — просто приживалка.
Она повторила его же слова, но они прозвучали как приговор. Игорь онемел от такой наглости. Дмитрий, не ожидая такого поворота, зверино оскалился.
— Ах ты тварь! Да я тебя…
Он сделал резкий шаг вперед, замахнувшись, будто хотел вышибить дверь. Игорь инстинктивно схватил его за руку.
— Дим, брось!
В этот момент Ольга, не меняя выражения лица, просто повернулась и ушла к себе в комнату. Она заперла дверь на ключ, села на кровать и взяла в руки телефон. Она нашла нужное видео и включила звук. Из динамика раздался пьяный голос Дмитрия: «Хозяйка тут теперь Катя, поняла? А ты — так, приживалка...»
Она выключила звук. Руки у нее тряслись, но на душе было странно спокойно. Она их поймала. Поймала на хамстве, на агрессии, на лжи. Игорь видел все своими глазами и все равно встал на сторону брата.
Но теперь у нее было доказательство. Не просто слова. А голоса.
На следующий день в квартире царило зловещее спокойствие. Ольга вышла из своей комнаты только чтобы сходить на кухню за чаем. Дмитрий и Катя сидели в гостиной, демонстративно молчали, бросая в ее сторону злые взгляды. Игорь с утра ушел, избегая разговоров.
Ольга уже собиралась вернуться в свою комнату, когда в дверь позвонили. Резко, настойчиво, как будто кто-то долбил в нее кулаком. Сердце у Ольги екнуло. Она знала, кто это.
Открывал Игорь, который как раз вернулся. На пороге, словно грозовая туча, стояла Галина Ивановна. Властная, с горящими глазами, в дорогом пальто. Она вошла, не поздоровавшись, окинула взглядом прихожую и прошла в гостиную, как судья на процесс.
— Ну, собирайте всех! — бросила она через плечо, снимая перчатки. — Будем разбираться с этим беспределом.
Через минуту все сидели в гостиной. Ольга — в стороне, на своем стуле, будто на скамье подсудимых. Дмитрий и Катя — по обе руки от свекрови, как главные обвинители. Игорь нервно елозил на краю дивана.
— Мне все рассказали, — начала Галина Ивановна, уставившись на Ольгу ледяным взглядом. — Ты совсем с катушек слетела? Замки вешаешь, голодом моришь, на брата мужа кричишь? Ты в своем уме? Он родная кровь! А ты кто здесь? Пришелица? Мужчин в семье надо поддерживать, а не по норам разгонять!
Ольга молчала, сжимая в кармане телефон.
— Мама, не надо так, — слабо попытался вставить Игорь.
— Молчи! — отрезала она. — Из-за тебя же все! Разбаловал бабу! Она забыла, кто в доме хозяин! Так я ей напомню!
Она повернулась к Ольге.
— Немедленно сними этот замок! Перестань дуться, как мышь на крупу! И извинись перед Димой и Катей! Они тебе как родные стали, а ты…
— Они мне никто, — тихо, но четко проговорила Ольга. Ее голос прозвучал громко в наступившей тишине. — И это мой дом. Или ты забыла, что мы с твоим сыном его вместе покупали? На наши общие деньги?
Свекровь вспыхнула.
— Как ты со мной разговариваешь? Бездушная ты эгоистка! Мой сын все решил! Или ты сейчас же выполняешь то, что я сказала, или…
— Или что? — Ольга медленно поднялась с места. Ее спина была прямая. — Или я ухожу? И мы начинаем делить эту квартиру через суд? Это твой план?
Галина Ивановна злобно усмехнулась.
— Даже не мечтай! Квартира останется за Игорем! Суд будет на нашей стороне!
— Будет? — Ольга достала телефон. — Интересно. А что скажет суд на это?
Она нажала кнопку воспроизведения. Из динамика раздался хриплый, пьяный голос Дмитрия: «— Чего тут в проходе стоишь? Мешаешь людям жить... Хозяйка тут теперь Катя, поняла? А ты — так, приживалка... Ах ты тварь! Да я тебя…» Потом послышался грохот и голос Игоря: «Дим, брось!»
В гостиной повисла мертвая тишина. Лицо Дмитрия вытянулось, Катя побледнела. Галина Ивановна смотрела на телефон с таким видом, будто видела гадюку.
— Это что? — прошипела она.
— Это голос твоего «кровного» сына, — холодно ответила Ольга. — Который оскорбляет меня в моем доме и пытается выбить дверь. А это, — она перелистнула экран, — распечатка счетов за коммуналку за последние два месяца. Которые плачу я. Одна. Пока ваша «кровь» живет здесь бесплатно, ест мою еду и портит мои вещи.
Она повернулась к Игорю.
— Ты выбирай прямо сейчас. Или они немедленно, в течение часа, собирают свои вещи и уезжают к маме. И мы идем к семейному психологу. Или… — она посмотрела на свекровь, — или я звоню своему юристу. И начинается война. И еще… Дим, а твоя мама в курсе, что тебя с прошлой работы уволили не по сокращению, а за воровство со склада? Как думаешь, новый работодатель оценит такую рекомендацию?
Эффект был ошеломляющим. Дмитрий резко вскочил, его лицо стало землистым.
— Ты… ты чего врешь?
— А Катя, — продолжила Ольга, не обращая на него внимания, — ведь не работала нигде дольше трех месяцев? Не потому ли, что привыкла, чтобы все падало с неба? Или чтобы все за нее делали другие?
Катя завизжала: — Это клевета!
Но Галина Ивановна смотрела уже не на Ольгу. Она смотрела на своего младшего сына. И в ее глазах читался не просто гнев, а жгучий стыд и ужас.
— Это… правда? — тихо спросила она Дмитрия.
Тот отводя взгляд, промямлил что-то невнятное. Этого было достаточно.
Ольга стояла посреди комнаты, и все смотрели на нее. Теперь она была не жертва. Она была обвинитель. И у нее в руках были все козыри.
Тишина в гостиной была оглушительной. Она висела тяжелым, плотным колоколом, под которым каждый переваривал услышанное.
Первой очнулась Галина Ивановна. Ее лицо, еще секунду назад пылавшее праведным гневом, теперь было серым и обвисшим. Она смотрела на Дмитрия не с укором, а с каким-то животным страхом и разочарованием.
— Ты… — ее голос сорвался на шепот. — Ты и правда воровал?
Дмитрий, не поднимая глаз, мрачно буркнул в пол:
— Да там ерунда… пару коробок с компонентами… Нашли крайнего.
Это признание, пусть и вырванное шоком, добило ее. Она отшатнулась, будто ее ударили. Вся ее теория о «родной крови», которая нуждается в поддержке, рухнула в одно мгновение. Ее золотой мальчик оказался вором.
— Собирайте вещи, — прохрипела она, не глядя ни на кого. Голос был пустой, безжизненный.
— Мам! — взвизгнула Катя. — Но куда мы? У нас же нет денег!
— Ко мне, — отрезала свекровь. Она поднялась с дивана, ее движения были механическими. — Немедленно. Я сказала.
Она не смотрела на Ольгу. Не смотрела на Игоря. Стыд и крах ее авторитета были настолько всепоглощающими, что она могла думать только о бегстве.
Дмитрий, сгорбившись, молча поплелся в комнату. Катя, всхлипывая и бормоча что-то об «несправедливости», поплелась за ним.
Игорь сидел на краю дивана, уставившись в свои руки. Он выглядел совершенно разбитым. Его мир — мир, где мама всегда права, а брат нуждается в защите, — только что рухнул.
Ольга прошла мимо него в свою комнату. Она не чувствовала триумфа. Только ледяную, всепоглощающую усталость. Она села на кровать и слушала, как за стеной звучат торопливые, злые шаги, хлопают чемоданы, слышны приглушенные упреки Галины Ивановны и нытье Кати.
Через сорок минут в дверь постучали.
— Они уезжают, — тихо сказал Игорь.
Ольга вышла в прихожую. Дмитрий и Катя, не глядя ни на кого, выволакивали свои чемоданы. Галина Ивановна уже ждала их на лестничной площадке, отвернувшись к окну.
Когда дверь за ними закрылась, в квартире наступила непривычная, оглушительная тишина. Не было слышно ни телевизора, ни голосов, только гул в ушах.
Игорь стоял посреди прихожей, беспомощный и потерянный.
— Оль… — он попытался заглянуть ей в глаза. — Я… я не знал. Прости меня. Я был слепцом.
Ольга посмотрела на него. На этого человека, который был когда-то ее мужем. Она искала в себе хоть каплю жалости, тепла. Но нашла только пустоту.
— Для меня ты принял решение не тогда, когда не знал, — сказала она тихо и очень устало. — А тогда, когда отдал ключи от нашего дома без моего согласия. Когда разрешил им топтать мое достоинство. Когда встал на сторону тех, кто оскорблял твою жену. Для меня ты перестал быть мужем. Ты стал мальчиком на побегушках у своей мамы. И этот мальчик мне не нужен.
Он опустил голову.
— Что… что мы будем делать?
— «Мы»? — она горько усмехнулась. — Ничего. Завтра я съезжу к юристу. Мы начнем говорить о разводе и о разделе имущества. А сегодня ты побудешь один. Тебе есть о чем подумать.
Она повернулась и прошла в гостиную. Она не стала slamming the door. Она просто закрыла дверь своей комнаты. Не на ключ. Просто закрыла.
Она села на кровать. Впервые за долгие недели в квартире было тихо. По-настоящему тихо. Сквозь окно пробивались лучи заходящего солнца, они золотили пылинки, танцующие в воздухе.
Ольга медленно провела рукой по покрывалу. Ее покрывалу. На ее диване. В ее доме.
Она достала телефон, нашла в интернете сайт своего любимого магазина и заказала точно такую же кашемировую кофту. Розовую.
Потом она подошла к окну и посмотрела на уходящее за дома солнце. Закат был красивым, розовым и золотым. Таким же, как ее новая кофта.
Она глубоко вздохнула. Воздух больше не пах чужим парфюмом и ложью. Он пах свободой. Грустной, тяжелой, выстраданной, но свободой.
И это было только начало.