Тот вечер был таким же, как и сотни других. Я допивала чай, разбирая рабочие письма на ноутбуке, за окном медленно гасли краски осеннего заката. Тишину в квартире нарушал только мерный храп кота, растянувшегося на диване. Усталость от тяжелого проекта медленно отступала, сменяясь умиротворением предвыходного дня.
И тут зазвонил телефон. На экране светилось имя «Тетя Лариса». Я удивилась. Мы не то чтобы часто общались. Обычно ее звонки предваряли какой-нибудь семейный праздник, на который я была обязана явиться, или просьбу помочь с компьютером «племяшке Катюше».
Я вздохнула и смахнула слайдер.
— Привет, тетя. Как дела?
— Настенька, родная! — ее голос звучал неестественно бодро и слащаво. — А я вот о тебе вспомнила. Как ты там? Одна небось, трудяга? Работаешь без выходных?
По этому голосу я сразу поняла — что-то будет. Тетя Лариса никогда не звонила просто так, чтобы узнать о моей жизни.
— Да как все, — осторожно ответила я. — Работаю. А у вас там как?
— Ой, Настенька, у нас тут такое! — ее голос зазвенел еще сильнее. — Просто не жизнь, а сказка! Ты же в курсе, наша Катюша замуж выходит?
Новость была для меня не новой. О предстоящей свадьбе кузины я узнала месяц назад из Instagram, где она с завидной регулярностью выкладывала пренаппальные фото с хештегами #скороневеста #девушкамечты. Прямого приглашения я, конечно, не получала.
— Да, видела что-то, — сказала я нейтрально. — Передавай поздравления.
— Ой, мы так готовимся! — продолжала тетя, не обращая внимания на мой сдержанный тон. — Все такое сложное, столько хлопот! Платье вот выбирали — аж за пятьдесят тысяч присмотрели, но что для дочки не сделаешь? И едем мы не абы куда, а в Сочи! Говорят, там сейчас просто красота. Свадьба на берегу моря, банкет на пятьдесят персон…
Она с упоением описывала подробности, а я молча слушала, потихоньку закипая. Мне было искренне все равно. У нас с Катей никогда не было ни дружбы, ни даже простой симпатии. Разница в семь лет и абсолютно разные интересы делали нас чужими людьми. Ее свадьба была для меня событием из разряда «новость от знакомой в ленте».
— Здорово, — сказала я, когда она сделала паузу, чтобы перевести дух. — Очень круто для Кати.
— Да уж, — в голосе тети suddenly появились нотки фальшивой грусти. — Жаль только, ты так далеко от нас… Да и с работой у тебя, я знаю, вечно проблемы. Тебе бы такое точно не потянуть.
Вот он, первый камешек. Колкость, прикрытая заботой.
— Что не потянуть? — переспросила я, хотя все прекрасно поняла.
— Ну, это все… — замялась она. — Организацию, поездку… Это же очень накладно. Мы вот всей семьей собираемся, помогаем кто чем может. Ты у нас самостоятельная, сама все знаешь. Ну, ладно, не буду тебя задерживать, труженица! Отдыхай!
Она быстро попрощалась и бросила трубку. Я еще минут пять сидела и смотрела на темный экран телефона.
Фраза «тебе бы не потянуть» висела в воздухе, словно неприятный запах. Это был не вопрос, не предложение помощи. Это был тонкий, ядовитый укол. Напоминание о том, что я, по ее мнению, «не дотягиваю» до их уровня, что я вечно борюсь с проблемами, в то время как они купаются в роскоши.
Я отложила телефон и попыталась снова сосредоточиться на работе, но не получалось. На душе скребли кошки. Чувство было знакомое — легкая обида, смешанная с недоумением и предчувствием, что этот разговор был лишь первым актом. И главное действие еще впереди.
Прошла неделя. Та неприятная послевкусие от разговора с тетей потихоньку стерлось, растворившись в рутине рабочих дел и быта. Я почти перестала об этом думать, списав тот звонок на обычную тетину бестактность.
Как-то вечером, листая ленту Instagram за чашкой чая, я наткнулась на новое фото Кати. Она позировала в огромной шапке из розовых лепестков с надписью «Невеста», в руках — бокал с шампанским. Подпись: «Девичник мечты! Девочки, вы лучшие! Скоро мой большой день! #девичник #невеста #готовьсяжених».
Я машинально поставила лайк и уже было пролистала дальше, но рука сама потянулась к экрану, чтобы вернуться. Я внимательно посмотрела на фотографию. Веселая компания девушек, дорогой интерьер, стол ломится от угощений. И ни на одном из групповых кадров меня не было. Конечно, я и не ждала приглашения, но сейчас этот факт предстал передо мной во всей своей очевидной и обидной ясности. Они прекрасно обходятся без меня. Их «семья» в этот праздничный момент состояла исключительно из них самих.
Сначала к горлу подкатил комок обиды. Я отложила телефон, пытаясь убедить себя, что это даже к лучшему. Сидеть за столом с малознакомыми людьми, изображать счастье за кузину, с которой мы последний раз нормально общались лет десять назад… Нет, уж лучше я эти выходные посвящу себе и сэкономлю кучу нервов и денег. Мысль о сохраненном бюджете даже немного успокоила меня.
И в этот самый момент телефон на столе завибрировал, разрывая тишину настойчивым, тревожным звонком. На экране горело: «Тетя Лариса (Семейный чат)». Групповой звонок. Сердце почему-то екнуло. Я потянулась к телефону с ощущением, что сейчас произойдет что-то неприятное.
— Алло? — сказала я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Голос тети Ларисы был совсем не таким, как в прошлый раз. Никакой слащавой заботы. Он был жестким, деловым, почти казенным.
— Настя, всем привет. Слушай сюда, дело urgentное. — Она сделала небольшую паузу для значимости. — Мы тут с бабушкой, дядей Вадимом и Катей все окончательно посчитали по свадьбе. Билеты, отель, трансферы, предоплата банкета.
Она перечисляла это с таким видом, будто я была ее подчиненной на планерке. Я молчала, не понимая, к чему она ведет.
— Так вот, — продолжила она. — После всех расчетов выходит, что твоя доля — сто пятьдесят тысяч рублей. Это очень выгодно, мы везде скидки выбивали. Скидывай сегодня-завтра, самое позднее — к утру понедельника. А то цены на авиабилеты взлетают просто катастрофически.
В комнате повисла гробовая тишина. Мой мозг отказывался воспринимать услышанное. Какая доля? Какие сто пятьдесят тысяч? Меня же не пригласили!
— Тетя Лара, я, кажется, не поняла, — наконец выдавила я, и мой голос прозвучал сдавленно и чужим. — Какую долю? О чем вы?
— Ну как же, Настя, не притворяйся, — ее тон стал раздраженным, будто она объясняла что-то очевидное непонятливому ребенку. — Твою долю расходов на свадьбу. Нашу семейную поездку. Мы же все скидываемся.
Внутри у меня все перевернулось. Обида, которую я давила в себе всю неделю, прорвалась наружу, смешавшись с диким, животным возмущением.
— Вы СКИДЫВАЕТЕСЬ? — мой голос сорвался на крик. — Меня даже не позвали! Я узнаю о вашей свадьбе из Instagram, а вы мне выставляете счет? Это что за шутки?
— Настя, успокойся и не истери, — холодно парировала тетя. — Какой Instagram? Какие шутки? Мы же родня! Кровная родня! Ты что, не хочешь разделить с нами радость? Ты должна нас поддержать! Ты же у нас успешная, самостоятельная девочка, а мы тут… — ее голос снова приобрел знакомые, фальшивые нотки жалости к себе, — мы тут без отца семейства пытаемся устроить праздник для дочки. Ты же понимаешь, как нам трудно?
Я стояла посреди комнаты, сжимая телефон так, что пальцы побелели. Перед глазами плыли красные пятна. Я видела ее самодовольное лицо, я слышала этот наглый, манипулятивный тон. Они не просто не пригласили меня. Они считали меня своим личным банкоматом. Должным оплачивать их праздник, на который мне даже не позволено было прийти.
— Вы с ума сошли, — прошептала я в трубку. — Вы все абсолютно с ума сошли.
И бросила трубку, не в силах слушать больше ни секунды. Телефон выпал из дрожащих рук и упал на диван. Я стояла и не могла пошевелиться, а в ушах гудело от адреналина и единственной мысли: «Сто пятьдесят тысяч. За то, чтобы меня не было».
Первые несколько минут после того звонка я просто сидела на диване, обхватив голову руками. В висках стучало, по телу пробегала мелкая дрожь. Сто пятьдесят тысяч. Фраза гудела в голове навязчивым, безумным припевом. Это была не просьба. Это был ультиматум. Выставленный счет за мое же унижение.
Я не могла в это поверить.
Может, мне показалось? Может, это какой-то чудовищный розыгрыш? Нужно было проверить. Найти хоть каплю здравого смысла в этом безумии.
С дрожащими пальцами я потянулась к телефону. Первой, к кому я решила позвонить, была бабушка. Мама моего отца, всегда такая добрая и справедливая. Она точно не знала, что творят ее дочь и внучка. Она бы их остановила.
Трубку взяли почти сразу.
— Бабуль, привет, это я, Настя, — голос мой дрогнул.
— Внученька, родная! — обрадовалась она. — Как ты там?
— Бабушка, ты в курсе, что твоя дочь только что потребовала с меня сто пятьдесят тысяч рублей? На свадьбу Кати, куда меня даже не звали?
На том конце провода повисла неловкая, тягучая пауза. Я услышала, как бабушка сглатывает.
— Настенька, ну что ты сразу так… — залепетала она виноватым тоном. — Не «потребовала», а посоветовалась… как с родной. Мы же одна семья. И потом, какая разница, звали тебя или нет? Ты же сама говорила, работа, далеко… Главное — участие. Ты должна поддержать семью в такой радостный момент.
Меня будто облили ледяной водой. Она знала. И она была на их стороне.
— Участие? — переспросила я, и голос мой зазвучал хрипло. — Участие — это когда дарят подарок по желанию и возможностям. А с меня требуют сумму как за хорошую машину! За что? Чтобы они там на мои деньги ели и пили, а я бы тут сидела и радовалась за них?
— Настя, не кричи на бабушку, — ее голос стал плаксивым. — Ты что, не хочешь, чтобы у нашей Катюши был хороший праздник? Она ведь как родная сестра тебе. Ты всегда была не как все, такая самостоятельная, а сейчас ведешь себя как жадина… Родня ведь всего дороже.
Каждый ее успокаивающий довод вонзался в сердце, как нож. Они все сговорились. Они все считали меня своей дойной коровой, чьи чувства ничего не значат.
Не в силах больше это слушать, я промямлила что-то и бросила трубку. Следующим в моем списке был дядя Вадим, брат тети Ларисы. Мужчина, всегда любивший рассуждать о жизни и давать непрошеные советы.
Он ответил на первый же гудок, его густой бас пророкотал в трубке:
— Настя? Ну что, посовещалась с собой? Готовишь перевод?
— Дядя Вадим, вы серьезно? — выдохнула я. — Вы все серьезно? Меня не пригласили, а теперь я должна оплачивать ваш курорт?
— Настя, Настя, — он вздохнул с видом умудренного жизнью человека, вынужденного объяснять прописные истины. — Не упрощай. Речь не о «курорте». Речь о семейной поддержке. О репутации. Не позорь себя и нас. Скинь деньги, не порть отношения из-за какой-то ерунды. Ну, подумаешь, приглашение забыли… Мелочи. Главное — быть вместе в радости.
— Вместе? — я фыркнула. — Я тут, а вы в Сочи. Какое вместе?
— Ну, духовно вместе! — парировал он. — Не придирайся к словам. Лариса права — ты успешная, можешь позволить. А они — девушки одни, им тяжело. Прояви благородство.
В его голосе не было ни капли сомнения. Ни тени понимания абсурдности ситуации. Была лишь уверенность в своем праве распоряжаться моими деньгами и моей жизнью.
Я не стала ничего ему доказывать. Просто положила трубку.
Опустошенная, я откинулась на спинку дивана. Телефон выпал из рук. Они все — бабушка, дядя, тетя — они все были одним монолитом. Единым фронтом, который решил, что мои деньги — это их деньги. Что мои чувства не имеют значения. Что мое место — молча платить и не задавать вопросов.
Давление было большим, но оно ощущалось физически — как тяжелый пресс на груди. Чувство полного одиночества и предательства охватило меня с головой. Они не просто просили денег. Они пытались внушить мне чувство вины. Вины за то, что я не хочу финансировать собственное унижение.
И самое страшное было в том, что у них это почти получалось. Где-то глубоко внутри шевельнулся противный, слабый голосок: «А может, они и правы? Может, я и вправду жадина? Неблагодарная? Порчу отношения из-за денег?»
Я закрыла глаза, пытаясь заглушить этот голос. Но он был тихим, настойчивым и таким же ядовитым, как слова моей «любящей» семьи.
После разговоров с бабушкой и дядей Вадимом я чувствовала себя абсолютно разбитой. Их голоса, полные упреков и манипуляций, звенели в ушах, сплетаясь в один ядовитый хор.
Давление было таким сильным, что хотелось спрятаться, исчезнуть, просто перевести им эти чертовы деньги, лишь бы отстали. Этот внутренний голосок, шепчущий о жадности и испорченных отношениях, набирал силу, парализуя волю.
Я сидела, уставившись в стену, и почти смирилась. Почти. Где-то там, на дне, под слоем обиды и вины, тлела крошечная искорка злости. Но ее едва хватало, чтобы просто дышать.
И в этот момент телефон на диване снова ожил. Не звонок. Короткое, деловое вибрация уведомления. Я машинально потянулась к нему. Сообщение в Instagram. От Кати.
Сердце на мгновение замерло. Может, она опомнилась? Может, она не в курсе безумных идей своей матери и сейчас извинится? С глупой, детской надеждой я открыла мессенджер.
Там не было ни приветствия, ни извинений. Там был холодный, отточенный текст, будто заявление из канцелярии.
«Настя, мама все мне рассказала. Мне очень жаль, что ты не можешь разделить со мной счастье в такой важный день из-за своей скупости. Я всегда думала, что ты другая, но видимо, ошиблась».
Я замерла, не веря своим глазам. Она писала мне с позиции оскорбленной королевы.
«Мама абсолютно права. Ты должна помочь семье. Это твой долг. Я не хочу выносить сор из избы, но если ты не скинешь деньги к завтрашнему вечеру, я буду вынуждена вычеркнуть тебя из своей жизни. Навсегда. И я не уверена, что остальная семья захочет поддерживать с тобой контакт после этого».
Она не просила. Она не уговаривала. Она ставила ультиматум. Ультиматум человека, абсолютно уверенного в своей правоте и в моей полной ничтожности. Слово «долг» будто обожгло сетчатку.
«Решай. Я жду твоего перевода. Не разочаровывай меня еще сильнее».
Тетя Лариса давила жалостью, бабушка — чувством вины, дядя Вадим — авторитетом. Но Катя, молодая, красивая невеста, в которую я должна была вложиться, ударила в самое больное — презрением. Она не просто хотела моих денег. Она давала мне понять, что я недостойна находиться в ее блистательном мире, если не оплачу себе входной билет.
И это сработало лучше любого другого давления.
Вся обида, вся униженность, вся жалость к себе, которую я копила все эти дни, мгновенно испарилась. Их не осталось совсем. Как будто кто-то вывернул меня наизнанку и вытряхнул всю накопившуюся грязь.
А на освободившемся месте вспыхнул чистый, холодный, абсолютно трезвый гнев. Не истеричный, не яростный. Спокойный и решающий. Он сжег остатки сомнений и тумана в голове.
Я перечитала ее сообщение еще раз. Мое дыхание выровнялось. Руки перестали дрожать. Я медленно, почти обдуманно положила телефон на колени.
Они все считали меня слабой. Дойной коровой, которую можно безнаказанно доить, пристыдив и пригрозив бойкотом. Тетя, дядя, бабушка… и вот теперь ее коронованная дочь.
Они думали, что я испугаюсь остаться одна. Что я заплачу за их любовь, за место в их семье.
Они ошибались.
Их семья, такая «дружная» и «сплоченная», внезапно предстала передо мной в своем истинном свете — клубком взаимных обязательств, манипуляций и финансовых интересов. И мне это место больше не было нужно.
Я посмотрела на ее сообщение в последний раз. Никаких эмоций. Только ледяная решимость.
Они хотели денег? Они хотели разговора? Хотели решить мою судьбу в их семье?
Хорошо. Мы поговорим. Но только на моих условиях.
Я выключила экран телефона. Тишина в комнате больше не давила. Она была наполнена новым смыслом. Тишиной перед ответным ударом.
Сообщение Кати висело на экране, как официальное уведомление о штрафе. Но теперь оно не вызывало ни паники, ни обиды. Только холодную, кристальную ясность. Они объявили мне войну на мои же деньги. Что ж, у каждой войны должна быть своя стратегия.
Я отложила телефон в сторону и подошла к окну. За стеклом темнел вечерний город, зажигались огни. Где-то там, в этой паутине света, сидели они — тетя Лариса, дядя Вадим, бабушка — и ждали моей капитуляции. Ждали, что я, сломленная их коллективным напором, молча переведу деньги.
Но я больше не была сломленной. Я была спокойна. Холодный гнев — лучший советчик. Он не ослепляет, а, наоборот, обостряет зрение.
Я медленно прошлась по квартире, и мой взгляд падал на привычные вещи, которые теперь виделись в новом свете. Ноутбук, на котором я работала сутками. Кофемашина, купленная на первую серьезную премию. Книжная полка с дорогими изданиями, которые я собирала годами. Все, что я имела, было заработано мной. Без их помощи, без их поддержки. А они считали, что имеют на это право только потому, что мы связаны каплей общей крови.
Они требовали отчет? Хорошо. Они его получат.
Я села за компьютер, но открыла не рабочий проект, а старую папку с архивом переписок. Мои пальцы замерали над клавишами. С чего начать? Свадьба Кати была лишь верхушкой айсберга. Это была давняя, укоренившаяся система.
И я начала вспоминать. Сначала обрывками, потом все четче, как будто стирая пыль со старой, забытой мозаики.
Вот тетя Лариса, три года назад. «Настенька, родная, случилась беда — прорвало трубу, залили соседей. Нужно срочно сорок тысяч, отдам с первой получки!» Я помнила тот разговор. Помнила ее панический, слезливый голос. Я тогда только получила аванс за большой проект и, не раздумывая, перевела деньги. Получка у тети приходила раз в месяц, но о возврате долга она заговорила только через полгода, и то вскользь: «Ой, Насть, ты уж извини, сейчас такие трудные времена, ты же не пропадешь». Больше мы к этой теме не возвращались.
Я принялась лихорадочно искать. Искала в почте, в старых чатах мессенджеров. И нашла! Не расписку, конечно, нет. Но нашла переписку, где она подробно, со всеми деталями описывала аварию и умоляла помочь. И мое ответное сообщение: «Перевела. Держись». И ее: «Спасла! Я тебя никогда не забуду! Верну в ближайшее время!»
«Ближайшее время» растянулось на три года.
Дальше — больше. Обучение Кати. Год назад тетя опять вышла на связь. «Катюша хочет на курсы повышения квалификации, очень перспективные. Стоят пятьдесят тысяч. У нас свободных нет, а у тебя голова на плечах, ты понимаешь, как важно вкладываться в образование». Я и тогда поверила. Перевела. А через месяц Катя выложила фото с нового айфона последней модели. На мой робкий вопрос: «Как курсы?» — тетя отмахнулась: «Ой, бросила она их, не пошло. Зато теперь с новым телефоном — умничка!»
И снова я полезла в архив. И снова нашла подтверждение. Просьбу о деньгах на «курсы» и мой перевод.
Потом была бабушка. Ее старый телефон с кнопками. «Внученька, он совсем развалился, а я так люблю с внучатами по видеосвязи общаться». Я, не скупясь, купила ей современный смартфон. Через неделю она пожаловалась маме: «Неудобный он, стеклянный, боюсь уронить. И глаза от него болят. Лучше бы старый починили».
Я открыла историю заказов и нашла тот самый заказ. Дата, модель, цена — все совпадало.
Каждый чек, каждая переписка были как пазл. Я собирала их в единую картину, и картина эта была ужасна. Я была для них не племянницей, не внучкой, не двоюродной сестрой. Я была удобным, безотказным кошельком. Источником финансирования их бесконечных «проблем» и «праздников».
Я открыла чистый документ и начала составлять таблицу. Сухую, без эмоций, как бухгалтерский отчет.
1. Тетя Лариса, май 2020 года: ремонт после потопа — 40 000 руб.
2. Тетя Лариса (для Кати), март 2022 года: курсы повышения квалификации — 50 000 руб.
3. Бабушка, январь 2023 года: смартфон — 35 000 руб.
Я не стала приписывать мелкие подарки и переводы по тысяче-другой на дни рождения. Это было бы уже мелочно. Я брала только крупные, подтвержденные перепиской суммы.
Итого: 125 000 рублей.
Я откинулась на спинку стула и посмотрела на цифру. Сто двадцать пять тысяч. Моих кровных денег, которые они взяли с легкостью и которые я списала на «помощь семье».
А теперь они требовали еще сто пятьдесят тысяч. За то, чтобы меня не было на их празднике.
Уголки моих губ поползли вверх в самой что ни на есть холодной улыбке. Идея, четкая и блестящая, оформилась в моей голове.
Они хотели денег? Они хотели семейного совета? Они хотели решить, быть мне в их семье или нет?
Что ж. Я предоставлю им такую возможность. Я дам им высказаться. Выслушаю все их упреки и требования.
А потом я предъявлю им свой счет.
Наступило утро дня икс. Я провела его не так, как ожидала, наверное, моя родня. Не в слезах и не в панике. Я провела его в спокойной, почти механической подготовке. Привела в порядок таблицу с долгами, сохранила скриншоты самых ярких моментов переписки в отдельную папку на рабочем столе. Я была готова.
Ровно в одиннадцать, как мы и договорились после моего короткого и делового сообщения в общий чат («Обсудим ваше предложение. Будьте все онлайн в 11:00»), на экране моего ноутбука один за другим загорелись лица.
Тетя Лариса — с выражением торжествующей победы и легкой усталости от вынужденных хлопот. Дядя Вадим — с важным и немного скучающим видом человека, отрываемого от более серьезных дел. Бабушка — с подобранными губами и взглядом, полным укоризны. Катя присоединилась последней, ее лицо было бесстрастным, будто она делала одолжение, удостоив нас своим присутствием.
— Ну, Настя, — начала тетя Лариса без всяких предисловий, ее голос звучал по-деловому бодро. — Мы все в сборе. Приняла, наконец, единственно верное решение? Готова перевести деньги? Рейс уже завтра, так что времени на раскачку нет.
Я сделала глубокий вдох, глядя в камеру. Мое лицо, как я надеялась, было абсолютно спокойным.
— Да, решение я приняла, — сказала я ровным, тихим голосом. — Я готова обсудить финансовые вопросы нашей семьи. Но давайте начнем с самого начала. Чтобы все было честно.
На экране я увидела, как они переглянулись. Дядя Вадим нетерпеливо хмыкнул.
— Какой еще «начало»? Какая честность? Речь о конкретной сумме для конкретного события, — проворчал он.
— Именно поэтому, — парировала я. — Прежде чем я перечислю вам сто пятьдесят тысяч, давайте закроем старые, нерешенные финансовые вопросы. Чтобы в будущем не было недоразумений.
Я открыла на экране подготовленную таблицу и сделала так, чтобы она была видна им в демонстрации экрана.
— Тетя Лариса, май 2020 года, — начала я, и мой голос зазвучал четко, как у диктора новостей. — У вас прорвало трубу, вы затопили соседей. Вы просили у меня сорок тысяч на срочный ремонт. Обещали вернуть с первой получки.
Я переключила слайд на скриншот нашей переписки, где ее панические сообщения и мое подтверждение перевода были видны как на ладони.
— Прошло три года. Деньги вы так и не вернули. Проценты за просрочку я начислять не буду. С вас — сорок тысяч.
В трубке повисло гробовое молчание. Тетя Лариса побледнела, ее глаза округлились.
— Это… Это что за поклеп! — выдохнула она, но в ее голосе уже не было прежней уверенности, только паника. — Какие сорок тысяч? Я не помню такого!
— У меня есть переписка, — холодно ответила я. — Хочешь, я скину ее копию в наш общий чат прямо сейчас? Со всеми твоими слезливыми смайликами и клятвами?
Я не стала ждать ее ответа и перешла к следующему пункту.
— Март 2022 года. Ты же просила для Кати пятьдесят тысяч на курсы повышения квалификации. Очень важные и перспективные, как ты говорила.
Новый скриншот. Новые ее сообщения.
— Катя бросила эти курсы через месяц. Но деньги я не видела. С вас — еще пятьдесят тысяч. Итого уже девяносто.
Катя на экране едко фыркнула и отвела взгляд. Тетя Лариса открыла рот, но не смогла издать ни звука.
— Бабушка, — мягче обратилась я к следующему «должнику». — Январь этого года. Ты жаловалась на старый телефон. Я купила тебе новый, хороший смартфон за тридцать пять тысяч.
Я показала скриншот из истории заказов.
— Ты сказала маме, что он неудобный, и вернулась к старому. Где тот телефон? Я готова принять его обратно и вернуть тебе твой прежний. Либо компенсировать его стоимость. С тебя — тридцать пять тысяч.
Бабушка смотрела в камеру с немым ужасом. Ее лицо исказилось.
— Да как ты смеешь! — вдруг взорвалась тетя Лариса, найдя, наконец, дар речи. — Это же подарки! Как ты можешь требовать назад подарки! Это низко! Это подло!
— Нет, — мой голос прозвучал сталью. — Подарок — это когда дарят от чистого сердца, без последующих требований и упреков. А вы сейчас требовали с меня деньги. Значит, мы ведем финансовые расчеты. Так давайте вести их до конца.
Я свела все в итоговую строку.
— Итого, вы мне должны сто двадцать пять тысяч рублей. С учетом того, что вы требуете с меня еще сто пятьдесят, я готова пойти навстречу.
Я сделала драматическую паузу, глядя на их растерянные, побелевшие лица.
— Я прощаю вам двадцать пять тысяч. И предлагаю просто произвести взаиморасчет: ваши сто пятьдесят тысяч вы мне не переводите, а я списываю ваш долг в сто двадцать пять. С меня, получается, еще двадцать пять тысяч. Я готова их вам перевести. Сегодня. Прямо сейчас.
Я закончила и откинулась на спинку стула, сложив руки на груди.
Веб-камера передавала идеальную картину. Тетя Лариса была пунцовой и беззвучно шевелила губами. Дядя Вадим смотрел в сторону, пытаясь сохранить остатки достоинства, но по его шее ползли красные пятна. Бабушка плакала, уткнувшись в платок. Катя с ненавистью смотрела прямо в камеру, ее красивое лицо исказила гримаса злобы.
— Ты… Ты сумасшедшая! — просипела наконец тетя Лариса. — Это шантаж! Мы ничего тебе не должны!
— Как знаешь, — пожала я плечами. — Тогда жду мои сто двадцать пять тысяч на карту. До конца дня. А уже после их поступления мы обсудим ваши сто пятьдесят на свадьбу. Или… — я умышленно сделала паузу, — или я вышлю все эти скриншоты и нашу сегодняшнюю беседу всем нашим общим знакомым. Всем. Чтобы они тоже оценили, какая у вас «дружная» семья.
Сказав это, я без лишних слов нажала кнопку «Покинуть звонок».
Экран погас. В комнате воцарилась тишина, звонкая и абсолютная.
Я сидела в тишине, прислушиваясь к собственному сердцебиению. Оно было ровным и спокойным. Никакой дрожи в руках, никакого комка в горле. Только легкая, почти невесомая пустота, как после тяжелой, но успешно выполненной работы.
Эйфория триумфа, которую я ожидала почувствовать, не нахлынула. Было странное, отрешенное спокойствие. Я только что сожгла все мосты. Взорвала хлипкий шаткий плот под названием «наша семья» и осталась одна посреди океана. И океан этот был тихим и безмятежным.
Первой нарушила тишину вибрация телефона. Он затанцевал на столе, раз за разом, снова и снова. На экране мигало имя «Тетя Лариса». Я не стала брать трубку. Я просто смотрела, как оно вспыхивает и гаснет, снова и снова, как аварийная сигнализация на тонущем корабле.
Потом пришли сообщения. Сначала от тети. Гневные, путаные, написанные с очевидными опечатками.
«Настя вернись в созвон! Что это было! Ты опозорила нас перед всеми!»
«Как ты могла такое выдумать! Мы тебя растили считали родной!»
«Это клевета! Я подам в суд! Вернись и извинись!»
Я читала их с холодным любопытством, будто изучала поведение незнакомого вида насекомых. Ни в одном сообщении не было ни слова о деньгах, о долгах. Только оскорбленное самолюбие и попытки давить на жалость.
Потом пришло голосовое сообщение от бабушки. Я включила его. Сквозь рыдания и всхлипы был слышен ее надтреснутый, полный укора голос.
— Внученька… Настенька… родная моя… что же ты наделала… Как ты могла так поступить с родной кровью… Мы же одна семья… Все можно было решить по-хорошему… Теперь все разрушено… Я не переживу этого позора…
Ее слова, которые раньше заставляли бы меня съеживаться от чувства вины, теперь отскакивали от меня, как горох от стенки. Я не чувствовала ничего. Ни злости, ни обиды. Только легкую усталую грусть по той иллюзии семьи, которой у меня никогда не было.
Самым показательным было сообщение от дяди Вадима. Короткое и емкое, без лишних эмоций.
«Ну ты и стерва. Дай Бог тебе никогда не оказаться в трудной ситуации. Останешься одна.»
Я посмотрела на это сообщение и вдруг улыбнулась. Первой настоящей улыбкой за все эти дни. Я не стала ничего доказывать, оправдываться или грубить в ответ. Я просто набрала короткий ответ и отправила.
«Спасибо. Значит, все сделала правильно.»
И после этого заблокировала его номер. Один за другим я прошлась по списку контактов: тетя Лариса, Катя, бабушка, дядя Вадим. Каждое имя — щелчок кнопки «Заблокировать абонента». Не со злости, не с ярости. С чувством глубокого, окончательного закрытия гештальта.
Я вышла из всех общих семейных чатов в WhatsApp и Telegram.
Мне было интересно, сколько времени пройдет, пока они это заметят.
Потом я встала, подошла к окну и распахнула его. В комнату ворвался прохладный вечерний воздух, пахнущий осенью и свободаой. Я сделала глубокий вдох.
Да, было немного грустно. Грустно от осознания того, что те связи, которые ты считал хоть сколько-то прочными, оказались гнилыми нитками. Грустно от того, что меня так легко обменяли на возможность устроить праздник за мой счет.
Но эта грусть была очищающей. Она была о прошлом. О том, что умерло и должно было умереть.
Я обернулась и посмотрела на свою тихую, уютную квартиру. На книги, на кота, на монитор с незавершенной работой. Это был мой мир. Честный, предсказуемый, созданный моими руками. И ему больше никто не угрожал.
Я осталась одна. Но это не было одиночеством отчаяния. Это было одиночество выбора. Одиночество человека, который предпочел здоровое, честное одиночество токсичному и лживому обществу.
Я была свободна.
Утро следующего дня было на удивление солнечным и ясным. Я проснулась без привычной тяжести на душе. Тишина в квартире была больше не давящей, а умиротворяющей. Я сварила кофе, вкус которого казался мне особенно насыщенным, и села за компьютер уже не как за баррикадой, а как за своим рабочим местом.
Мысли о вчерашнем разговоре иногда всплывали, но уже не вызывали бури эмоций. Только легкое, горьковато-сладкое послевкусие. Я проверяла почту, отвечала клиентам и вдруг поймала себя на мысли, что все утро не брала в руки телефон, чтобы проверить, не написал ли кто-то из «родни». Эта навязчивая привычка просто исчезла. Я была отключена. Отрезана. И это было прекрасно.
И тут меня осенило. Я открыла приложение моего банка и посмотрела на счет. Те самые сто пятьдесят тысяч, которые я была «должна» отдать за чужой праздник, все еще были там. Мои деньги. Заработанные моим трудом, моими бессонными ночами.
Я откинулась на спинку стула и смотрела на цифры. Раньше они были просто суммой. А теперь виделись билетом куда-то. Билетом в новую жизнь, которую я только что отстояла.
Я не стала долго раздумывать. Я открыла сайт турагентства, которое присматривала еще полгода назад, и забронировала тур. Не в Сочи. На Бали. На те самые даты, когда должна была состояться свадьба Кати. Я оплатила его полностью. Своей картой. За себя.
Потом я зашла в интернет-магазин и заказала тот самый профессиональный объектив для фотоаппарата, на который копила несколько месяцев, но все время откладывала покупку, потому что находились «более важные» траты.
Я совершала эти покупки с чувством легкого, почти детского восторга. Это был не шоппинг от скуки. Это был акт свободы. Я тратила деньги на себя. Без угрызений совести. Без оглядки на то, что подумает «семья».
Через пару недель, листая ленту Instagram (я так и не решилась удалить их из друзей, любопытство взяло верх), я наткнулась на первые фото со свадьбы Кати.
Я ожидала увидеть шикарный банкет на берегу моря, дорогие наряды и счастливые лица. Но то, что я увидела, заставило меня замереть на секунду.
Фотографии были сделаны явно не в Сочи. Узнаваемый пейзаж родного города виднелся на заднем плане. Столы были накрыты не в ресторане, а в каком-то кафе, довольно тесном. Гостей было не пятьдесят, а от силы двадцать. Платье Кати было красивым, но явно не тем, за «пятьдесят тысяч», которое она хвасталась.
Под самой вычурной фотографией с короной на голове Катя написала: «Самый лучший день в моей жизни! Спасибо всем, кто был рядом! #свадьбамечты #вкругеблизких».
Я внимательно посмотрела на ее улыбку. Она была широкой, но не дотягивающей до глаз. В них читалась усталость и капля разочарования.
И тут все встало на свои места. Не было никакой роскошной свадьбы в Сочи. Это был миф, созданный тетей Ларисой, чтобы произвести впечатление и выманить у меня деньги. Мои сто пятьдесят тысяч должны были стать их билетом в ту самую сказку, которую они не могли себе позволить. Без моих денег сказка лопнула, как мыльный пузырь.
Я не испытала злорадства. Мне стало… жаль их. Жаль этой показухи, этих вечных попыток казаться, а не быть.
Они сами стали заложниками собственной лжи.
Я закрыла приложение и отложила телефон. Мое решение было правильным. Окончательным.
В тот же вечер я встретилась с подругой, которую не видела несколько недель из-за всей этой истории. Мы сидели в уютном баре, и я наконец рассказала ей все от начала до конца.
— Боже, Насть, да они просто психи! — она качала головой, потягивая коктейль. — Я бы на твоем месте им такого наговорила…
— Я сказала им главное, — улыбнулась я. — И сделала еще кое-что.
— Что? — подняла она бровь.
— Купила себе вот это, — я достала из сумки новенький объектив.
Подруга свистнула.
— Это же твоя мечта! Наконец-то! А на что сподвиглась?
— На осознание того, что лучше инвестировать в свои мечты, чем в чужие иллюзии, — сказала я и подняла бокал. — За себя. Настоящую.
Мы чокнулись. И в этот момент я поняла, что самая лучшая семья — это не та, в которую ты рожденна, а та, которую ты выбираешь сама. И мой выбор был верным.